Здоровый северянин тут же оприходовал пацаненка затрещиной, так, что у того ухо мигом распухло чуть не вдвое, и сделалось красным. Парень тут же затерялся среди воинов.
- Верно мальчишка сказал, - подтвердил северянин. - Выступи мы раньше - и остальным не поможем, и себя загубим. Пусть шараши отойдут далече от ворот, а уж там и мы выступим.
Арэн кивнул, мол, понял. Но и после того, как все открылось, совесть его не мучила. Он не очень понимал, отчего надобно такое промедление, но решил помалкивать - кто знает, хватит ли северянину вдержки не распотрошить его тут же, даром что теперь никто не указ ему. А там скажет, что чужестранца задрали людоеды, и всего делов, а пара сотен свидетелей из северян, только поддакивать станут.
- Здорово его тварь-то пошманала, - гоготнул голос, слишком тонкий, чтоб быть мужским, и слишком басистый, чтоб принадлежать женщине. Однако следом за ним появилась и хозяйка - здоровая северянка, с обрито дочиста головой и вровень ростом с мужчинами. Если бы не выпуклости на груди да не по-мужски крутые бедра, Арэн принял бы ее за мужика, только и того, что безборода.
- Ты, часом, не ссучиться ли вздумала за заморским недорослем? - переспросил ее северянин, с которым Арэн неосторожно вступил в перепалку. - Нашто он тебе, Росомаха? К груди разве что прижимать, чтоб сиську сосал, как дите малое.
Его слова поддержал дружный хохот. Арэн нутром чуял провокацию: северянин ищет повод поддеть его, чтоб тот первый бросился в драку. Потому дасириец позволил себе только усмешку. Чего нельзя было сказать о той, которую называли Росомахой. Она нахмурилась, ее кривой нос-картофелина, почти сплющился, кончик его сделался алым, глаза налились злобой. Она взялась за рукоять тяжелого цепа: неправильной формы шар, будто ёж утыканный острыми нашлепками, весь в ошметках серой кожи людоедов, качнулся дурным предзнаменованием.
- Гляжу, Варт, язык-то тебе без надобности. Горазд только молотить об чем не надобно. Вот я его после и пришпилю на мельницу, куда повыше, чтоб все видали.
Воины как-то сразу притихли, расступились, обнося Росомаху и Варта живым кольцом. Дасириец, сам того не желая, оказался третьим лишним, и спешно соображал, как поступить дальше. Один раз он уже вмешался по неосторожности, проверять, выйдет ли во второй раз, желания не было. Но и кровопролитье ни к чему: шараша оставались в городе, и каждая пара рук могла решить исход сражения.
К счастью, выбирать дасирийцу не пришлось. Впереди, там, где пламя задышало с новой силой, взлетел яркий всполох. Точно комета, желтый искрящийся шар добрался до хмурого неба, расплескался мелкими искрами, и потух. Следом за ним взлетел еще один.
- Знак, - пробубнил Варт, косясь на воительницу. Он не скрывал недовольства из-за прерванной перепалки, но медлить было нельзя. - Идем, и пусть Скальд присмотрит за нашими душами.
Арэн нарочно отстал от остальных, выжидая, когда Варт скроется из виду. И тут же поучил крепкий тычок в плечо. Обернулся и тут же напоролся на насупленную Росомаху. Женщина подтолкнула его рукой.
- Держись около меня, чужестранец, - в полголоса предупредила она, приноравливаясь к его шагу. - Этот дуралей мечом мастак размахивать, а вот головенка у него не шибко соображает. Злобу на тебя взял - чую. В бою, небось, изловчится, чтоб ты на его клинок ненароком налетел, смекаешь?
Арэн кивнул. Слова северянки не расходились с его собственным мнением.
- Спасибо, - произнес он, чувствуя себя олухом. И как его угораздило вляпаться, чтоб женщина за него слово держала?
Росомаха только криво ухмыльнулась, меж ее разбитыми в кровь губами мелькнули частые прорехи меж зубов. Арэн никогда не понимал, что толкает женщин браться за меч и выступать на поле боя наравне с мужчинами. Отец учил его, что женщина для одного только годна - детей рожать да за мужниным домом присматривать, а о другом должен печалится ее хозяин, муж. За годы, проведенные в сражениях, Арэну доводилось встречать женщин-воительниц: были среди них и тонкие лучница, и благородные дочери разорившихся воинов, славные воинственные служительницы и кровожадные разбойницы. Но все ж он никогда не видал в них и половины той силы, что двигала мужчиной. Воины не считали их ровней, при случае избавлялись, оставляя где-нибудь у дороги, прикованной, в надежде, что беднягу отпустит какой-то странствующий проповедник или торгаш. Некоторых настигала более печальная участь: воины, что проводили в военных походах много дней и месяцев, изголодавшись за женской плотью, набрасывались на всякую, у кого в штанах не было мужских причандал. Арэн слыхивал, что рхельцы и эфратийцы нарочно возили за войском кибити с падшими женщинами, но в Дасирии проституция каралась смертью и показательными муками при толпе; конечно же, в каждом городе были места, где каждый мог найти себе плотских забав на всякий вкус, но их нахождение тщательно скрывалось от служителей закона и, как правило, были недоступны никому, кроме дворян, зажиточных лавочников и знати. Как-то на глазах Арэна, два десятка воинов изнасиловали молоденькую воительницу, с которой намедни пили от одного меха. Несчастную брали и по двое-трое сразу. К тому времени, как он подоспел, девушка почти ничего не соображала, и Арэн не нашел для нее иной милости, кроме как перерезать глотку и положить конец мукам. Предстояло сражение и он не мог покарать насильников: войско, и без того ослабленное стычками, стремительно редело, наказать этих воинов означало бы лишиться мечей и потерять уважение у солдат. Тогда он запомнил всех их, в лицо, каждого. Когда битва была выиграна, позаботился о том, чтоб те из насильников, кому удалось выйти живым, отправились к Гартису на обратном пути домой.
- Думаешь, небось, чего я вместо того, чтоб перед мужиком ноги растравлять, за воинами поплелась? - будто услыхав его мысли, спросила Росомаха.
- Были мысли, - признался Арэн.
Они вышли из переулка, шаги воинов ускорились, кто-то впереди затянул воинственную песню. Арэн не разбирал слов, но ритм пришелся ему по душе. Северянка не торопилась с ответом, кусала губы и то и дело останавливалась, придерживаясь за бок. Когда она в который раз отвела руки, Арэн увидел алые пятна на ее ладонях, и узкие ручейки крови, что проступили сквозь плотную кожу брони.
- Ты ранена, - он попытался задержать ее, но женщина отвела руку помощи.
- Мужа моего и троих детишек, в прошлом году забрали шараши. Пришли в деревню, от которой теперь и следа нет, и забрали всех. Стариков там же сожрали. А кого помоложе, потащили к Пепельным пустошам. Детю моему младшему, горло раскромсали, да подвесили вверх ногами, кровь чтоб собирать его. Не иначе она у тварей поганых за лакомство. Торхейм с воинами нагнал людоедов, отбил, кого смог. Я среди тех была. - Она снова зло осклабилась. - Просила не вызволять меня, да кто же слушал. С того времени и прибилась я к воинам: дома нет, семья никогда покоя не найдет. Только не найду покоя, пока не порублю столько шарашей, чтоб все их выводки поганые извести. А ты, чужестранец, чего ради здесь мечом размахиваешь? Славы ищешь или смерти? - говоря это, она окинула его пристальным взглядом.
- Покоя, - бросил Арэн.
Тем временем воины подступились к шарашам в тыл и битва закипела с новой силой.
Никогда прежде не доводилось Арэну хлебнуть такой злости и агонии. Будто сам Ашлон Мечник наполнил головы северян яростью. Воины рубились, кололи противников мечами, напирали, забывая об осторожности. Сам дасириец старался не подпускать к себе никого, держа людоедов на расстоянии длины клинка. В лицо дышало жаром, будто от раздутого кузнечного горнила. Лицо застила пелена, бесконечная пляска, которой сошлись северяне и шараши. Больше не мелькали впереди гигантские фигуры воинов-защитников, вспышки магии становились все реже. Ни одна битва не может длиться вечно, вспомнились дасирийцу слова отца, иначе она превратится в ленивую возню двух мух, что запутались в меду.
Силы северян истощались, воины падали один за другим, как скошенные по чьей-то злой воле. Арэн и сам был на последних силах. Однако, медленно, но не отступая, северяне отталкивали шарашей все дальше от спасительной дыры в стене, через которую те вломились в город. Среди шараяновых отродий больше не было ни троллей, ни великанов, но людоеды до сих пор превосходили артумцев числом. Шараши не знали усталости, бездумно лезли вперед, с одной только целью - набить брюхо, оттого и становились легкой целью. Те, что ходили на двух ногах, действовали иначе: сразу по нескольку наваливались на жертву и нашпиговывали ее ржавыми лезвиями и копьями, а то и вовсе расстреливали со стороны, заняв позиции за полу обвалившимися стенами домов.
Когда огонь оказался совсем близко, людоеды засуетились, почуяв неладное. Северяне же, напротив, приободрились. Арэн услыхал воинственный клич Росомахи, которая всегда была где-то поблизости. Мужчины подхватили ее призыв, подхватил и Арэн, салютуя ей мечом, хоть сомневался, что северянка могла углядеть его в сражении. Откуда-то издалека, там, где огонь с запада готовился захлопнуть капкан для людоедов, послышался ответный многоголосый клич.
- Нужно вытащить Берна! - прокричал кто-то. - Пробить тропу живым!
- Никто там не выживет, - отозвался Варт. Он тоже оказался рядом. Северянину перепало с лихвой: его наполовину оторванное ухо болталась на тонком клоке кожи, голову раскроил шрам.
- Нужно хоть попытаться, - вмешался Арэн. Знал, на что шел, не мог смолчать. - Если они живы до сих пор, значит, боги проявили милость. Нельзя ею пренебрегать
Взгляд Варта был красноречивым. "Он бы с радостью растерзал меня тут же, - подумал дасириец. - Выпотрошил бы, как рыбину".
- Нехорошо Конунга бросать, - выступила Росомаха. Воительница будто нарочно дразнила северянина, специально говорила ему наперекор. И, хоть она ни словом о том не обмолвилась, Арэн не сомневался, что у северянки на то была своя причина. - Я пойду, а кто не боится зад пришмалить - пусть за мной ступает.
Сказав это, торопливо пошла прямо на огонь. Арэн заметил, что здесь почти не осталось живых людоедов. Тех, что остались за пламенным капканом, добивали воины. Часть северян пошла за Росомахой, к удивлению Арэна - бо́льшая часть. Но он и сам примкнул к воительнице. Теперь ничто не заставляло его лезть на рожон, но и лучше сунуться в огонь, чем после, на страсти, вспоминать, как струсил. Арэн хмыкнул: отец бы гордился им, увидь теперь. Отважный и храбрый, идущий на смерть с гордо поднятой головой. Только в одном дасириец бы ни за что не признался родителю.
Заглядывая в глаза смерти, он все больше боялся умереть. И чем ближе подходил к огню, тем ярче видел за ним собственную смерть.
Пламень жадно набросился на стены домов, рыжие языки взялись лизать гранитные статуи. Дасириец не знал, что за неведомая сила поможет им пройти через стену огня, но не сомневался, что стоит подступиться ближе - и тот сожрет их.
- Там брешь есть, - сказала Росомаха, когда воины подошли настолько близко, что пот градом катился по их лицам. Она указала в сторону дома, часть которого бесформенной грудой камня оплыла на улицу, часть уже поддалась огню. Но в остатке стены действительно виднелась узкая трещина.
Росомаха первой протиснулась в нее - щель оказалась такой узкой, что не каждый северянин протиснулся бы в нее. Те, что были мельче ростом, пошли первыми, с ними и Арэн. Остальные взялись пробивать проход шире.
Внутри дома, крыша которого частично сохранилась, было задымлено и нестерпимо воняло гарью. Арэн отвернулся, когда увидал в углу человека. Огонь как следует полакомился им: кожа стала пеплом, череп обгорел до самой кости, почерневшее мясо осталось только на ребрах.
Дасириец старался не дышать ртом, закрылся рукой и спрятал нос ладонь. Росомаха вела их: сперва они прошли до конца комнаты, где пришлось буквально перепрыгивать через охваченный огнем дверной проем, потом вверх по лестнице, потому что на первом этаже, там, где должен был быть лаз, путь загородили остатки упавшей крыши. Арэн мысленно поблагодарил богиню удачи - приди они немного раньше, полегли бы все. Но и ступени вверх стали последними для нескольких. Примерно на половине пути лестница провалилась, забирая в брешь двоих северян. Острые края досок вспороли мужчин, и те исчезли из виду. Следом рухнула вся нижняя часть лестницы, и огонь жадно пополз к ней, будто почуяв, что ему найдется чем поживиться на куче досок. Тем северянам, которые не успели перешагнуть, пришлось воротиться назад, остальных поторопила Росомаха.
- Не выберемся - все тут сгорим, - прикрикнула она.
Никто не роптал, не стал винить женщину, что завела их на погибель. Воины послушно шли за ней, кто как подбадривая друг друга. Один сказал, что когда вытянут Берна, тому придется расщедриться на пару кулаков хорошего хмеля, остальным эта идея понравилась, и северяне громогласно сошлись на том, что никак не меньше, чем по бочонку на человека.
- А чужестранцу два, - гоготнула где-то впереди Росомаха, и добавила тут же: - Чтоб, когда уедет, похмелье ему долго об Артуме напоминало.
Арэн подхватил общий беззлобный хохот.
На втором этаже нашлась кладовая, полная всякого рабочего инструмента. Там же нашлась и кособокая, но довольно крепкая приставная лестница. По ней северяне спустились вниз: эта часть дома почти полностью обвалилась, открывая воинам все, что творилось внутри огненного кольца. Дожидаясь, пока подойдет его очередь спускаться, дасириец осмотрелся. Он не сразу понял, что за белый шар покрывает почти всю часть улицы. Огонь, казалось, выел все, что нашел. Арэн видел высокую пламенную воронку, что поползла дальше, в южную часть города. Как за короткое время он так запросто погубил все, чего коснулся?
Уже когда воины, стараясь держаться вместе, пошли вперед, дасириец понял, что было белым покрывалом мостовой. Под подошвами сапог хрустели кости. Человеческие ли или людоедские - огонь уровнял всех, собрав в один бесконечный могильник. Воины потихоньку осеняли себя охранными знаками и шептали прощальные молитвы, прося Гартиса явить милость заступникам Сьёрга.
Зайдя немного дальше, стало ясно - не спасся никто. Воины уже собирались воротиться домой, когда Росомаха велела всем умолкнуть, настороженно прислушиваясь. Стоило ей сделать это, как Арэн тоже услыхал звуки: хриплые, будто стонал древний старик. Доносились они откуда-то с западной части, там, где на месте домой остались обгоревшие и поплавившиеся каменные заслоны. Северяне рванулись туда, позабыв об осторожности.
Когда каменная гора дрогнула, дасириец решил, что земля под Сьёргом снова растревожилась, но уже через мгновение он понял, что ошибся. Валуны спешно собирались, будто их тянула один к одному неведомая сила. Вот они собрались в грузное тело, выстроились руками и ногами. И гигант встал, ожившим безголовым колосом. Дасириец мысленно помолился, чувствуя - силы его иссякли. И откуда все напасти? Шараши, гиганты, тролли, существа в темных мантиях и те, то рвали глотки живым... А теперь еще и это. Неужто боги ослепли или Артум попал в немилость всем сразу?
- Боги помогите нам! - раздался первый крик, и тут же оборвался метким ударом каменного кулака.
Гигант повернулся к воинам торсом и зашагал к ним. Каждый раз, когда его ступня встречалась с землей, раздавался грохот, по каменной мостовой расходились трещины. Казалось, что создание из камня идет послушное чьей-то злой воле. Словно почувствовав, что людишки собираются уносить ноги, существ поторопилось, неся на северян тараном. Люди бросились в рассыпную, те же, кто замешкался, нашли смерть. Когда великан чуть было не настиг кулаком и Арэна, дасириец увидал наполовину зажатую камнями фигуру. Человек бы густо перепачкан кровью, но понемногу сопротивлялся, пытаясь высвободиться из плена дивой клетки. Дасириец узнал край скореженого нагрудника с оттиском медвежьей лапы, а потом и самого северянина. Берну, в отличие от остальных, кому отмеряно было стать нынче пеплом, везло. Если можно назвать везением незавидное положение вождя. Но дасириец не мог ему помочь - ему едва хватало сил, чтоб уворачиваться от ударов гиганта. Он видел Росомаху, которая, видимо тоже увидев Берна, попыталась отбить вождя. Женщина плутала между ног великана, то и дело с грохотом лупила по его ногам набалдашником цепа. Тот даже не реагировал, только продолжал размахивать ручищами в стороны и топать ногами, точь в точь как тот гигант, которого распотрошил призрачный орль. Но северянка не унималась, без устали продолжая колошматить великана цепом.
Когда дасириец увидал пламя за спиною гиганта, он решил, что пламенный вихрь воротился. Будто вдобавок ко всем несчастьям не хватало еще и огня. Каменный великан наверняка всех тут положит. Только вихрь приближался слишком быстро, чтоб дасириец не нашел в том странного. Но разглядывать толком, что и как, не давали кулаки великана: дважды уже он едва не пришиб дасирийца, но тому удалось вовремя уйти в сторону.
А вихрь все приближался. Только теперь его очертания отчего-то тоже сделались похожими на человеческую фигуру. Наверное, башка перестала отличать реальное от надуманного, решил дасириец, уже почти готовый сдаться. Доспех и меч сделались невероятно тяжелыми, и если клинок он выбросил почти сразу, - что могла сделать железная лента против каменного увальня, против которого была размером с шило? - то от брони избавиться не мог. Снять нагрудник в такой суматохе? Каждое промедление означало верную смертью, а расстегивать крепления на бегу Арэн не смог бы, даже захоти того всем сердцем. Вспомнился Раш, который любил приговаривать, что железная скорлупа хорошего воина лишает скорости, а против ловкого противника будет бесполезна.