- Ты уже дал им работу, - рассмеялся Казимир. - Как насчет того, чтобы за нее заплатить?
- Он считает, что умеренная порка - это достаточное вознаграждение! вставил Гастон.
Элдон замахал руками пытаясь возразить.
- Работа, которую я предлагаю, будет хорошо оплачена звонкой монетой! воскликнул он. - Сокровищ в нашем городе хватит на всех.
- Главное сокровище Гармонии - люди, а не золото, - с негодованием прервал его Казимир. - Сколько нынче на рынке дают за живую душу, Элдон? Ты должен это знать.
- Я предлагаю не деньги, а процветание, - не сдавался Элдон Комистев. - В моей Гармонии сосед будет помогать соседу, богатый - бедному.
- И все это - под страхом смерти или наказания, - вставил Равеник.
- Моя Гармония заживет как одна счастливая семья, - возразил потрясенный Комистев.
- Гастон был бы деспотичным мужем, а ты станешь тираном-отцом, - вскричал Казимир. - Людям нужно служить, а не подавлять их, силком навязывая процветание!
Зрители снова разразились громкими аплодисментами. Прежде чем они затихли, горячий диспут продолжился. Луна поднималась все выше в небе, и разоблачения Казимира становились все более острыми и едкими. Всякий раз он был на острие атаки, громя очередного претендента под аплодисменты собравшихся. Четверо бардов все сильнее и сильнее озлоблялись, чувствуя неподдельную ненависть к острому на язык и находчивому незнакомцу. Каждая выпушенная Казимиром стрела точно попадала в цель, и трубадуры скалили клыки в предвкушении момента, когда настанет черед Раненого Сердца отвечать на вопросы. Раненое Сердце, почему именно ты лучик; других подходишь для того, чтобы править Гармонией?
Казимир выдержал паузу, добиваясь всеобщего внимания.
- Мое сердце принадлежит моему народу.
Гастон Олайва первым бросился в атаку.
- Не оказало ли ранение в сердце разрушительного влияния на твои мозги?
- Треснувшая голова лучше, чем вообще никакой... впрочем, тебе этого не дано понять.
- Спятившие правители принимают сумасшедшие решения! - прокричал Гастон, перекрывая смех.
- Наш Зон Кляус мастер подобных решений: под его правлением богатые становятся богаче, а бедные - беднее. Может быть, мое сумасшествие поможет мне помнить о богачах, не забывая о бедных.
- Как ты заработал ранение в голову? - едко поинтересовался Элдон. - Может быть, ты слишком часто бился ей о стены?
- То, что ранит мое сердце, ранит и мой разум, - парировал Казимир. - Если бы в твоей груди было сердце, а не обугленная головешка, и ты чувствовал бы то же самое.
- Почему ты прячешь лицо под маской? - спросил Хейндал.
- Лица лгут, мой добрый Хейндал, сердца говорят правду. Надеюсь, что твое лицо убедительно лгало сегодняшней ночью, пока я говорил своим сердцем.
- Ты ненавидишь нашего любимого Кляуса, не так ли? - вставил Равеник.
Казимир заколебался, прижимая к сердцу руку в перчатке.
- Я люблю... - начал он, и голос его дрогнул. Он откашлялся и продолжил: Я люблю Зона Кляуса так сильно, как если бы я был его единственным сыном. Что касается тебя, Равеник, то разве стал бы ты пытаться отнять у него власть, если бы любил нашего Верховного Мейстерзингера?
- Достаточно! - прозвучал над сценой и над рядами слушателей глубокий голос Зона Кляуса.
Он шагнул вперед и сделал знак состязающимся отступить в тень. Затем, как и в первый раз. он стал по одному вызывать менестрелей вперед. Собравшиеся, многие из которых из года в год посещали турниры трубадуров, встречали каждое имя аплодисментами. Когда овации затихали, Кляус что-то записывал в своей книжице. Симпатии публики распределились между первыми четырьмя бардами примерно поровну. Оставался только Казимир. В толпе раздавался неутихающий глухой ропот.
- Мастер Раненое Сердце!
Раздавшийся в ответ оглушительный рев не оставлял никаких сомнений. Раненое Сердце выиграл второй круг состязаний.
* * *
Казимир в одиночестве сидел за угловым столиком "Кристаль-Клуба", когда рядом с ним раздался знакомый голос.
- Вот не знал, что певец, которого я никогда не учил, окажется столь хорош!
Казимир поднял лицо в маске и увидел черноволосого мужчину. Усы его слегка шевелились в улыбке, а в монокле играли огоньки свечей.
- Добрый вечер, мастер Люкас. Надеюсь, я не посрамил вашего имени.
Глаза Геркона Люкаса зловеще сверкнули в полутьме пещеры:
- Я воздержусь от замечаний, и приберегу свое мнение до завтра, когда ты станешь Мейстерзингером.
Когда ты станешь Мейстерзингером. Эта фраза отозвалась в голове Казимира, и он почувствовал легкое головокружение. Он планировал месть, он не собирался править Гармонией. Ему и в голову не приходило, что дело может зайти так далеко.
- Наверное, мне придется намеренно уступить в состязании. Вы же сказали мне, что должность Мейстерзингера станет напрасной тратой моего таланта, заметил Казимир.
- Если, Раненое Сердце, - сказал Люкас, опускаясь рядом с ним в мягкое кресло. - Если ты выиграешь состязание, все равно, честным или нечестным путем, эта служба станет напрасной тратой твоих способностей. Но если ты проиграешь, тебе нечего будет тратить.
- Ну что же, выигрываю я или проигрываю - все отражается на моем учителе. Возможно, если бы вы на самом деле позаботились о моем воспитании и подготовке, титул Мейстерзингера уже давно был бы моим.
Вместо того чтобы продолжить перепалку, чего Казимир отчасти ожидал, легендарный певец некоторое время молчал. Его глаза заблестели сильнее, а на губах появилась любопытная улыбка.
- Если ты выиграешь, мастер Раненое Сердце, мы поговорим о твоем образовании.
Он снова помолчал, потом указал на пустые ладони Казимира.
- Ты сегодня не пьешь?
- Плохо для горла, - Казимир потер шею.
- Действительно, очень плохо, - с понимающим видом кивнул Люкас. - Ну хорошо, я должен уйти. А ты должен поберечь свое горло.
Он поднялся и быстро ушел в полумрак таверны.
Перед столиком Казимира неожиданно возник человек в расшитом камзоле. В свете свечей он казался просто огромным. Тяжело упав на стул рядом с Казимиром, он шумно вздохнул и вытер рукавом лоб. От него сильно пахло потом и маслом. Во всяком случае, именно эта смесь каплями блестела в его неровно подстриженной бороде. Под шерстяным камзолом его легкие так и ходили ходуном, наполняясь и выпуская воздух словно кузнечный мех.
Казимир схватился за свою маску.
- Есть и другие свободные столики, - сказал он неприветливо.