Люкас в последний раз бросил взгляд
сквозь неровное стекло и, поднявшись с подоконника, подошел к цыганке. Задумчиво поглаживая свою козлиную бородку, он сказал:
- Я хочу знать, кто останавливался в этой комнате, что делал, что привело его сюда и куда он потом отправился..
Мадам Мароза собрала кости в сухой кулачок и осведомилась деловито:
- Должна ли я искать кого-то конкретно?
Люкас опустился на стул рядом со столиком, и на лице его возникла хитрая улыбка.
- Ваше племя знает меня достаточно хорошо, мадам. Вам. должно быть, известно, что я - отнюдь не глупец. Нет, я не скажу вам, кто меня интересует. Вы будете говорить мне, кого видите, а я, если укажете правильно, остановлю вас.
- Я тоже не глупа, - возразила скрюченная ведьма, протягивая к нему руку ладонью вверх. - Десять золотых... и вперед.
Люкас сунул руку в карман своего роскошного жилета и достал пригоршню монет. Не считая, он вложил золото в дрожащую от жадности руку старухи.
- Здесь - двадцать золотых, дражайшая. Начинайте же скорее.
Опуская теплые монеты в кошелек на поясе, старуха сказала:
- Здесь двадцать один золотой, но кто же считает мелочь в таком важном деле, не так ли?
- Пусть этот добавочный золотой понудит твои уста к правде, - поторопил ее Люкас.
Хитрый огонек в глазах цыганки погас. Она обратилась к столу, и лицо ее стало серьезным. Тщательно перемешав кости в сухих ладонях, она сказала:
- Хоть я бросаю кости и читаю по костям, однако я способна услышать голос этой комнаты, этих старых стен. Кости лишь очистят его и передадут мне.
- Начинай.
Старуха прикрыла свои морщинистые, словно пергаментные веки и принялась негромко мычать себе под нос. Неожиданно она разжала кулак, и кости посыпались на зеленую мраморную столешницу. Глаза цыганки тотчас открылись, и она стала пристально вглядываться в кучку сухих костей. Люкас тоже посмотрел на них, но ничего не увидел. Обглоданные кости в беспорядке рассыпались по полированному камню.
Цыганка поджала губы.
- Прошлой ночью здесь останавливался какой-то странный человек. У него были голова и тело взрослого мужчины, а руки и ноги - как у ребенка. Он приехал из Даркона...
- Гномы меня не интересуют, - проворчал Люкас. - Ни гномы и никакие другие персонажи цирковых представлений. Кто останавливался здесь за ночь до того?
Мароза враждебно покосилась на барда и собрала со стола кости. Снова закрыв глаза, она подняла лицо к потолку и выпустила кости из рук Открыв глаза, она прочла по ним во второй раз.
- Позапрошлой ночью... тайные любовники делили эту кровать. Вся комната... озарена радугой их страсти. Я...
- Кто был здесь за ночь до того?
Сердито вздохнув, Мароза подняла кости в третий раз и швырнула их на столик. Взглянув на то, как они пали, она отшатнулась, словно от удара кулаком. Люкас впился глазами в ее лицо. Щеки цыганки побелели, а на лбу выступили крупные капли пота. Схватившись за край стола, она вцепилась в мрамор, чтобы не упасть.
Люкас с голодным видом наклонился вперед, опершись кулаками на стол.
- Что же ты видишь, гадалка? Кто был здесь три ночи назад?
- Чу... чудовище, - с трудом промолвила цыганка.
- Чудовище? - эхом вторил ей Люкас.
- Чудовище в облике человека, - прошептала она, и голова ее затряслась от страха. Глаза заходили ходуном и остановились, уставившись сквозь стены комнаты куда-то в пространство. - Он был... как бы одет в человеческую кожу... но внутри - истинный монстр. Высокий, и очень худой. Он нес что-то тяжелое, очень холодное.
- Что же это было, мадам Мароза?
- Это были... были... - заговорила она, и губы ее неслышно шевелились. Внезапно тело ее напряглось. - Он нес мальчика и собаку. Оба были мертвы! выпалила она вдруг.
- Что он с ними сделал?
- Положил их... вот сюда, на подоконник, - ответила цыганка и показала рукой куда. - Потом он... он...
- Потом он стал изменять свой облик, не так ли, мадам Мароза? осведомился Люкас почти ласково. - Он превратился из высокого, худого менестреля в поджарого волка. Или я не прав?
Потрясенная цыганка уставилась на него не в силах вымолвить ни слова. В ее выпученных глазах Люкас увидел свое собственное отражение.
- И эта тварь, - продолжал наседать Люкас, в бешенстве подвигаясь вперед, - эта тварь принялась пожирать трупы, не правда ли?
Женщина не ответила, и он задал еще один вопрос:
- И эта тварь выглядела совсем как я, так?
С проворством, никак не вяжущимся с ее распухшими суставами, старуха схватила со стола пригоршню костей и швырнула их в лицо Люкасу, одновременно отшатываясь назад. Сильные, как тиски, пальцы сомкнулись на ее горле, и цыганка отчаянно забилась, пытаясь освободиться.
Жирный щелчок раздался в комнате.
Цыганка обмякла и упала лицом вперед. Люкас выпустил ее шею и глубоко вздохнул. Затем он подошел к окну, волоча за собой безжизненное тело старухи. Отодвинув занавеску, он выглянул наружу. Чудовищная улыбка исказила его черты.
Внизу на дороге, ведущей к резиденции Мейстерзингера, стояла одинокая женская фигура. Ломая руки, женщина то и дело смотрела вдоль улицы. Люкас наклонился ближе к стеклу. Повернув прут-задвижку, он осторожно приоткрыл окно, и душистый ветер ворвался в комнату. Люкас принюхался.
Холодный ночной бриз донес до него запах страха.
Отвернувшись от окна, бард согнулся в три погибели, и с ним начала происходить странная трансформация. Он стал меньше ростом, его черные волосы удлинились и стали доходить ему до пояса, борода и усы исчезли, морщины на лбу разгладились, монокль выпал из глаза и упал в подставленную ладонь, а острые черты лица округлились. Понемногу превращение охватывало все его тело, и вот вместо барда появилась в комнате обольстительная черноволосая женщина. Одежда Люкаса повисла на ней как на вешалке. Женщина посмотрела на мертвую цыганку.
- Ее платье будет мне как раз впору.
***
Юлианна рассеянно потрогала вилкой лежащую на блюде еду. Струйки ароматного пара поднимались над блюдом отборной оленины и плясали в холодном воздухе обеденной залы. Единственным звуком, нарушавшим тишину трапезной, был звон ее ножа по фарфоровой тарелке, и Юлианна неловко пошевелилась в своем кресле с высокой спинкой. Взгляд ее устремился на противоположный конец стола, за которым сидел Казимир. Он тоже ковырял в своей тарелке без особого аппетита. Со дня их помолвки выражение его лица стало еще более мрачным, кожа приобрела тускло-серый оттенок, и с каждым днем он становился все молчаливее и отстраненнее.
Юлианна неожиданно отложила нож и спросила:
- Почему бы тебе не съездить к жрецу в Гундарак? Он может вылечить тебя.