- Грабёж! - взвизгнула дамочка.
- М-да, - сокрушённо покачал головой Серёжка. - А если б я запросил два стольника, вы бы назвали меня убийцей. Это не грабёж, мадам, это акт милосердия.
Подумайте, у меня взрослая мама, у Корнеича больная печень, у директора кладбища дядя с, пожалуй, парализоваными ногами...
- Причём тут ваш директор?
- А делиться? Бог ведь что велел? Бог, мадам, велел делиться с директором кладбища. Не то, говорит, ребята, не пить вам больше коньяк в уютной сторожке - директор Пётр, говорит, вас живо за борт оформит. Он у вас, говорит, мужчина строгий - брада седая, брови густые, машина "Волга", окраска чёрная.
- Да лучше я своего мужа на помойке зарою!
- Да, - вздохнул Серёжка, - что с нами любовь делает... Любовь к деньгам, я имею в виду. Не выйдет у вас с помойками, мадам - вмешается милиция, вмешается санэпидемстанция - это вам уже не в стольник влетит.
- Мерзавец.
- А вы повторяетесь. Хотите прокрутить весь разговор по-новой?
- Да подавитесь вы! - Дамочка раскрыла сумочку и швырнула оттуда стольник на стол. - Я бы ещё столько же заплатила, лишь бы никогда вас больше не видеть.
- Идёт, - согласился Серёжка и протянул руку.
- Не прикасайтесь ко мне своими грязными руками! И чтоб могила была готова уже сегодня.
- Не волнуйтесь, мадам, у нас как в аптеке: утром деньги - вечером могила; вечером деньги - утром могила.
- Ну, всё, прощайте. - Дамочка направилась к выходу.
- Не прощайте, а до свидания. - Серёжка хитро поднял палец кверху. - Вы ведь стольник за "никогданеувидимся" так и не заплатили.
Дверь хлопнула.
Серёжка с довольным видом подлил себе коньяку и медленно выцедил.
Вошёл Корнеич.
- Ну, как? - робко спросил он.
- Пляши, Корнеич! - Серёжка грохнул о стол пустой кружкой. - Заработал ты свой червонец. Богатеешь, плесень. Скоро твои дети будут пить один коньяк.
- То исть... как? - не понял Корнеич.
- А так - из бутылочки с сосочкой.
- Я в смысле... Как же... всего червонец?
- Скупость, Корнеич, скупость заедает нынче человека.
- Какого человека?
- Меня, например. Да нет, Корнеич, я-то как раз мужчина широкий. Спичку поднести подкурить, друзей на трамвае покатать - на всё готов. А вот клиент нынче такой пошёл - деньгу из него не выжмешь. Да ты садись, Корнеич, коньячку хлебни...
Тебе червонец как - цельной бумажкой выдать или пятачками отсчитать?
- Сергей Василич... Да как же... - Глаза Корнеича наполнились влагой. Ведь всегда ж по двадцать пять...
- Да ты подумай, Корнеич, ведь червонец - это целая бутылка водки или пять кило ирисок!
Корнеич часто заморгал глазами. Потянулся за кружкой с коньяком, выпил залпом и закашлялся. Серёжка участливо похлопал его по спине.
- Что, не в то горло попало? Не бережёшь ты себя, Корнеич. Коньяк-то хорош?
- Хорош, - хрипло сглотнул Корнеич.
- Ну, держи свой червонец.
- Спасибо, Сергей Василич. - Почерневшими от земли, потрескавшимися от мороза пальцами Корнеич потянулся к красненькой. Серёжка неожиданно припечатал червонец ладонью к столу. Корнеич заморгал глазами ещё чаще.
- Ты чё, совсем дурак? - Серёжка пристально и как-то зло поглядел на Корнеича.
Затем достал из кармана три таких же червонных бумажки, швырнул их перед Корнеичем веером и подмахнул к ним прижатую рукой.
- Ну, чего таращишься, чучело? Сгребай. Да бери ты свою долю. Пришёл и на нашу улицу праздник - клиенточку я распотрошил на стольник. Сорок тебе, сорок мне, двадцать Петру Алексеевичу.
Корнеич, всё ещё не веря, пугливо взял бумажки и сунул их в карман ватных штанов.
- Хотя стоило б тебя тринадцатой лишить, - сурово покачал головой Серёжка, - раз шуток не понимаешь.
Корнеич угодливо хихикнул.
- Ладно, старик, бери лопату - и за работу. К вечеру могила должна быть готова.
Я своё дело сделал, делай же и ты своё.
Корнеич с готовностью схватил лопату и глянул на Серёжку глазами собачьей благодарности.
- Серёженька... Сергей, то есть, Васильевич...
- Иди, Корнеич, иди работай.
- Тьфу, - сказал он, когда дверь за Корнеичем вежливо прикрылась.
У директора кладбища Петра Алексеевича Тимошенко не было ни дяди с парализованными ногами, ни седой бороды, ни густых бровей, но чёрная машина "Волга" несомненно была. Были и очередные посетители - молоденький лейтенант милиции и молодая же заплаканная женщина - судя по внешности, скорее сестра, чем жена лейтенанта.
- Ну чем же я могу вам помочь, дорогие мои! - всплёскивал руками Пётр Алексеевич. - Нет места на кладбище, нет! Сам недавно любимую тётю в Энгельсе похоронил. И даже там очередь на год вперёд. Это что-то ужасное, как возросла смертность.
- Но поймите, - робко сказал лейтенант, - это же был наш папа...