Женщина заплакала. Лейтенант погладил её по голове и сделал шаг вперёд.
- Мы могли бы договориться, - сказал он, покраснев.
- Что вы имеете в виду? - Тимошенко поднял на него недоумевающие глаза.
- Ну-у... - Лейтенант явно не знал, как начать. - У нас, в общем, есть с собой... ну, определённая сумма...
Тимошенко грозно поднялся из-за стола.
- Лейтенант, - укоризненно сказал он, - вы ведь ещё так молоды.
- А что? - неожиданно резко вскинулся лейтенант. - Что делать-то?
- Не начинать свой жизненный путь с преступления. Я уж не говорю о чести мундира. Вот если б вы остановили меня за превышение скорости, а я начал предлагать вам взятку, как бы вы поступили?
- Повесил бы, - неожиданно зло ответил лейтенант. - На первом же столбе.
- Что-о? - у Тимошенко округлились глаза.
- Пойдём, Ваня... - Заплаканная женщина потянула лейтенанта за рукав.
- Без всякой жалости, - вырываясь, добавил лейтенант. - Высоко и коротко.
- Вон!!! - завопил Тимошенко. - Вон из моего кабинета!
Лейтенант только рукой махнул, и они с сестрой направились к дверям. Те вдруг сами раскрылись перед ними.
- Можно к вам, Пётр Алексеевич? - спросил Серёжка. - Здравствуйте, кивнул он посетителям.
- До свидания, - свирепо буркнул лейтенант, хлопая дверью.
Серёжка повернул к директору удивлённое лицо.
- Проходи, Серёжа, проходи, - ласково сказал Тимошенко. - Вот видишь, чего только не приходится... Лейтенант милиции взятки предлагает... Я ещё с ума не сошёл - от представителя властей взятки брать. Вот будь он генерал или, хотя бы, полковник... - Тимошенко расхохотался. - А с этими лейтенантами-капитанами...
Бережёного Бог бережёт. Кстати, о полковниках - была ж у тебя сегодня эта...
полковничья вдова?
- Была, Пётр Алексеевич, - улыбнулся Серёжка. - Просила вам кое-что передать.
Вот. - Продолжая улыбаться, он протянул Тимошенко Петру Алексеевичу две красненькие бумажки.
Тот ответил на улыбку и спрятал червонцы в нагрудный карман.
- Молодец, Серёжа, хорошо работаешь.
- Пришлось постараться.
- Вот и старайся. Господь любит старательных. Ну, и я тоже. Работа у нас хоть и грязная, с землёй дело имеем, но - рука руку моет.
- Кстати, Пётр Алексеевич, у меня к вам просьба.
- Чем смогу - помогу.
- Можно мне сегодня с работы пораньше... в смысле, прямо сейчас уйти?
- Другому б отказал, а тебе говорю - иди.
- Спасибо, Пётр Алексеевич. Понимаете, там с другом...
Тимошенко приподнялся, опершись о стол руками.
- А вот тут ты, Серёжа, не прав. Я ведь, заметь, не спрашивал, зачем, я просто сказал: иди. Никогда ничего не объясняй, пока тебя не спрашивают. Вот спросят - отвечай, и по возможности правду. По возможности. А начнёшь объяснять без нужды - сразу в неправде заподозрят. Иди, в общем.
От кладбища Серёжка поймал такси и поехал в центр - к Кольке.
Колькин коммерческий ларёк располагался на главной саратовской артерии - Кировском проспекте, он же Немецкая улица, он же просто Проспект. Ларёк стоял в длинном ряду ему подобных, словно проклонированных с одного прототипа.
Неторопливая толпа перетекала от ларька к ларьку, подолгу задерживаясь, но редко покупая, мечтая, видимо, о наморднике для кусачих цен.
В Колькином ларьке сидело двое. Оно выпивало и закусывало. Выпивало шведскую водку "Абсолют" и закусывало голландскою тушёнкой из банки. Этими двумя были:
сам Колька и его напарник Паша Нагрудный - двухметровый амбал приблизительно тех же габаритов вширь, с лицом с интеллектом карманного удава.
- Бонжур, - приветствовал обоих Серёжка. - Николай Васильевич, Павел Иванович - как трогательно наблюдать встречу автора со своим персонажем!
- О, Серёга, привет! - обрадовался Колька, а словоохотливый Паша молча протянул руку.
- Ну, мальчики, как дела? Почём нынче мёртвые души?
- Да пошёл ты, - пробасил в ответ Паша.
- Сказал он, - подхватил Серёжка, - сняв воображаемую шляпу с воображаемой головы. Нальёте гостю?
- Из стакана будешь? - спросил Колька.
Серёжка посмотрел на Кольку, прикрыл из жалости глаза и кивнул головой.
- Буду.
- Держи.
Серёжка выпил, втянул ноздрёй воздух, а от закуски отказался, заявив, что голландская тушёнка по сравнению с русской - дерьмо, а "Абсолют" вообще не нуждается в закуске. Паша угрюмо погрузился ложкой в банку с голландским дерьмом, набил рот и так же угрюмо зачавкал.
- Да, мужики, весело тут у вас, - заметил Серёжка, подставляя стакан по-новой. - Ревизора ждёте, Николай Васильевич?