- Мы с тобой как дети, - счастливо улыбнулся он. - Дети обожают всякие тайны.
- Мы и есть дети, - сказал я, прижимаясь к Русланчику телом. Мешали сигареты. Мы докурили сигареты.
* * *
- ... Бабушка, бабушка! - кричу я ей. - Зачем же вы это?.. Вы упадёте, там опасно!
А она поворачивает ко мне девяностолетнее личико и чего-то недовольно бормочет беззубым и почти безгубым ртом. Сухонькие ручки упёрты кулачками в крышу, а невидимые ноги - почему-то они всё же видятся в детских коричневых колготках - свешиваются через край. Глубоко под нею переливается зеленоватокрасновато-голубовато-желтоватыми огнями ночной город, старушка то окунается в него бессмысленным взглядом, то вновь оборачивается ко мне бессмысленным бормотанием. Я хочу подползти к ней и утащить от этой неоновой пропасти, но мне страшно оказаться на краю крыши, ужас перед высотой цепенит меня. Цепенит до такой степени, что хочется расплакаться детским бессилием и позвать на помощь - уже не старушке, а себе на помощь, и тут мою шею обхватывают чьи-то руки и тащат прочь от пропасти, и мы с моим спасителем проваливаемся в люк и катимся вниз по некрутой лестнице в едином объятии и едином хохоте. И становится смешно и бесстрашно. Наконец, лестница кончается и мы вкатываемся в узенький коридор, освещённый оранжевым светом, и встаём на ноги, и Русланчик кидает мне бело-зелёный мяч.
- Русланчик! - кричу я. - Что за мяч?
- Пасуй! - кричит он в ответ.
Я даю ему пас и бегу вперёд, он пасует мне и бежит вперёд, я пасую ему и бегу вперёд он пасует мне и бежит вперёд, я пасую ему и бегу вперёд, а коридор всё не кончается, а мы не устаём, мы не задыхаемся, и он говорит мне:
- Только давай никому не скажем, что мы играли в футбол.
- Давай, - отвечаю я - Потому что нас засмеют, - продолжает он. Скажут, что мы как маленькие.
- А мы и есть маленькие.
- Да. Мы и есть маленькие. Но это наша самая главная тайна.
- Да. У нас есть тайна. Дети любят тайны. У детей обязательно должна быть тайна.
-Да. Большая тайна.
- Да. У маленьких всегда есть большая тайна. А у больших - только маленькие секреты.
- Да. И мы никому не скажем, что играли в футбол.
- А если коридор кончится?
- А он не кончится. Пасуй!
- Держи! Пасуй!
- Пасуй!
- Пасуй!
- Пасуй!
- Пасуй!
- Пасуй!
- Чай!
- Что?! - И я открыл глаза.
Надо мною стоял Руслан, голый, с подносом в руках. На подносе дымились две большие фарфоровые чашки.
- Чай, - сказал Руслан, - который мы не попили вчера вечером.
- А утренний чай ещё лучше вечернего.
Я откинул одеяло.
- За столом будем пить?
- За столом.
Мы сели за стол, не смущаясь того, что оба голенькие. Да и кого? чего? нам было смущаться?
- А что есть к чаю? - спросил я.
- Сушки.
- А вот это здорово! - обрадовался я. - Мы их будем ломать в кулаке...
- И отправлять по четвертинкам в рот, - закончил Руслан.
- Только сначала в чай обмакнём, а то его самого пока пить горячо.
- Ага.
Мы на секунду замолчали, посмотрели друг на друга и расхохотались - нам было ужасно весело нести всякую идиотскую чушь.
Русланчик встал и умелькнул бледной попкой в кухню - за сушками.
"Попкой - именно так ты и отметил, - сказал я себе с внезапной злостью. - То есть, ты и вправду... опидорасился?" И в ту же секунду почувствовал стыд. Стыд за то, что подумал расхоже-пошлым словом о том, что не было расхоже-пошлым, стыд за то, что слился на мгновение с общественным брезгливым снобизмом, считающим грязью то, что грязью само по себе не является, стыд за то, что предал нашу с Русланчиком недавнюю нежность...
- Да пошли вы все на хер! - сказал я вслух. - На хер!
- Ты чего ругаешься? - спросил Руслан, появляясь с полной сушек тарелкой.
- Извини. Это я им. Понимаешь? - Я обнял его за шею, привлёк к себе и поцеловал.
- Понимаю. - Он ответил на мой поцелуй и тут же отстранился.
- Нет, - сказал я. - Нет. - И прильнул к нему снова. Но не целуя просто прижимая его голову к своему плечу.
Руслан вдруг чихнул.
- Будь здоров, - сказал я, отирая плечо ладонью.