Да она проклясть может, она может обвинить ребёнка в преступлении! И если она может это, разве не ерунда допуск к экзаменам или хитроумный вопрос? И если она уже сделала самое страшное, чего теперь-то бояться?
Вечный гамлетовский вопрос решился родителями в пользу варианта «не быть ». А ведь смолчать на проклятие - это значит, подставить своих детей почти что под пулемётную очередь. Или с первых шагов по взрослой жизни заставить их ползти по болотной жиже, утираться от плевков. Прогибаться в подобострастном реверансе. Это значит даже самое страшное - вообще не жить. Не жить, а только бояться - вопросика на засыпку, ошибок в диктанте, не совсем желательной строчки в характеристике. В неадекватности оценок происходящего психиатры усматривают серьёзное неблагополучие в здоровье. Здесь же неадекватность налицо. Не усмотрев ничего особенного в самом страшном из существующих в мире слов, родители испугались Пенелопиного неправедного гнева на экзаменах по литературе. Они даже не обсудили это ЧП в девятом «В» все вместе, не попытались прикрыть детей своими широкими родительскими спинами. Вот ведь парадокс. Балуем своих чад, лелеем, нежим, когда совсем это им не на пользу. Оберегаем в пустяках, в ничего не стоящих жизненных катаклизмах. А грянула беда...
Несколько раз Антона вызывали на допросы. Нахохлившись, садился он на краешек стула и «давал показания»: не брал, не знаю, не видел... Следом за ним здесь побывали все мальчики из их класса. Девочки оказались вне подозрения. Следователь признался мне, что очень жалел ребят, а Пенелопе, мягко говоря, не симпатизировал.
- Ну что привязалась к мальцам, — сокрушался он доверительно. - Были бы деньги приличные, а то десять тысяч. Сыр-бор из-за пустяка, в общем-то....
Конечно, мелковато это дело для маститого следователя. И явным подарком для него оказался неожиданный поступок Майи Львовны: она забрала вдруг своё заявление. Почему? «Ошибочка получилась, - обрадованно сообщил следователь. - Она, рохля старая, засунула куда-то деньги, а потом нашла
- А ребята об этом знают?
- Я им не говорил... - уклончиво ответил следователь.
Ясно, не его это было дело.
И не о Пенелопе сейчас речь. С ней, по-моему, всё ясно. Злоба, переполняющая сосуд души, обязательно обрекает душу на погибель. А что может быть страшнее?
История эта сама по себе ничего сверхъестественного не содержит. Но она будет назидательна лишь в том случае, если мы вглядимся в наших детей и разделим с ними их тяжёлый крест существования в нынешнем мире, в котором со времён Гамлета всё так перепутано и так размыто. Но, как во времена Гамлета, так и в наши, остаются вечными две великие силы. Одна созидающая — любовь. Другая разрушающая — ненависть. И как одну надо беречь и холить, чтобы она созидала, так и против другой надо восставать всем миром, чтобы не смела разрушать.
В СВОЁМ ОТЕЧЕСТВЕ ПРОРОК
Этой встречи я ждала несколько лет. Мы выехали из Самары пораньше, потому что не знали точно дороги. Но за несколько километров до деревни Утёвка сердце мое стало сильно колотиться и комом к горлу подступило волнение. Вот сейчас, уже совсем скоро... Чувствую. Знаю. Жду. «Утёвка» - читаю на дорожном указателе.
Село Утёвка Нефтегорского района, маленькое, глубинное, древнее село, затерявшееся среди таких же сёл в Самарской губернии. Долго петляли мои пути-дороги, пока не привели сюда. Ещё минута, и я буду не таясь плакать у могилы под небольшим узорчатым крестом почти у самой стены Троицкого храма. Здравствуй, Григорий Журавлёв, человек, давно и прочно занявший в моей душе особое место.
В музее Московской Духовной академии, в церковно-археологическом кабинете, я увидела небольшую икону святого Льва - Папы Римского. Было в ней что-то особо трогательное, она не отпускала от себя взгляд, хотя, честно сказать, мало что знала я о житии святого Льва. Семинарист-экскурсовод сказал, что написана сия икона простым крестьянином, а совсем даже не иконописцем, и что у крестьянина того не было ни рук, ни ног, писал он икону зубами. Написана она была мастерски, со вкусом. Как же так? Как же это возможно?
Через год в Пюхтицком женском монастыре мне была дарована радостная встреча. Мать Ирина, по послушанию экскурсовод, показала мне в Успенском храме небольшую иконку святого Георгия Победоносца на коне, повергающего наземь грозного змия.
- Эту икону писал зубами сельский иконописец...
- Журавлёв?! — ахнула я.
- Да, Григорий Журавлёв из села Утёвка Самарской губернии.
С тех пор молилась и просила благословения у Господа на поездку в Утёвку.
Он родился в 1858 году. Уродцем. Едва подрос, выползал на культях во двор, брал зубами прутик и что-то чертил им на земле. Делал он это так упорно, что односельчане дивились — до чего упрям! Земский учитель Троицкий обратил внимание на рисунки убогого мальчика Гриши и поразился, как точно изображает он увиденное. Стал Троицкий учить Гришу Журавлёва грамоте. Грамоту мальчик одолел быстро, ум у него был живой, хваткий, буквы выписывал ловко, одна к одной. Когда Гриша подрос, у него был самый красивый в деревне почерк, ему даже поручали переписывать протоколы экзаменов, что считалось особым знаком доверия и уважения. А уж писем написал будущий художник — за всю деревню. Не просто был грамотный, а выписывал, вырисовывал каждую буковку.
А ещё у него была самая большая библиотека в деревне. Читать любил. Вообще к учебе, всякой, имел склонность. И в Утёвке не остался, уехал в Самару, поступил в гимназию. Ему было двадцать два года, когда он её окончил и вернулся в родную деревню, самообразование продолжал, изучил черчение, анатомию человека. И только после этого стал писать иконы на заказ. Ему охотно заказывали, не диковинка ли без рук, без ног, а рисует.
Пытаюсь представить себе, как это вообще можно и ничего у меня не получается. В маленькой книжечке изданной в Самаре четыре года назад, мне попалась наконец фотокарточка Григория Журавлёва. На табурете в элегантном костюме, нога на ногу, сидит его брат Афанасий Николаевич. А рядом на культяшках, с пустыми рукавами чёрного до полу пиджака - он. Лицо с маленькой бородкой и усами, высокий лоб. Смотрит прямо. От всего его облика веет силой. Чувства жалости к несчастному уродцу нет и в помине. Вдумчивость, волевой характер не оставляют места для вздохов и сострадания. Говорят, что брат его, Афанасий, после смерти матери ухаживал за Григорием, возил его на базар, в баню, конечно, в церковь. Без церкви Журавлёв свою жизнь не мыслил.
Он рисовал, стоя на полу на своих культяшках перед маленьким особым столиком, держа кисть в зубах. Рисовал красками и углем. Говорят, был весёлого нрава, шутник, умел выделывать разные штуки. Например, брал в зубы пастуший кнут, размахивался им и с оглушительным свистом хлопал. Или ловко прихватывал зубами стакан и выпивал. А расписывался! Очень своей росписью гордился, мастерски, виртуозно выводил свою фамилию.
Григорий Журавлёв не сидел без дела. Был он лёгонький, деревенские мужики его по Утёвке носили. Принесут его в церковь, он сидит и на всех зорко посматривает.
В 1885 году в Утёвке началось строительство большого Троицкого храма. Безногий, безрукий мастер берётся расписывать его стены. Специально для него соорудили подмостки, на которых он и работал без устали. После смерти Журавлёва о нём вроде как и забыли. А потом, в богоборческие годы, храм закрыли, священника местного посадили в «воронок» и увезли «без права переписки А иконы, кому не лень, уносили из собора на хозяйские нужды. Они и горят хорошо, и дыру в заборе залатать ими очень даже можно. Но Господь открыл имя забытого художника-иконописца, открыл чудесным образом.
Один югославский искусствовед Здравко Кайманович в 1963 году в сербском селении Пурачиц обнаружил необычную икону. Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий во весь рост, в руках свитки. Работа удивительно тонкая, особо тщательная. Сначала Здравко подумал, что это труд иконописца с академическим образованием. Но прочитал подпись на обороте и ахнул: «Сию икону писал зубами крестьянин Григорий Журавлев села Утёвка Самарской губернии, безрукий и безногий, года 1885, 2 июля». Югославский искусствовед обратился с запросом к нам в страну и вскоре получил ответ из Государственного архива, подтверждающий авторство Журавлёва. Как попала икона в далёкую Сербию, удивляться не приходится. Работы Григория покупались охотно, увозились в разные концы.
...Местный батюшка Анатолий Копач находит в большой связке ключей ключ от храма и мы входим с ним в прохладу притихшей церкви. Иконы Григория Журавлева справа от Царских врат. «Спаситель» Кротко сложенные на груди руки, длинные волосы по плечам, опущенные долу глаза. Во всём облике Спасителя - тишина и смирение. Эти тишина и смирение «кричат» с иконы о нашем несмирении и нашей нетишине. Икона дышит, молиться перед ней легко, плакать радостно. Какой талант надо иметь от Господа, чтобы создать подобное? Я совсем забываю, что написал икону калека. Слово «калека» не принимается сердцем, оно кажется рядом с этой иконой инородным, бранным, грубым. Не калека, мастер. А вот ещё одна икона - «Спаситель Благословляющий». С благословляющей десницей, в расшитых одеждах, с глазами, в которых неземная печаль. Смотреть в эти глаза - значит каяться и молить о прощении. Хотя они совсем не обличают, они скорбят. И жалеют, и тревожатся. Нет, нет, написать такое невозможно. И опять вспоминаю - зубами (!)
Отец Анатолий стоял в сторонке, ему понятны минуты встречи с журавлёвскими иконами. Он не торопил. Уже потом он расскажет мне, что после открытия храма собирали иконы с миру по нитке. Какая-то старушка принесла икону «Господь Саваоф», ничего не сказала, оставила в храме, и всё. Из села Мало-Малышевка прибыли три иконы - «Жены-мироносицы», «Крещение Господне», «Воскресение Христово». А икону «Спаситель Благословляющий » подарила храму Мария Пестименина, правнучка попечителя храма.
Но иконы — это ещё не все наследие Журавлёва. В Троицком соборе стараниями отца Анатолия удалось сохранить несколько расписанных Григорием фресок. Их трудно разглядеть, но я всматриваюсь до боли в глазах в настенную роспись и вижу руку, поднятую над ковчежцем — целитель Пантелеймон, такой знакомый всем православным, в редком храме нет его иконы.
А вот ещё одна настенная роспись. Епископ Черниговский Феодосий. А вот ещё одна — святой Симеон Верхотурский. Лики святых смотрят со стен Троицкого собора, напоминая о человеке, который оставил нам не только удивительные фрески и иконы, но ещё и преподал на собственном примере науку жить. Как жить? Конечно, с Господом в сердце. Иная жизнь не оставила бы после себя такой яркий след. Удивительно: человек пришёл в мир уродцем. Первое осмысленное понимание этого могло породить в душе естественный ропот: почему я, за что я? Зависть к здоровым, злобу к благополучным, тоску о завтрашнем дне. А он выползает на культях на Божий свет из сумрака крестьянской избы, берёт в зубы прутик... Он славит Господа каждым своим новым рисунком, каждой иконой, каждой фреской. Говорят, что и купол Троицкого храма расписывал он.
Мне очень хотелось узнать мнение художников об иконах Григория Журавлёва. И я очень обрадовалась, прочитав слова художника Николая Колесникова: «о понимаю, что видеть краски, чувствовать пространство, уметь создать образ - это не всё. Необходимо ещё умело владеть кистью. Художник-иконописец преодолевая недуг, отыскал силы, чтобы развить в себе талант, которому суждено остаться в веках. Ведь эти иконы воистину нерукотворные».
А ведь действительно - нерукотворные. Говорят, рукотворно всё, что создано человеком. А, оказывается, нет. Господь по особой милости посылает верным чадам Своим дар нерукотворного таланта. Журавлёву этот талант был послан с избытком. Конечно, имя его быстро вышло за пределы Утёвки. В 1892 году в Самаре был освящён храм Христа Спасителя. Иконы для его иконостаса были заказаны в Петербурге, в мастерской Сидорского. Все. Кроме одной. Икону покровителя Самары, святителя Алексия, Митрополита Московского, губернатор заказал Григорию. И он эту икону написал. К сожалению, сообщение об этом осталось только в небольшой книге, посвящённой созданию храма. Но самого храма уже нет, взорвали в богоборческие годы, наверное, вместе с иконостасом.
Не только в Самаре почитали иконописца-самоучку. Сам царь не обошёл своим вниманием Григория. Да, да, было в жизни Журавлёва и такое событие. Слух о необычном мастере дошёл и до царствующего дома. Император Николай Александрович пригласил его к себе во дворец и заказал ему групповой портрет царской семьи. Целый год жил художник в Петербурге и работал над портретом. Говорят, Журавлёв Государю угодил. 25 рублей золотом ежемесячно назначил он пожизненную пенсию художнику. Но это ещё не всё. Самарскому губернатору было приказано выдать Журавлёву «иноходца с зимним и летним выездом». То-то радость для утёвских мужиков - ездили они тем выездом на рыбалку и в баню.
В иконной лавке Троицкого собора я очень хотела купить открыточки — иконки Григория Журавлёва. Но отец Анатолий только руками развёл:
- Нет их. Не в продаже нет, а вообще.
Какая жалость! Каждый паломник купил бы с радостью, подарил бы родным и знакомым. Но тираж стоит больших денег, а отец Анатолий еле успевает латать дыры. С Божьей помощью сделал вокруг церкви забор, поставил крест на могиле Журавлёва.
- А едут к вам, батюшка?
- Приезжают. Всё больше свои, самарские. Далеко, глубинка...
Как жаль, что эти иконы, эти фрески видят так мало людей. Я сокрушалась об этом в Утёвке, сокрушаюсь и сейчас, когда пишу эти строки. Поверьте мне на слово: перед иконами, писанными безруким художником, очищается душа и даруются слёзы благодати. К ним должны ехать, их должны видеть люди, стоять перед ними и молиться. Говорят, что из Самары от центрального автовокзала ходят в Утёвку автобусы. Отец Анатолий будет рад новым паломникам, как рад он всем, кто приезжает в Троицкий храм.
Иконы утёвского мастера хранятся и в Самаре. В Петропавловской церкви — икона святого князя
Александра Невского, в музее Самарской епархии -«Млекопитательница», «Смоленская», в художественном музее - «Николай Чудотворец». Но всё-таки родина Журавлёва - это особо. Пройтись по земле, постоять у дома, в котором иконописец жил, войти в храм и помолиться среди его икон и фресок - это нельзя сравнить ни с чем. Я долго собиралась сюда и благодарю Господа, что состоялась моя поездка, и я могу рассказать о ней читателям.
Мы ещё постояли на могилке Григория Журавлева перед обратной дорогой. Пошёл дождь, мелкий, незлобный, тёплый. Отец Анатолий отслужил панихиду. Стояли долго. Уезжать не хотелось. И вот в последний раз прикладываюсь к металлическому кресту, беру благословение у отца Анатолия и сажусь в машину. Обратная дорога в Самару. Там тоже есть иконы Журавлёва. Жду с ними встречи.
ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ
Случайная встреча. Я из автобуса. Он в автобус.
- Здравствуй, сколько лет!
Володька, как ты?
Всё хорошо, а ты? Ладно, я на следующем поеду.
Следующий подошёл сразу же. Он виновато покосился на часы:
Пора... И поговорить не успели.