- Не верите, и не надо, ребята,- так же спокойно, деловито сказал дед,- только вот резинкой у меня под носом махать не надо... Все равно ведь я голосовать не пойду- ни за Иванова, ни за Мустафина. И комиссию вызывать - это вы оставьте даже и думать! - повернулся дед к девушке.- Не советую!
Допустим, про раздачу презервативов дед мог что-то и слыхать, хотя в этой деревне их пока еще не раздавали. Но откуда про судорожные мысли девицы про комиссию из компетентных людей?
- Нет, но это же здорово! - воскликнул было юноша, жизнерадостным тоном прикрывая совсем другие мысли.- Вам же, получается, лет двести! Вот, говорят, где-то в Китае...
- Ты и сам не помнишь точно, что читал про Китай! Про двух старух, которым за двести лет обоим. А меня считаешь полудурком, которого надо успокоить. Не бойся, не укушу. И понормальнее тебя я буду. По крайности, не хожу людей обманывать (старик употребил несравненно более грубое выражение), за вранье свое денег не беру! Если сейчас тебе и наврал, то хоть денег не взял! - сердился дед.
- А вы наврали! - всплеснула девушка руками, и такая радость, такое удовольствие зажглись на ее физиономии, что дед сам жизнерадостно засмеялся.
- Ясное дело, наврал... Не может же быть, что вам в ваших институтах неправду говорили... Только так: парня твоего зовут Саша... Верно? А твоего дедушку,- повернулся дед к парню,- звали Альбертом и лежит он под Брянском... Все верно, не так ли?
В общем, ребята, я все, конечно, наврал, да мы, мельники, много что можем. И вранья вы мне не гоните, идет? Ни про выборы, ни про что... И так: очень вам советую в Луговое не ходить. Можете советом пренебречь, но я вам его по-людски даю, и если умные - то пользуйтесь.
Ребята сами не помнили, как они вывалились из казалось бы такого уютного, мирного домика. Еле выдавили: "До свидания..." и не были очень уж работоспособны до самого вечера, весь этот день. Как-то все это очень странно...
Что же до Лугового, то в этом селе одновременно, в один день, появились и ребята из нашей команды, раздававшей презервативы от имени Мустафина, и другая команда, которая действительно работала на Мустафина и раздавала мясорубки и коробки с "гуманитарной помощью" из США (три литра масла, мешочки чечевицы, гороха и риса) местным активистам, чтобы организовывали народ.
Две могучие избирательные технологии столкнулись в одном населенном пункте. Никто не захотел уступить, возник спонтанный обоюдный мордобой; несколько десятков парней и девиц с воплями лупили друг друга колами из заборов, сумками и ремнями - чем придется. Местное население сначала вопило и сострадало, пытаясь растащить политических деятелей, получало само и откатывалось за заборы - пусть разбираются сами. И хотя от смертоубийства в этот день бог упас, несколько человек доставили потом в больницу.
Хорошо, собеседники старца не участвовали в этом безобразии. Как-то его информация все-таки была ими принята к сведению, и когда отряд делился, кому куда идти, решительно заявили о намерении поработать в Юксеево... В этом старинном селе возникли свои сложности, но это уже совсем другая история.
Как отнестись к этому рассказу ребят, пообщавшихся с бывшим мельником? Скажу вполне честно: не знаю. Рассказал я ее так же, как рассказали ее мне а тут уж думайте сами, верить или не верить. Студенты вот тоже не верили.
Гл а в а 7
ШАГИ В КОРИДОРЕ
Топ-топ-топ... Это мертвецы... Топ-топ-топ, это они за мной пришли! Только я с ними не пойду!
Марк Твен
Эту историю рассказала мне почти что случайная знакомая, кратковременная подружка, небескорыстно проведшая со мной буквально несколько часов. Все это время мы почти беспрерывно разговаривали, и я услышал от нее эту историю... Отнестись к ней однозначно мне непросто, и я отдаю ее на суд читателю такой, какой я ее услышал.
Наташа (назовем эту девушку так) трудилась медицинской сестрой в не очень веселом учреждении - в детской реанимации. То есть реанимация вообще заведение далеко не оптимистическое, а уж детская...
Привозят детей - по большей части никому не нужных, брошенных, доведенных до последней стадии истощения. Лежат эти дети под капельницей и на аппаратах искусственного дыхания - авось оклемаются и смогут дальше жить... ну, хотя бы немного пожить. Законы по этой части очень суровы пока не будут соблюдены сложные правила, пока не пролежат дети определенное число дней и часов под капельницей, на дышащих за них аппаратах, отключить эти аппараты нельзя. Дело это дорогое, даже и очень дорогое, и тем более дороги препараты, которые вводятся в вену заведомым трупам, но государство идет на этот расход. Не дай бог, реаниматологи нарушат инструкции! Если нарушат, их могут обвинить чуть ли не в убийстве, и себе дешевле строго следовать даже самым идиотским инструкциям.
Так вот и лежат в реанимации рядом с живыми детьми существа, из ран которых давно не сочится кровь, на коже которых проступают трупные пятна, а в пробитых головках видно, во что превратился мозг... Не буду описывать подробно, но вещество это становится зеленого цвета... уже достаточно?
Так что, как правило, "на лестницу" относят уже заведомые трупы, даже и с соответствующим запахом. Почему "на лестницу"? А потому, что именно лестницу приспособили под эдакий промежуточный филиал морга: до самого морга далековато, и когда наступает время "снять с аппарата" давнего и заведомого покойничка, ребенку связывают ручки и ножки и относят на лестницу. Там очень холодно, место вполне подходит под морг. А утром создание, которому так не повезло, уносят в настоящий морг.
А с другой стороны, иногда "на лестницу" попадает и живой ребеночек. Бывает, и случайно - приняли за покойника и отнесли, не соблюдая всех инструкций, ведь препараты и аппараты все-таки очень уж дороги.
А бывает и совсем иначе... Скажем, привозят чудовищно истощенного ребенка, девочку трех месяцев от роду. На всем тельце - чудовищные язвы, потому что пьяная мать таскала ребенка попрошайничать, а вот перепеленать не считала необходимым - всякий раз находились у нее более важные занятия. Да и подавали побольше, если ребенок плачет жалобнее и видно искалеченное тельце. Добрые люди ведь не очень понимают, куда пойдут их сердобольные подаяния.
А тут не убереглась мамаша, и даже в тихом городке с населением меньше 100 тысяч человек, где и транспорта мало, и ездят машины небыстро, ухитрилась стать жертвой дорожно-транспортного происшествия. Ее саму, мамашу, грузовик вдавил в стену дома и превратил в груду мяса и костей (Жалеть ли о ней? Если не лицемерить, то вряд ли.), а ребенок со страшными травмами угодил все-таки не сразу в морг, а в детскую реанимацию. И через несколько часов ребенок умер, что (опять же - если не лицемерить) тоже к лучшему. Нарушая все и всяческие инструкции, врачи стали снимать младенца с аппарата, убирать капельницу... и вот тут-то послышался слабый плач, ребенок слабо засучил ножками.
А теперь давайте оценим ситуацию: глухая ночь, никто и ничего проверять никогда не будет. Ребенок, зачатый в пьяном виде, неизвестно зачем родившийся на свет; ребенок, который в любом случае не вырос бы психически нормальным; девочка, которой, если она и выживет, придется ампутировать обе раздавленные ручки.
Читатель вправе иметь собственное мнение по этому поводу, но я уверен - врачи приняли правильное решение, связав ручки и ножки еще шевелившемуся созданию и отнеся его на лестницу. Это жестоко?! Не в большей степени, чем жестока жизнь. И не в большей степени жестоко, чем обречь ребенка на дальнейшее существование - почти дебилку, наследственную алкоголичку без обеих рук. Это безнравственно?! Наверное. Но ведь вязали существу ручки-ножки и несли его на ледяную лестницу женщины, у большинства которых есть свои дети. Я не берусь быть нравственнее матерей, если они решают, что этому трехмесячному существу лучше не оставаться в этом мире.
Наташа, повествуя об этом эпизоде своей трудовой деятельности, сказала:
- Говорят, все реаниматологи после смерти сразу пойдут в ад...
Может быть, так и говорят, но я в этом не очень уверен. Ведь это бог допустил, чтобы дети рождались, жили и умирали так, как эта трехмесячная девочка без имени (если мать как-то и назвала - она уже не скажет, как). А люди живут и действуют в мире, который не они создавали и правила жизни в котором не они устанавливали.
Впрочем, пусть каждый решает сам. И пусть уж извинит меня читатель за нагромождение ужасов, но в конце концов он сам взял книгу с завлекательным словом "Жуть..." на обложке. Ну вот вам и жути, что называется, навалом,- в каждой реанимации каждого населенного пункта больше, чем в целом городе с привидениями.
А еще дежурящие в реанимации по ночам часто употребляют спиртные напитки, и я подозреваю, что дело тут вовсе не только в маленьком удовольствии, в развлечении на скучном дежурстве, и не только в "сугреве"...
Дело в том, что в реанимационный зал ведет длинный сводчатый коридор, в который не выходят никакие окна и двери. Надо так и идти метров пятнадцать по этому длинному, ночью ничем не освещенному коридору, соединяющему реанимацию и остальную клинику. И вот в этом коридоре порой раздаются шаги...
- Может, это главный врач вас проверяет? Хочет узнать, пьете вы на рабочем месте или ведете себя нравственно?
Наташа кокетливо смеется.
- Бывает, заходит врач... Его сразу слышно, как только он ступит в коридор, поэтому его проверки и не страшны: пусть себе проверяет. Пока он идет, мы сто раз бутылку уберем...
Нет, это совсем другие шаги. Они глухие, тихие, иногда даже думаешь а может, мне это мерещится?
- А может, и правда мерещится?
- Нет, эти шаги слышат сразу несколько человек. Даже, бывает, говоришь кому-нибудь: мол, слышишь шаги?! А подружка и сама слышит, независимо от тебя. Так что вот...
И эти шаги не только тихие, глухие... Понимаете, они бывают разные. Иногда - топ-топ-топ! Как будто малыш бежит, годиков трех. Иногда - как будто семилетний.
- В общем, как побывавшие у вас... Так сказать клиенты.
- Да... Как побывавшие. Но связи прямой нет сразу скажу! Нельзя сказать, что вот кто побывал, того и шаги слышны.
- Шаги ведут к реанимации?
- Ну-у... Вести-то ведут, но никогда не бывает, чтобы привели. Так и затихают шаги в коридоре; все тише... тише... И конец, совсем их не слышно!
- С шагами врача, как я понимаю, эти шаги никогда не соединяются?
- Правильно понимаете. Врач врачом, а шаги эти... шагами. Появляются шаги... Кончаются шаги... сами по себе. Врач тут ни при чем, и если мы несем кого-то... ну, на лестницу выносим... это тоже другие шаги.
- И неужели никто ни разу не пытался в коридор выглянуть?
- Хе-хе-е...
Наташа уже изрядно приложилась к белому мартини, это начинает сказываться и на ее поведении. Вот сейчас она подпирает руками растрепанную голову, утыкается зрачками в мои зрачки, расплывается в откровенно нетрезвой улыбке.
- Вот вы поезжайте к нам и выходите в коридор... Погуляйте навстречу шагам.