- Вы знаете, в России учат в школах, что именно их вступление в войну с Японией принесло победу. Но ведь это было только за неделю до ее окончания, не так ли? И разве американцы не сбросили к тому времени на них свою первую атомную бомбу? - Боровский увидел, что Мак-Кейн не слушает его. Застегивая ширинку, он наклонился ближе и, перед тем, как выйти, прошептал:
- Будьте осторожны снаружи.
В одной из кабин спустили воду. Мак-Кейн попытался восстановить в памяти все детали последней секции, когда он проходил через нее. Лученко сидел за последним столом, справа, посередине, Майскевик стоял сзади него, а Нолан сидел на своей койке. Тоген лежал на своей койке слева, Боровский, вероятно, тоже там. На столе перед Лученко лежала пачка сигарет, книга, жестяная банка, используемая вместо пепельницы, пара журналов и на дальнем конце стола - большая керамическая кружка с дымящимся чаем, вероятно, принесенная Боровским. Мак-Кейн тщательно обдумал все это; потом нагнулся, приоткрыл дверцу одной из клеток с мышами и набрал в левую руку полную пригоршню зерна из кормушки.
Когда он вышел из туалета, Лученко все еще сидел за столом, Нолан на своей койке, а вот Майскевик переместился, и сейчас стоял в центре прохода, закрывая его. Тоген все так же лежал на койке, Боровский что-то вынимал из тумбочки. Кружка с чаем стояла на своем месте. Мак-Кейн обошел стол слева.
- Эрншоу, - голос Лученко был необычно тихим. - У меня может быть кое-какая информация о вашем коллеге. - Мак-Кейн поднял голову и с интересом посмотрел на него. Тот продолжил:
- Но конечно, деньги вперед.
- Вы не говорили об этом.
- Я, должно быть, забыл. Здесь за все платят. Вы американец, я уверен, вы поймете.
- Вы хотите, чтобы я платил вам за то, что вы делаете вашу работу?
- Такой здесь обычай.
- Нет, спасибо.
Мак-Кейн повернулся и хотел идти дальше, но дорогу ему заступил Майскевик.
- Если вы не хотите воспользоваться предложенной вам услугой, ваше дело. - продолжал Лученко. - Но я сделал свою часть работы. И за нее придется заплатить.
Майскевик грубо остановил Мак-Кейна, ладонью в грудь, и задумчиво поглаживая костяшки пальцев, заметил:
- Здесь все платят свои налоги, понятно?
Это был один из тех редких случаев, когда Мак-Кейн слышал, как Майскевик разговаривает. Да, смысл его слов был вполне понятен. Все разговоры в камере стихли, неожиданно понял Мак-Кейн. Кто-то тихо вышел из-за дверей туалета и остановился.
Мак-Кейн загадочно посмотрел на Лученко.
- Я думал, что мы с вами всегда можем обсудить это бла... - его левая рука швырнула пригоршню зерна в глаза Майскевику, и когда болгарин инстинктивно зажмурился, правой рукой Мак-Кейн сгреб со стола и выплеснул ему в лицо кружку с чаем. Майскевик взвыл и отшатнулся назад, схватившись за обваренное лицо. Мак-Кейн пнул его ногой в пах, потом поймал обеими руками за воротник и нанес убийственный удар коленом в лицо. Майскевик, с остекленевшими глазами и разбитым носом, осел на стенку секции Тогена и Боровского, тогда Мак-Кейн выбил из-под него ноги, и Майскевик грохнулся на пол. Невероятно, но он пытался подняться. Мак-Кейн сгреб его за волосы, запрокинул голову назад и ударил его прямыми пальцами в выпяченный кадык. Майскевик крякнул и осел окончательно, его голова упала набок, струйки крови стекали с разбитого лица по одежде.
Это произошло слишком быстро и было слишком жестоким, чтобы кто-нибудь успел вмешаться. Лученко таращился из-за стола, Нолан с посеревшим лицом выглядывал у него из-за плеча, Боровский застыл у своей тумбочки в полуобороте. Мак-Кейн поставил кружку на стол, стараясь выглядеть спокойным, несмотря на адреналиновый заряд, пульсировавший внутри.
- Это моя просьба от отмене налогов. - бросил он Лученко. Затем перешагнул через ноги Майскевика и прошел дальше. Остальные, сбежавшиеся со всей камеры, расступились перед ним. На полпути он остановился, налил себе чашку чая из кипятильника на центральном столе и понес ее к себе на койку.
За его спиной камера медленно приходила в себя. За последним столом все еще сидел остолбеневший Лученко, Нолан с Боровским и еще парой других подняли Майскевика на ноги и поволокли его в туалет.
Скэнлон наклонился со своей койки, когда Мак-Кейн сел напротив.
- Вот, - он протянул плоскую фляжку. - Глоточек этого зелья принесет тебе больше пользы, чем твой чай.
Мак-Кейн кивнул и сделал долгий глоток.
- Спасибо. - он вернул фляжку и принялся за чай.
Скэнлон с интересом разглядывал его. Потом сам отхлебнул из горлышка и, наконец, сказал:
- Интересно, мистер Эрншоу, в какой же школе журналистики вы этому научились?
В здании администрации, в Тургеневе, генерал Протворнов еще с троими гостями внимательно просматривали запись инцидента в камере В-3, сделанную с помощью широкоугольного объектива, встроенного в осветительный плафон в потолке камеры. Перед генералом на столе лежала толстая красная папка с надписью "Мак-Кейн, Льюис Эйч. Американское Разведывательное Управление Министерства Обороны. Совершенно секретно."
Сергей Кириллихов из ЦК партии кивнул, поджав губы, и развернул свое кресло от экрана.
- В конце концов вы были правы, генерал. - сказал он Протворнову. Он реагировал как раз так, как и предсказывали ваши люди. Мои поздравления.
Протворнов довольно похлопал по папке.
- Когда он учился в школе, в Калифорнии, там в этой школе была банда хулиганов, которые терроризировали других школьников, особенно испанцев. Однажды они допустили ошибку, налетев на группу новичков, которые оказались детьми никарагуанских партизан, их только недавно привезли в США. Этих хулиганов чуть не убили, и это произвело глубокое впечатление на Мак-Кейна. Потом, когда он работал с НАТО, в Берлине он отправил в больницу подозреваемого в ограблении. То, что мы видели - вполне в его духе.
Максим Сепелян из министерства обороны с сомнением потер подбородок.
- А вы... Вы не думаете, что он может оказаться слишком прямолинейным - может быть, слишком импульсивным?
Протворнов покачал головой.
- Нет. Мы тщательно изучили его психологическую мотивацию. Несмотря на то, что вы только что видели, он вовсе не предрасположен к насилию. Он прибегает к силе, только когда его принудят к этому, в порядке самозащиты. Когда у него есть выбор, он основывается на благоразумии, убеждении и терпении. Но он резок, обладает сильными убеждениями и лоялен. Это именно те качества, которые нам нужны.
Последний из троицы, генерал Андрей Толомачук, из девятого управления КГБ, показал рукой на экран.
- Я полагаю, что виденное нами - не игра. Болгарин действовал не по инструкциям?
- Конечно, нет. Все это вполне естественно, уверяю вас. Частью нашей задачи было проверить, отвечают ли способности и решимость Мак-Кейна нашим ожиданиям.
Все четверо обменялись заинтересованными взглядами.
- Ну что ж, я удовлетворен, - объявил Кириллихов. Толомачук согласно кивнул. Сепелян думал дольше, потом тоже сделал утвердительный жест.
- Вернувшись в Москву, я доложу, что можно приступать к следующей фазе операции, как и было запланировано. - сказал Кириллихов.
Протворнов был доволен.
- Значит, все идет по расписанию. День начала операции - седьмое ноября?
Кириллихов кивнул.
- Еще четыре месяца, - Сепелян усмехнулся. - А кажется, что так долго.
- Это столетие, - возразил Толомачук. - Мы ждали сто лет. Что такое четыре месяца по сравнению с сотней лет?
А Протворнов добавил:
- Что такое четыре месяца по сравнению с властью над миром?