- Да-а.
Барбара поняла, в чем дело.
- Если Анна - настоящий диссидент с таким стажем, то вероятно, что и Дьяшкин - тоже.
- Правильно. - Фоледа обошел вокруг стола и снова уселся в кресло. Это стоит выяснить, по-моему. И выяснить это будет несложно, потому что Анна не только за границами советского блока, но и уже связана с английской разведкой.
- Ясно. Я займусь этим, - ответила Барбара. - А сейчас? Мне готовить вопросы для англичан?
- Не для англичан. - Фоледа покачал головой.
- А для кого?
- Ты когда последний раз ездила в Англию?
От удивления глаза Барбары широко открылись.
- Я? Я не занималась ничем таким уже много лет.
- Значит, поря стряхнуть паутину. У тебя случайно нет стремления спасти Землю или принести новое тысячелетие мира и покоя?
- У меня? Нет. Как сказал Торо: "Что бы не побеспокоило человека, даже запор - как он мчится изменять весь мир". Я просто делаю свое дело, вот и все.
Грубое лицо Фоледы расплылось в улыбке.
- Ты идеально подходишь для оперативной работы, совсем, как Лью. Может быть, нам придется подержать тебя там немного. Скажем так, что в настоящий момент я не хочу выносить сор из избы.
20
Женщина по имени Наташа чем-то напоминала непристойно разжиревшую жабу. Тройной, покрытый волосатыми бородавками подбородок, жуткие толстые руки со складками на сгибе и поросячьи глазки, с вечным неодобрением глядящие из-под мясистых ресниц.
- Тут еще и половины нет, - выругалась она, поставив вторую проволочную корзину с грязной посудой поверх первой; при всем желании Пола не успела бы ее закончить. От Наташи жутко несло немытым телом.
- С'час принесу еще, потом полы помоешь. В чем дело - не привыкла работать? В Америке, небось, всю жизнь негры на тебя вкалывали. Ничего, здесь все наоборот. Кто не работает - тот не ест! - и она удалилась, пробурчав еще одно короткое слово, которого Пола так и не поняла.
Она вытащила из корзины стопку тарелок, опустила их в большую раковину, наполненную горячей грязной водой и насыпала еще чистящего порошка. Руки были в грязи, а волосы прилипли ко лбу. Руки были еще и красные, опухшие - ей выдали дырявые перчатки. "Другой пары нет!". А нельзя ли поискать? "Это невозможно!". Вечный русский ответ на любой вопрос. Они могли построить в космосе искусственный маленький мир из алюминия, добытого на Луне, но не могли придумать посудомоечную машину, которая бы не ломалась. А почему ее нельзя починить? "Это невозможно!". Почему? "Это невозможно!".
Ее привезли на окраину городской зоны Новой Казани, в женскую часть вероятно, очень большого исправительного заведения под "поверхностью земли". После унизительного врачебного осмотра и обыска ей выдали тюремную одежду, туалетные принадлежности и отправили в камеру, где кроме нее, находилось еще семь женщин. В этой камере и ели и спали - в общем, все прелести тюремной жизни. Вся ее жизнь протекала теперь между камерой и рабочим местом, жаркой и шумной кухней, десять часов в день, да еще коридоры коричневого цвета. Пола стала просто мечтать об одиночной камере, по крайней мере в одиночестве она могла думать без помех.
- И как это называется? Это называется вымыла? - жаба вернулась. Сильнее три, сильнее. Люди с этого есть будут. В чем дело - что, боишься, ручки заболят?
- Порошок почти кончился. Нужно еще порошка.
- А порошка больше нет.
- Разве нельзя взять еще?
- Это невозможно.
- Но почему?
- Это невозможно!
Пола ужинала в одиночестве, отодвинувшись на край единственного в камере стола и старалась не замечать шуточек, которыми ее сокамерницы забросали новенькую американку.
- Что это с ней сегодня, а?
- Ручки потрескались, не видишь, что ли? Работать-то не привыкла.
- А что, разве в Америке никто не работает?
- Конечно, работают. Негры работают, рабочий класс работает. На капиталистов.
- Тогда она, наверно, капиталистка.
- Дочка капиталиста. Принцесса.
- Умная.
- Достойная и почтенная.
- Тяжело ей, наверное, здесь. - Хихиканье.
- Правда, принцесса? Это правда, что твой папа - капиталист? И ты росла в большом доме с шелковыми простынями? И за тобой бегали слуги, чтобы вытереть тебе нос?
- И задницу! - Взрыв хохота.
- Теперь понюхаешь, каково им было.
- В России каждый сам себе нос вытирает.
В маленьком умывальнике в конце камеры было две раковины и один унитаз. Пола пыталась отмыть чуть теплой водой и твердым немыльным мылом всю грязь, налипшую на руки за день. Вошла Катерина, стройная белоруска, с длинными черными волосами и бледной кожей. Она казалась безразличной, почти равнодушной, но ее выдавали живые глаза и речь человека, не похожего на остальных. Она повесила полотенце на крючок за дверью и вынула из маленькой пластиковой сумки кусочек мыла, зубную щетку, зубной порошок и расческу, потом, не говоря ни слова, открыла кран. Тот лихорадочно затрясся, откашлялся воздухом, попавшим в трубу, и потекла желтоватая струйка. Вода в колонии использовалась повторно, очищаясь в замкнутой экологической системе.
Мыло Катерины было белее и мягче, чем серый кусок в руках Полы, и она подняла глаза, глядя в зеркало:
- Где ты достала такое?
- Мне выдали.
- А у меня вот это. Почему такая разница.
- Ну... иногда так случается. Если понравишься кладовщице...
- Ты хочешь сказать, у нее есть любимчики.
- Надо просто понравиться.