— Что ты сказала? — тупо спросил я.
— Я сказала: неужели ты думаешь, что несколько рыбешек важнее твоей работы? — язвительно ответила Джейн.
— Я имею в виду… После этого ты ничего не сказала?.. Мне показалось, что ты меня назвала…
Я не мог повторить ее слова — слишком уж нелепо они бы прозвучали.
«У меня кружится голова от потери крови», — решил я.
Как приятно валяться в постели по распоряжению доктора! Конечно, для приличия ты какое-то время вяло сопротивляешься. Диалог всегда стандартный. Нерешительные протесты пациента — у него много работы, его болезнь или рана не тяжелые, ему уже лучше — опровергаются полушутливыми зловещими докторскими угрозами ампутации или пневмонии, смотря по обстоятельствам. После чего врач уходит с сознанием выполненного долга, а пациент облегченно вздыхает, оттого что переложил ответственность на плечи специалиста. Доктор, который регулярно предписывает пациентам постельный режим, уйдет в отставку богатым и популярным.
К сожалению, следует отметить, что радость длится недолго, и неблагодарный больной вскоре начинает скучать и тяготиться вниманием и заботой, которыми окружают его добровольные сиделки. К трем часам следующего дня я успел насладиться шумным скандалом со старухой Энни, матерью Перса Уолтерса, из-за того, что она не поспешила с пивом, когда я для привлечения внимания постучал по полу ручкой метлы.
Энни слегка глуховата и со странностями. В течение короткого времени, пока она за мной присматривала, она вела себя так, будто где-то вычитала, что прикованные к постели мужчины подвержены приступам неконтролируемого сексуального возбуждения. Старушка старалась держаться подальше от меня и, передав стакан с пивом на вытянутой руке, тут же быстро ретировалась, наверно, чтобы я не успел овладеть ею. Энни, должно быть, за семьдесят.
Она оставила свой временный неоплачиваемый пост через шесть часов после начала дежурства. Ее прощальная угроза, не слишком испугавшая меня, заключалась в том, что она пришлет Джейн присматривать за мной. Уж Джейн-то, дескать, не станет терпеть такие глупости. Она прямиком отошлет меня в лазарет на Станцию, где есть санитары, которым платят за то, чтобы они терпели всякие выходки.
Через десять минут после своего прибытия Джейн, вопреки советам доктора, моим слабым возражениям и предполагаемой угрозе сексуального нападения, вытащила меня из постели, отвела в пижаме вниз и усадила в кресло на расстояние вытянутой руки от холодильника. В ее оправдание могу сказать, что она подставила мне под ногу скамеечку.
Затем она сменила повязку, так низко склонившись над моей ногой, что я мог заглянуть ей за пазуху до пупа. Выпрямившись, она перехватила мой взгляд, сообщила, что людям с потерей крови возбуждаться вредно, и дополнительно проинформировала, что не готова рисковать репутацией, оставаясь в одном доме с таким развратным стариком, как я. После чего ушла, весьма нетактично посмеиваясь, невзирая на мое состояние здоровья. Она сообщила, что вернется вечером, а до того времени я могу позаботиться о себе сам. Я вспомнил, что за свое короткое посещение она трижды назвала меня развратным стариком. Это становилось у нее манией.
Откинувшись на спинку кресла, я попробовал проанализировать ощущение слабого разочарования по поводу ее ухода, и мои мысли вернулись к необыкновенной галлюцинации, которую я пережил накануне в лодке. Слова, которые, как мне показалось, я услышал, могла бы произнести Шейла больше года назад, когда я чинил прореху в одном из заграждений. Работа продлилась дольше, чем я ожидал, и когда я наконец выплыл на поверхность, Шейла смотрела на меня с кубрика «Карусели»; ее длинные волосы свисали, а в глазах стояли слезы. Я вскарабкался на борт и крепко обнял ее, но она еще долго дрожала…
Фразу, которая мне послышалась, могла бы сказать Шейла, но не Джейн. Обласканная вниманием двух моих младших коллег и многих местных юношей, Джейн пользовалась популярностью в Риверсайде и жила в свое удовольствие, очевидно, мало задумываясь о будущем. Она никогда не оставалась в долгу и при случае могла отбрить любого. И все же, несмотря на ее кажущуюся развязность, я подозревал, что Джейн еще девственница…
Мои размышления прервал стук в дверь. Я прокричал, что не заперто, и вошел Артур Дженкинс, двигаясь неловко, как любой больничный посетитель. И как любой пациент, я первым делом посмотрел, что он принес. Артур принес упакованную бутылку.
— Бренди, — сообщил он, разворачивая бумагу и ставя бутылку на стол рядом со мной. — Где у тебя стаканы?
Очевидно, бренди предназначалось не одному мне.
Я указал на сервант. Артур нашел две маленькие кружки, задумчиво посмотрел на них, потом наполнил и сел рядом со мной.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
Мы обменялись традиционными фальшивыми замечаниями и замолчали. Он уставился в потолок, а я рассматривал свою ногу. Наконец он откашлялся и заговорил:
— Так вот, Марк. Насчет случая с тобой. Я еще не слышал подробного отчета.
Я рассказал, что произошло, и он внимательно слушал, глядя на свои руки, словно жалел, что не захватил блокнот.
— А при нормальных обстоятельствах ты бы сделал что-нибудь подобное? спросил Артур, когда я закончил.
— Это были нормальные обстоятельства.
Он удивился.
— Ты хочешь сказать, что имеешь обыкновение нырять среди чернуг?
Я понял, к чему он клонит.
— К твоему феномену это не имеет отношения, — заверил я. — Ко мне и раньше врывались чернуги; заграждение — это всего лишь тонкая нейлоновая сеть с грузилами и якорями на дне и пустотелыми поплавками наверху. Случается, что чернуга разрывает сеть и заплывает в загон. Обычно проблем не возникает — вода прозрачная, и я могу воспользоваться гарпунным ружьем. Нет, Артур, если ты надеешься, что луны свели меня с ума, то зря теряешь время.
— Э-э-э… — Его голос выдавал разочарование. — Тем не менее в поселке что-то происходит. Было два случая неспровоцированных нападений.
— Я ничего не слышал.
— Естественно. Ты сейчас немного оторван. Оба случая произошли вчера вечером. Во-первых, по дороге домой избили управляющего «Клубом».
— Джона? — Я удивился. — Надеюсь, паршивца, который это сделал, поймали?
— Поймали. Собственно, он и не пытался сбежать — просто стоял, ковыряя ботинком землю, пока его не увели.
— Кто это был?
— Уилл Джексон, рыбак. Ты когда-нибудь слышал, чтобы он проявлял к Джону какую-то враждебность?
Я подумал.
— Насколько мне известно, нет. Скорее наоборот: Джон недолюбливал Уилла, но никогда этого не показывал. В конце концов, Уилл хороший клиент, а работа Джона наполовину заключается в том, чтобы скрывать от клиентов свои чувства. Наверно, когда ты находишься за стойкой, люди довольно часто действуют тебе на нервы, но Джон никогда не сказал бы этого в лицо… Он как-то говорил мне, что Уилл, увидевший молоденькую девчонку, напоминает ему голодную чернугу. В общем, Уилл — нахальный тип, но Джон никогда не позволил бы себе никаких высказываний на работе.
Уилл Джексон — один из самых неприятных независимых колонистов. Средних лет, худой, но жилистый, всегда в шляпе, с гордой прямой осанкой, не соответствующей мешковатому, обтрепанному одеянию. Он и сидит так же — с прямой спиной, словно у него ребра в гипсе — и вечно разглагольствует о недостатках своих товарищей и аппетитности молодых девчонок.
— Другой случай тоже странный, — продолжал Артур. — По-видимому, Пол Блейк ударил по лицу Дженет Кокс во время свидания на берегу.
Я кашлянул.
— В этом нет ничего странного. Пол — невоспитанный юный хам. Любая девчонка, встречаясь с ним, рискует. Но они все равно встречаются с ним, потому что он красивый парень и у его отца целое состояние.
Эзра Блейк — самый крупный землевладелец в округе.
— Я видел юного Блейка, и девицу тоже. Блейк сказал буквально следующее: девица охотилась за его деньгами, и это его разозлило.
— Она сообщила ему что-нибудь вроде того, что беременна?
— Нет. Она клянется, что вообще ничего не говорила. Они просто стояли. Пол рассказывал, представь себе, об отцовской ферме, она слушала, и вдруг он на нее обрушился.
— Вероятно, она не проявила достаточную заинтересованность. Насколько я знаю Дженет, она хотела чего-нибудь более живого, ей стало скучно и это как-то проявилось. Пол парень хвастливый, и невнимание могло его разозлить. Что говорит он?
Артур поколебался.
— Почти ничего. Я не могу заставить его разговориться. Он просто заявляет, что терпеть не может вымогательниц.
— Я тоже, — рассмеялся я. — Она получила по заслугам. Тебе придется оставить это дело. Ты ищешь тайны там, где их нет, Артур.
Он меланхолично наполнил кружки еще раз.