Хурин остался один. Он отбросил щит и схватил топор, и в песне говорится, что топор дымился от крови троллей охранников Готмога, и каждый раз, нанося удар, Хурин кричал:
-- Ауре энтулува! День придет снова!
Семьдесят раз издал он этот клич, и по приказу Моргота его захватили в плен, Готмог связал его и с насмешками потащил в Ангбанд.
Так окончилась битва Нирнает Арноедиад.
Велик был триумф Моргота, и замысел его свершился полностью.
С этого времени сердца эльфов отвернулись от людей, за исключением тех, кто принадлежал к трем домам Эдайн.
Королевства Фингона больше не существовало, а сыновья Феанора скитались, как листья, гонимые ветром. Их силы иссякли, союз распался, и жить им пришлось в диких лесах, смешавшись с Зелеными эльфами Оссирианда.
В Бретиле все еще обитали немногие из Халадин, и Хандир, младший сын Хальдира, был их вождем.
Моргот послал в Хитлум восточноязычных, служивших ему, отказав им в землях Белерианда, которых они жаждали. И он поселил их в Хитлуме и запретил покидать его. Вот такое вознаграждение дал Моргот восточноязычным за то, что они предали Маэдроса: возможность грабить стариков, женщин, детей народа Хадора и издеваться над ними.
Остатки эльфов попали в рудники севера и работали там как рабы.
Орки и волки бродили по всему северу, забираясь в Белерианд и до границ Оссирианда. Еще оставался Дориат и скрытые земли Нарготронда. Но Моргот уделял им мало внимания.
Многие же теперь бежали в Гавани, чтобы найти убежище за стенами Сирдана, и моряки курсировали вдоль побережья, уничтожая врагов в вылазках.
На следующий год Моргот послал большие силы через Хитлум и Невраст, опустошившие весь Фалас и осадившие стены Бритомбара и Эглареста. Враги привезли с собой кузнецов и установили машины. И хотя осажденные сопротивлялись, враги обрушили стены, превратили в развалины башни, и большая часть народа была убита.
Некоторым удалось уйти в море, и среди них был сын Фингона, Эрейнион Гил-галад, которого отец отослал в гавани после Дагор Браголаха. Эти оставшиеся в живых уплыли с Сирданом к югу, на остров Балар, где прятали быстроходные корабли.
И когда Тургон узнал об этом, он снова послал вестников в устье Сириона и просил помощи Сирдана. По просьбе Тургона Сирдан построил семь быстроходных кораблей, и они уплыли на запад, но в Балар так и не пришли известия об этих кораблях - кроме одного. Моряки его претерпели лишения в море и попали в жестокий шторм, и пошли ко дну. Но Ульмо спас одного из моряков от гнева Оссе, и волны выбросили его на побережье Невраста. Моряка звали Воронве, и он был один из вестников Тургона.
Теперь мысли Моргота были заняты Тургоном, потому что из всех врагов Морготу больше всего хотелось захватить и уничтожить Тургона, потому что Тургон стал теперь по праву королем всего Нольдора.
Поэтому к Морготу привели Хурина, так как Моргот знал, что тот был в дружбе с королем Гондолина, но Хурин пренебрежительно говорил с Морготом, насмехался над ним, тогда Моргот проклял Хурина и Морвен, и их потомство и предсказал им мрачную судьбу. Взяв Хурина из темницы, он поместил его на каменное сиденье высоко на Тангородриме. Могущественные чары Моргота приковали Хурина к этому месту, и Моргот сказал:
-- Теперь сиди здесь и смотри на страны, где зло и отчаяние станут уделом тех, кого ты любишь. Ты осмелился издеваться надо мной и сомневаться в могуществе Мелькора, поэтому ты будешь видеть моими глазами и слышать моими ушами, и никуда ты не двинешься с этого места, пока все не придет к горькому концу!
И так все и случилось, но нигде не говорится, что Хурин когда-либо просил у Моргота милосердия или смерти для себя и своих родичей.
По приказу Моргота орки с трудом собрали тела всех погибших в битве, доспехи и оружие. Они сложили все это посреди Анфауглита в виде большого кургана, и он был подобен холму, который можно было видеть издалека. Хауд-эн-Нденгин назвали его эльфы, Холм убитых, и Хауд-эн-Нирнает, Холм слез. На том холме выросла трава, высокая и зеленая, и ни одна тварь Моргота с тех пор не осмеливалась ступать на землю, под которой ржавели мечи Эльдар и Эдайн.
Ч А С Т Ь 21.
О Т У Р И Н Е Т У Р А М Б А Р Е
Риан, дочь Белагунда, была женой Хуора, сына Гальдора. Она была в браке с ним два месяца до того, как он ушел с Хурином, своим братом, на битву Нирнает Арноедиад.
Когда перестали приходить вести о ее супруге, она убежала в лесные дебри, но ей помогли Серые эльфы Митрима, и когда родился ее сын Туор, они воспитали его.
Тогда Риан покинула Хитлум и, добравшись до Хауд-эн- Нденгина, оставалась на этом холме, пока не умерла.
Морвен, дочь Белагунда, стала женой Хурина, а их сыном был Турин, родившийся в тот год, когда Берен Эрхамион встретился с Лютиен. Еще у них была дочь по имени Лалайт, Смеющаяся, и она стала любимицей Турина, ее брата. Но когда ей исполнилось три года, в Хитлуме начался мор от ветра из Ангбанда, и она умерла.
Теперь, после битвы Нирнает Арноедиад, Морвен все еще жила в Дор-Ломине, потому что Турину было всего лишь восемь лет, а она снова носила ребенка. То были недобрые дни, потому что восточноязычные, пришедшие в Хитлум, презирали остатки народа Хадора, обращали в рабство его детей. Но так велики были красота и благородство Леди Дор-Ломина, что восточноязычные боялись ее и не отваживались тронуть Морвен или ее домочадцев. Они называли ее колдуньей, искушенной в магии. Все же теперь она обеднела, и никто ей не помогал, кроме родственницы Турина Аэрин, которую Бродда Восточноязычный, взял в жены. И Морвен больше всего боялась, что Турина отберут у нее и обратят в рабство, поэтому у нее появилась мысль, тайно отослать его и просить Тингола дать приют Турину, потому что Берен, сын Барахира, был родичем ее отца.
И вот, в год плача, Морвен послала Турина за горы с двумя слугами в королевство Дориат.
Так завязалась судьба Турина, изложенная в песне "История детей Турина", и это была самая длинная песня в те дни. Здесь эта история пересказана вкратце, потому что она связана с судьбой Сильмарилей и эльфов, и ее называли историей печалей.
В начале года Морвен родила ребенка, дочь Хурина, и назвала ее Ниенор, Грусть, а Турин и его спутники добрались до границ Дориата, и там их нашел Белег Тугой Лук, охранявший с воинами границу, и провел путников в Менегрот.
Тингол принял Турина и взял его своим воспитанником в честь Хурина Стойкого, потому что отношение Тингола к домам Друзей эльфов изменилось к лучшему. Впоследствии не раз отправлялись гонцы к Морвен с предложением покинуть Дор-Ломин и вместе вернуться в Дориат, но она не хотела оставлять дом, в котором жила с Хурином. А когда эльфы тронулись в обратный путь, Морвен послала вместе с ними шлем дракона из Дор-Ломина, наследственную реликвию дома Хадора.
Турин рос в Дориате красивым и сильным, девять лет он прожил во дворце Тингола, и за это время печаль стала у него меньше, потому что посланцы приносили неплохие вести о Морвен и Ниенор. Но наступил день, когда вестники не вернулись с севера, и Тингол больше не посылал других. Тогда Турина охватил страх за мать и сестру, и он пришел к королю и просил у него меч и кольчугу, и Турин надел шлем дракона и отправился сражаться на границы Дориата, и стал товарищем по оружию Белега Куталиона.
А когда прошли три года, Турин снова вернулся в Менегрот, но он явился из лесной чащи, нечесанный, в истрепанной одежде. Тогда в Дориате был эльф из рода Нандор, имя его было Саэрос. Он завидовал почестям, воздаваемым Турину как приемному сыну Тингола, и, сев за стол против Турина, Саэрос стал насмехаться над ним и сказал:
-- Если люди Хитлума такие дикие и нечесанные, тогда какие же женщины в этой стране? Не бегают ли они, подобно оленям, одетые только собственными волосами?
Тогда Турин в ярости схватил сосуд для питья и запустил им в Саэроса, нанеся ему мучительную рану.
На следующий день Саэрос подстерег Турина, но Турин одолел его и погнал через леса, как дикого зверя, и Саэрос упал в глубокую расселину, и тело его разбилось о скалу. Но другие эльфы, придя, увидели, что произошло, и среди них был Маблунг, он приказал Турину вернуться с ним в Менегрот и ждать правосудия короля. Однако Турин решил, что теперь он вне закона, и, опасаясь, что его схватят, быстро скрылся.
Он миновал пояс Мелиан и ушел в леса к западу от Сириона. Там Турин присоединился к шайке таких же отчаянных и бездомных людей. Но когда все случившееся стало известно Тинголу, король простил Турина. А в это время Белег Тугой Лук вернулся в Менегрот, разыскивая Турина.
И Тингол обратился к нему, сказав:
-- Я опечален, Куталион, потому что я относился к сыну Хурина как к собственному, и таким он для меня останется, если только Хурин не вернется, чтобы потребовать принадлежащее ему. Я считаю, что Турин ушел в изгнание незаслуженно, и я был бы рад вернуть его обратно, потому что очень люблю его.
И Белег ответил:
-- Я буду искать Турина, и я приведу его в Менегрот, если смогу, потому что и я люблю его!
Затем Белег покинул Менегрот и искал по всему Белерианду известия о Турине.
А Турин надолго поселился среди отверженных и стал их предводителем, и назвал себя Нейтаном, Обиженным.
Они очень скрытно жили в лесной стране, и когда прошел год со времени бегства Турина из Дориата, Белег ночью нашел их убежище. Случилось так, что тогда Турина не было в лагере, и отверженные схватили и связали Белега. Обращались с ним жестоко, заподозрив в нем шпиона короля Дориата, но Турин, вернувшись, был опечален тем, что они сделали, и освободил Белега. Дружба их возобновилась, и Турин поклялся нападать только на слуг Ангбанда.
Затем Белег передал Турину прощение Тингола и попытался всеми средствами убедить Турина вернуться с ним в Дориат, говоря, что на северных границах королевство испытывает большую нужду в его силе и доблести.
-- Недавно орки нашли путь вниз из Таур-ну-Фуина, сказал он. - Воспользовавшись проходом Анах.
-- Я не помню такого, - сказал Турин.
-- Мы никогда не ходили так далеко от границы, ответил Белег, - но ты видел вдалеке вершины Криссаэгрима, а к востоку - темные стены Эред Горгорота. Димбар, в котором обычно царит мир, попал под власть Черной руки, и люди Бретиля встревожены. Мы нужны там!
Но, ожесточившись сердцем, Турин отказался принять прощение короля, и слова Белега оказались бесполезными. А Турин, в свою очередь, попытался уговорить Белега остаться с ним, но Белег не мог так поступить, и он сказал: