????????? Приложение к части I
У нас Лум-Лум известен под названием "Французская военная игра". Правила ее таковы.
Игровое поле состоит из 11 площадок и соединяющих линий. Игрок загонщиков ходит чёрными фишками, другой игрок - красной фишкой. Ходят они по очереди. Фишки передвигаются по линиям, причём за один ход можно передвинуть только одну фишку на соседнюю с ней точку пересечения линий. Две фишки не могут стоять на одном и том же месте. Красную фишку можно двигать в любом направлении, а чёрные фишки - только вверх и вбок. Цель игрока загонщиков - поставить красную фишку в положение, из которого ей некуда ходить. Цель другого игрока - продержаться двадцать ходов. Если ему это удастся, первый игрок считается проигравшим.
Поиграть в эту игру на стороне загонщиков можно по адресу http://mathgames.mccme.ru/play.php?id=89
ТУЗЫ В ДРЕЙФЕ
...Все пробует розги
на чьем-либо мозге
и шлет провожатых ко мне
Б.Г., "Начальник фарфоровой
башни"
Когда я вспоминаю две недели, проведенные с Дио, мне на ум приходят два словосочетания: "адский рай" и "мудовый месяц". После того, как она исчезла, моя келья осталась поверженной в хлам и заляпанной пятнами разнообразных жидкостей, самой невинной из которых было пиво. К тому же все было как-то по-дурацки.
Первые три дня мой неизменный компаньон и настройщик Чирок, с которым мы делили маленькую захламленную квартиру, укоризненно косился, встречая меня на кухне или на пороге ванной, а потом не выдержал бардака и сорвался в тихий запой.
Нет, мы не творили ничего сверхординарного. Мило проводили время в моей комнате, рассматривали в Z-S-овский бинокль окна дома напротив, почему-то читали вслух Мамлеева, иногда выбирались погулять. Ну, прогулки мне не очень нравились. Дио тащила меня в места, где собирались ее друзья - толчея переполненных баров, где глаза щиплет от табачного дыма, площадки замусоренных дворов, неверное тепло подземных коридоров. Вне тусовок она любила демонстрировать свое ведовское искусство на случайных прохожих. Насчет паралича не скажу, но как люди начинали спотыкаться, я видел своими глазами. Я пытался ее сдерживать, однако, когда она чувствовала в себе поднимающуюся силу, ее было не остановить.
Трое суток мы провели за городом, в небольшом домике одного моего приятеля. Там я обнаружил удивительное свойство Дио. Ее тело не имело запаха, несмотря на то, что все это время она не мылась. Я-то мог обходиться холодной водой.
Как-то само собой получилось, что все эти две недели я почти не бывал трезв. Это было неправильно, потому что близость с женщиной для меня до сих пор остается праздником и чудом, и хочется ясно воспринимать и помнить каждый миг и каждую деталь. Я подумал об этом, когда понял, что она не вернется. Она уже несколько раз уходила одна, но каждый раз возвращалась через три - четыре часа. Я говорил себе что, скорее всего, она нуждается в каком-то особом топливе. Но когда она не пришла к утру, стало ясно, что "мудовый месяц" закончился. Не думаю, что у нее было намерение со мной расстаться. Скорее всего, все решила какая-нибудь случайная встреча, внезапная вечеринка или иная затея подобного свойства.
Оно и к лучшему. Лум-Лумовские деньги таяли слишком быстро, да и Чирок пребывал в плачевном состоянии. Пора было восстанавливать привычный ритм, и возвращаться к более осмысленному существованию.
Я помыл тряпку и стер пыль с футляра своей лютни. А потом вплотную занялся Чирком. В каком-то смысле он тоже был моим инструментом.
* * *
Когда выключаешься из работы на месяц, потери почему-то оказываются куда больше месячной выручки. То ли клиенты разбредаются по другим мастерам, то ли общий настрой не тот. В этот раз Лум-Лум спас нас от финансовой ямы. Сначала мы успешно проедали деньги оставшиеся от покупки давно необходимого, потом, когда этого стало не хватать, действительно поступило обещанное приглашение от Александра Филипповича, Большого Босса, продюсера Лум-Лума. Позвонил один из помрежей шоу и предложил мне поработать профилактически с канатными плясунами. С тех пор наши сеансы стали регулярными, я заходил к ним раз в два-три месяца.
Не без волнения я осматривался в павильоне, где мне досталось столько острых ощущений. Рекламные экраны, вводившие плясунов в транс, едва не стоивший кое-кому из них жизни, теперь были развернуты почти горизонтально. Из-за этого с тросов картинка была видна лишь узкой, сильно сжатой полосой. На этот раз меня любезно проводили наверх, на площадку, в сопровождении того же Пабло, который в прошлый раз сталкивал меня на трос. Теперь он, наоборот, меня подстраховывал.
Я просматривал их логи и выставлял мягкие щиты, при новом положении экранов серьезная защита не требовалась. Действовал я без спешки. Та работа, которую я однажды проделал за день, теперь занимала неделю. Правда, плясуны обращались и с личными просьбами, и я не видел причин им отказывать. В первый раз по старой памяти обратился Марч. Попросил помочь бросить курить.
- Дыхалка подсела, - жаловался он, - для выступлений хватает, а вот тренироваться меньше стал. Не дело.
Вторым был Тибул, он заговорил о своих заморочках позже, когда я пришел к ним через два месяца. Оказывается, он регулярно попадал в истории с мордобоем, и пару раз это уже имело неприятные последствия. Его случай оказался таким интересным, что я сам увлекся и провозился несколько дней. Даже жалел потом, что убил столько сил и времени на бесплатную, в сущности, работу. В конце концов, выяснилось, что так проявляется агрессивность, которую он накапливает в себе для выступлений. Иногда эти запасы оставались нерастраченными, и если такая ситуация еще и приходилась на полнолуние, то взрыв происходил почти наверняка. Мне удалось с ним сработать почти идеально. Я не стал ставить ни шунтов, ни блоков. Никакого грубого вмешательства. Всю работу выполняли пара рычагов, которые помогали Тибулу лучше контролировать свой эмоциональный боезапас, и накапливать его в большем количестве. А главным фокусом был хитрый сигнальный звонок, который предупреждал, что система на грани. Теперь в такие моменты ему вспоминалась и начинала звучать в голове некая навязчивая мелодия. Неприятно, конечно, но зато безопасно. Когда блокируешь действия, последствия могут быть разрушительны, а звонок - совсем другое дело. Да и мелодию он выбрал сам.
Грейсом страдал от несчастной любви, но избавляться от нее не хотел, проявляя редкостное благоразумие. Обычно бывает трудно объяснить клиенту, что удалять сильное чувство или давнюю привычку, это совсем не то же самое, что вырвать зуб. В нашем деле никогда точно не знаешь, то ли зуб выскочит, то ли голова оторвется. А в случае с этим благоразумным юношей удалось эмоции подправить весьма деликатно.
Зачем я делал бесплатную работу? Элементарно! Кого бы из плясунов ни спросили об эффекте от моих сеансов, все отзывались с полным восторгом. И зажимы уходят, и тонус поднимается и вообще, Станиславский отдыхает. В компании с Брехтом. Одни были довольны помощью, полученной на халяву, другие хотели сохранить такую возможность на будущее. Верно говорил в свое время мой учитель, что программатор должен не столько уметь программировать, сколько уметь улыбаться.
Естественно, капитан Рупрехт имел со мной приватную беседу и попросил держать его в курсе касательно всех проблем, которые я в ходе работы обнаружу у канатных плясунов. Естественно, я ему это пообещал. И, наверное, выполнил бы обещание, если бы был повод. Но, по счастью, пока никто такого поводов не давал.
Не прошло и полугода, как последовали и более отдаленные результаты моей политики. Один за другим ко мне стали обращаться сотрудники шоу, а за ними и другие представители эфирного племени. Я бы сказал, что это стало модой, если бы не боялся вспугнуть удачу.
* * *
Я так и не научился разбираться в рангах всей этой братии, но когда ко мне обратился человек, лицо которого показалось мне смутно знакомым, и, кажется, как раз по эфиру, я понял, что мы, наконец-то начали выходить на другой уровень клиентуры. Впервые у меня появилась возможность поработать в четыре руки, четыре глаза и четыре уха, проще говоря, пригласить помощника.
Еще раньше я узнал у Джельсамино номер Левы Шишкина, одного из двух программаторов, которых в свое время приглашали присмотреть за мной. Время от времени я подбрасывал ему заказы, чем-либо неудобные для меня, и он платил мне взаимностью. Теперь же я иногда приглашал его подыграть мне второй партией. Надо сказать, Лева был из тех юношей, что выросли с лютней в обнимку, он был виртуозом от Бога. Он шутя использовал такие приемы, о которых я вообще старался не думать. Фактически, он делал большую часть работы, причем нестандартно и без видимого напряжения. Поначалу меня смущал статус эксплуататора, было неловко получать деньги за то, что делал другой. Мне казалось, что Лева отдает мне большую часть гонорара исключительно из уважения, которым он ко мне проникся по неведомым причинам. Но потом я понял, что несмотря на свое техническое мастерство, он действительно не мог толком работать самостоятельно. Во-первых он не умел договариваться с клиентами, а во вторых был совершено не в состоянии поставить задачу. Последнее было для меня полной загадкой. У меня всегда было наоборот - вихрь безумных идей сдерживался только технической импотенцией.
Теперь у меня были совсем другие клиенты и совсем другие методы работы. Раньше я вел человека от ресета до ресета. Ресет, это полное уничтожение личности и памяти, и последующие восстановление по записям. Человек после этого называет себя тем же именем, помнит те же факты и юридически считается тем же человеком, но никто не поручится, что это действительно та же личность. Прежние мои клиенты смотрели на эти вещи просто. Любой из них, если бы ему задали вопрос на эту тему, ответил бы известной сентенцией: "А откуда ты знаешь, что сегодня утром проснулся тот же самый человек, который заснул вчера вечером?" Но главное - почти всегда для них это был единственный способ заработать на жизнь, потому что без грубого вмешательства программатора они не могли бы хорошо справляться с работой. Я был как допинг для спортсмена или как ежедневная доза стимулятора для пошедшей в разнос рок-звезды.
Нынешняя же публика оценивала свои мозги совсем иначе. От нас с Левой требовали вмешательства пусть не столь результативного, но крайне деликатного. Требовалось работать, тщательнейшим образом сохраняя все особенности личности, что всегда дается очень нелегко, ведь наши недостатки это продолжения наших же достоинств. Но до сих пор мне всегда удавалось находить решение.
Попадались, правда, среди богатой публики и другие. Те, которые ждали от нашего ремесла того, что другие ищут в наркотиках, или просто хотели убежать от себя, толком не представляя, куда. Кто-то из них изъяснялся туманными обиняками, другие были проще. Один сразу попросил сделать ему кайф, как от кокаина. Пришлось ему ответить, что кокаин - это средство, которое использует Бог, чтобы сказать, что у тебя слишком много денег. От этой братии я старался держаться подальше, потому что это были полные психи, и от них можно было ожидать чего угодно. Именно из-за таких безбашенных любителей приключений за моим ремеслом кое-где держалась несколько сомнительная репутация. Да еще, пожалуй, из-за памяти о тех временах, когда оно только появлялось, методы были намного грубее и программаторов называли ломщиками.
* * *
Герберт Иноэ позвонил мне лично. Позже, проходя через кордоны его секретарш, референтов и охранников, я понял, какая это для меня честь личный звонок самого Иноэ.
Представившись по телефону, он выдержал паузу, как будто его имя должно было быть мне известно. Поэтому, прежде чем идти на встречу, я навел справки.
"Герберт Иноэ - частный бизнес-консультант. Консалтинг крупных и средних компаний." Это мне поведала телефонная книга. Если бы я тогда сообразил заглянуть в справочник "Кто есть кто", я бы был избавлен от многих сюрпризов. Тогда же я вообразил, что мне все ясно. "Ага, - сказал я себе, это из тех ребят, которые учат богатых делать деньги, и просят им за это немного заплатить". С другой стороны я понял, что герр Иноэ является, в некотором смысле, моим коллегой. Он, так же, как и я, предлагал свое ремесло любому, кто готов был купить его услуги. Во всяком случае, почти любому.
Сначала мне пришлось постоять перед скромной, но явно бронированной дверью. На меня смотрел такой огромный глазок, словно за ним располагалась не обычная камера, а какой-нибудь телескоп или рентген. Или и то и другое вместе. Впрочем, может быть, именно так оно и было.
За дверью располагалась рамка, через которую волей-неволей проходил каждый входящий. Я оказался в небольшом коридоре. Охранник сидящий за стойкой не поднял головы от скрытых за бортиком приборов, а навстречу мне уже двигался еще один молодой человек неопределенной профессии:
- Герр Петров? Герр Иноэ ждет вас. Мы следим за вашей работой. Очень интересные методы. У вас и у этого молодого человека... Как его зовут? Леонид?
- Лев. Лева Шишкин.
"Господи", - подумал я, - "стоило так бороться за крупных клиентов, чтобы меня проверяли на каждом шагу, просто, чтобы убедиться, что я есть я".
Молодой человек, то ли секретарь, то ли охранник, проводил меня через рабочую комнату, где несколько мужчин и женщин усердно стучали по клавишам и перекладывали бумаги. Мое обалдение постепенно нарастало. Видимо, я попал в фокус того прожектора, который был призван высвечивать величие Герберта Иноэ перед его потенциальными клиентами.
Наконец, меня сдали на руки очаровательной секретарше. "Ширина плеч охранника, умноженная на длину ног секретарши", - вспомнил я формулу, определяющую крутизну фирмы.
Почти сразу меня пригласили в просторный кабинет. По стенам стояли несколько стеклянных стеллажей, на стенах висели фотографии в легких рамках. В центре стоял стол для совещаний в форме буквы "Т", и из-за него мне на встречу поднялся мужчина хрупкого, почти изящного сложения. Над мелким лицом с острыми глазами нависал мощный высокий лоб с глубокими залысинами. Он протянул руку:
- Добрый день, герр инженер.
- Добрый день, герр Иноэ.
- Можете называть меня "Герберт".
- А вы можете называть меня как вам нравится.