Я осторожно слез с кровати, тихонько скрипнув матрасом.
У стены спит моя женщина – жена и друг. В старину девушки спрашивали у бабушек: «Как узнать суженого, он ли это? Тот, с кем захочешь провести всю жизнь?» Мудрые старушки не говорили чепухи вроде «сердце подскажет», а отвечали: «Посмотри, как он спит. Если на него смотришь и на сердце тепло, тогда он. А если просто тело, с которым недавно была близка, или того хуже: то губы не так сложил, да и вообще уши большие, – тогда каким бы хорошим ни был – не суженый». Давно я так проверял своих девушек. Только Екатерина прошла тест – часами могу смотреть, как она спит.
Утро. Как же оно по-разному воспринимается. Одно, когда встаешь на работу, и совсем другое, когда в отпуске и впереди еще месяц «свободного времени». Впереди напряженный день, но утро по-настоящему свободное.
На цыпочках двинулся к двери, стараясь не разбудить, но на пороге услышал: «Мне, пожалуйста, чашечку кофе». Длинные волосы раскиданы по подушке, голова утопает среди русых волн. Ее тоненькие, по сравнению с моими бревнами, руки откинули воздушное одеяло и так сладко потянулись, что я просто не смог выйти – в два прыжка оказался рядом. Чувственный долгий поцелуй, и маленькие ладошки уперлись мне в грудь.
– А как же кофе? – весело запротестовала она и быстро нырнула с головой под одеяло. – Хочу кофе!
– Понял, сейчас будет, – вздохнул я и побежал на кухню. Быстро просмотрел сообщения на экране холодильника, архаика, конечно, но жене разноцветные надписи о сохранности и времени поступления продуктов нравятся. Она всегда говорит: «Я так хозяйкой себя чувствую. Докладывает помощник». Ну что тут скажешь? Пусть будет.
Поставил кофе вариться, быстро набрал программу кухонного комбайна на двоих – легкий завтрак с витаминами.
– Как вкусно пахнет, – промурлыкала Катя, шелестя алым атласным халатом. На миг она прижалась ко мне.
– Проходи, сейчас все будет готово.
Я аккуратно расставил тарелки с горками дымящегося картофеля фри, украшенного аккуратными дольками помидоров, налил кофе. Моя красавица довольно улыбнулась. Повинуясь ее небрежному жесту, включился телевизор.
– …Очередной акт насилия против врагов человечества произошел сегодня ночью, – с профессиональным огорчением сообщил нам диктор. И, подпустив в голос еще больше драматизма, начал выкладывать подробности: – Около 23 часов «Борцы за чистоту человека» совершили нападение на Институт нейропсихологии. По данным очевидцев, там проводились ужасные опыты на людях…
– Не дадут нормально поесть, – пробурчал я и выключил звук.
– Ты это видел? – нервно спросила Катя. – Ты знал об этом?
– Нет, в вечерней сводке не было, это ведь ночью произошло.
– Но как же так? За что они? Разве так можно? – поникла Катя. От ее надломленного голоса чуть сердце не разорвалось. Маленькая, хотя рост выше среднего, для меня все равно маленькая, хрупкая – не понимает, как одни люди могут быть так жестоки к другим. Сидит напротив такая беспомощная, как котенок, а я не знаю, как ей помочь. Хочется все изменить, переделать, только бы ей было хорошо.
– Ты не передумала? – спросил я.
– Нет, – сказала она. Во взгляде – уверенность в правильности выбора.
Да, утро было свободное, но впереди ждал тяжелый день… Который должен стать утром новой жизни. Мысль возникла, окрепла, заставила развернуть плечи:
– Мы сделаем это. Пойдем, любимая.
– Здравствуйте, проходите, – сказал медик.
Мы медленно прошли в мрачноватый кабинет. Тяжелый письменный стол и два кресла, казалось, перенесены из Средних веков. Вдоль стен массивные шкафы, битком набитые книгами, – корешки поблескивают, явно старательно вытирают пыль. На полу ровный паркет, с потолка свисает огромная кованая люстра… С люстрой, пожалуй, переборщили. Еще керосиновые лампы бы подвесили – слишком явная демонстрация лояльности биоконсерваторам.
Катя села, собранная, напряженная. Я пытался успокоить, пока добирались, но, похоже, не смог. Чувствуется, что медик тоже не в своей тарелке.
– Еще раз здравствуйте. Чем могу быть полезен?
– Здравствуйте, Михаил Семенович. Мы пришли по рекомендации семьи Черкановых, – начал я тяжелым голосом. Всегда, когда пытаюсь говорить медленно, в голосе проявляются басы.
Доктор поерзал на стуле и нервно погладил лысину.
– Какие именно услуги вас заинтересовали?
– Мы с женой давно хотели пройти программу «Два в одном», только не знали где. Спасибо, подсказали.
– Простите, боюсь, у вас ошибочная информация, такими процедурами в нашем НИИ не занимаются, – отчеканил врач. На его лбу выступили крупные капли.
– Доктор…
– Поймите, нам больше некуда пойти, – перебила Катя, – я хочу быть с ним одним целым, а не просто печатью в паспорте. Он – моя жизнь. Никого другого мне не надо.
Медик открыл рот, но не нашелся что сказать.
– Мы понимаем, сколько это стоит. Мы достали деньги. Даже больше, чем надо, – продолжил я, пытаясь перейти к делу.
– Да, это, конечно, хорошо, и молодцы, конечно… Но… – неуверенно забормотал врач.
– Мы осознаем весь риск и готовы на него пойти, – быстро сказал я, прервав вероятную лекцию о гуманности и индивидуализме.
Катя продолжала сидеть как на иголках, но смотрела твердо, прямо сверлила взглядом доктора. Тот вздохнул, похоже, начав верить в нашу решительность.
– Вы понимаете, что это незаконно? – осторожно спросил врач.
– Да! – одновременно ответили мы.
– Хорошо, – вздохнул он, немного успокоившись, – тогда перейдем к деталям. Необходимую сумму вы переведете до операции на наш счет. Для периода реабилитации потребуется около трех недель.
– Черкановы говорили, поэтому мы со вчерашнего дня в отпуске, – сказал я.
– Замечательно, это сильно упрощает дело, – сказал медик уверенно. – Операция не отнимет много времени. Никаких шрамов и порезов не будет – датчик введем через нос, непосредственно в мозг. Не буду сыпать терминами, установим надежно, никакие сотрясения не повредят. Самое важное – точно настроить оба датчика, грубо говоря, на одну волну. Карты ваших биоволн поместим в память передатчиков, а они сами активируют прием-отправку мыслей и чувств. По некоторым, пока не проверенным данным, ваши разумы впоследствии смогут привыкнуть «общаться» на определенной частоте и смогут это делать без техники. Труднее всего вам будет синхронизировать и дозировать поступающую информацию. Поэтому необходим долгий послеоперационный период. Он проходит следующим образом. Сначала ваш жизненный график смещается в противоположные стороны, то есть когда один спит, другой бодрствует. Таким образом активные мыслительные процессы поначалу не будут пересекаться. Спящему выдадут препараты для яркости и обязательности сновидений, а второй будет стараться ощущать и понимать, где сон, а где явь, и учиться регулировать сознание. Когда оба научитесь отсоединяться, время совместного бодрствования можно будет увеличить. Сначала на полчаса, час, два – все больше и больше, пока не наработаете навык полного совмещения. Обычно тренинг составляет две-три недели.
– Все понятно. Когда вы сможете нам помочь?
– Ну-у, – задумчиво протянул врач, открыв ноутбук, – когда вы готовы перевести нужную сумму?
– Сейчас. Карточка подходит или обязательно обналичивать? – быстро спросил я.
– Да, вполне, карточкой даже удобнее, – уверенно сказал врач. – Только прежде заполните формуляр, что вы пришли на обследование «с целью выявления вероятных генетических болезней». При возникших проблемах мы будем отрицать нашу причастность, вы это понимаете?
– Да, мы согласны!
– Очень хорошо, сегодня закончим с формальностями и завтра в восемь ждем. Никакой специальной подготовки не надо, попытайтесь поменьше волноваться и желательно не употреблять алкоголь. Расширение сосудов не критично, но будет тяжелее перемещаться к месту установления датчика, – сказал улыбаясь доктор.
– Все понятно, спасибо вам!
Наверно, я сильно нервничал и, может быть, даже запаниковал бы, если б не глаза жены – в них я всегда черпаю силы. Невозможно обмануть ее надежду. Мы почти не говорили – слова излишни. Мы давно все решили и в своей любви не сомневаемся.
Операционной мы так и не увидели, едва пришли – нас попросили переодеться в удобные пижамы и лечь в постель. Потом дали по таблетке. Последнее воспоминание – стакан апельсинового сока.
Проснулся только на следующее утро. Кажется – никаких новых ощущений. Встал с узкой кровати, прошелся по комнате, совершенно непохожей на больничную палату. На соседней кровати мирно посапывает Катя. Минут через пять я что-то почувствовал. Стою, но одновременно кажется, что лежу! Какая-то двойственность чувств. Кажется, примешиваются Катины ощущения! Я походил, удивляясь хождению-лежанию. День начал преподносить сюрприз за сюрпризом.
Я полностью сконцентрировался на внутренних переживаниях. Поначалу было забавно ощущать себя в двух разных местах и в двух телах одновременно. Сижу, пью успокаивающий чай и в то же время трогаю подушку и в блаженном сне выпячиваю губы. Потом неожиданно стало казаться, что комната уменьшается, поглощается тьмой… А вот вдруг увидел, как бегу по ледяной скользкой равнине, а следом несется громадный минотавр. Крутит над головой гигантский кожаный ремень, сияющая бляха с пятиконечной звездой со свистом рассекает воздух. Из-под копыт монстра брызжут фонтаны ледяной крошки. Все ближе и ближе чудище, пена хлопьями слетает с фиолетовых бычьих губищ, виснет на мерзкой рыжей бородке. Страх перерастает в панику. И вот воздух уже гудит под падающей вниз латунной пентаграммой, еще чуть-чуть – и ударит-расплющит, но вдруг появляюсь… Я сам! В оранжевом сиянии! Развеваются длинные черные космы! Перехватываю могучей ручищей ремень и бью лбом монстра промеж рогов. Он протяжно ревет, лапы подгибаются, хвост судорожно изгибается вбок крючком, вздрагивает… Но я уже не смотрю на падающее тело, за спиной тяжело шлепает огромная туша. И вот я, находясь в маленьком хрупком теле, кидаюсь к себе второму же на шею, с чувством огромной благодарности и любви. И одновременно я же сижу с чашкой остывшего чая в кресле, обоняние отчетливо ощущает его мятный запах, и я же вжимаюсь щекой в подушку, судорожно стиснув ее уголок…
Голова пошла кругом от такого смешения «я», сознание судорожно пытается перетасовать ощущения, словно неумелый игрок колоду, то и дело роняя карты. Потом еще и еще сон, затем следующий, раз за разом меня захлестывали Катины переживания. С каждым разом воспринимается все легче, но усталость взяла свое – выжатый, как джинсы в центрифуге стиральной машины «Bosch», устало добрел до кровати и отключился.
Сквозь дрему ощущаю, что меня трясут. Словно через толстый слой ваты расслышал взволнованный голос Кати:
– Женя, Женечка, вставай быстрее.
Еле разлепил веки, все-таки сильное у них снотворное, и промямлил:
– Что?
– Быстрее вставай! Женя, ну просыпайся же! – взмолилась она.
И ее волнение вдруг плеснуло, словно стакан холодной воды в лицо. Я вздрогнул, встряхнулся, начал приходить в себя. Наверно, если бы не продолжающее действовать снотворное, жена просто затопила бы страхом, а так, напротив, ей передалось мое сонное спокойствие.
– Что случилось, хорошая моя?
– Я толком не знаю. Сама недавно проснулась, прошлась по коридору. И вдруг этажом ниже взрыв и грохот, а потом крики, ругань. Там целая толпа. Испугалась и прибежала тебя будить.
– Все правильно, молодец, не бойся, сейчас разберемся.
Катя спрятала лицо у меня на груди, прижалась.
– А вдруг это «Борцы за чистоту человека» узнали, что и здесь делают запрещенные процедуры? – шепотом спросила она.
– Все может быть, – ответил я как можно спокойнее, – но по-любому надо уходить.
Катя еще сильнее попыталась вжаться в меня.
Надо действовать, и как можно быстрее.
Катя то ли поняла, то ли «услышала», метнулась к шкафу, достала наши вещи.
Палата была, оказывается, звуконепроницаемой – за дверью сразу по ушам резанула ругань, по этажам разносился грохот, треск вышибаемых дверей. Мы медленно пошли в сторону выхода, помня, что находимся на пятом этаже.
Меня качнуло, вдруг почудилась вылетевшая дверь и выскакивающий из палаты рослый детина с огромным топором. Я вздрогнул от невнятного, какого-то потустороннего рева. Детина, страшно пуча бешеные глаза, рубанул наискось, алчно слизнул брызнувшую кровь с лезвия… Катя прижала ладони к губам, вытаращила глаза… Похоже, это такой яркий страх перепуганной жены, она, к сожалению, успела насмотреться репортажей о погромах больниц, где поначалу открыто проводились такие операции. Тогда-то и появились «Борцы за чистоту человека», вначале они ограничивались угрозами и битьем стекол, но буквально через пару месяцев начали уничтожать оборудование, взрывать больницы и убивать «нелюдей», способных пойти на ТАКОЕ. Заразу они решили выжигать сразу, дабы ТАКИЕ ее не распространяли на «нормальных» людей.
Практики «отключения» мы не усвоили, и теперь ее удивительно яркие эмоции с воображаемыми сценками захлестывали меня. Но слишком уж, слишком… Я напрягся, ухватив Катю за руку, взглянул в глаза. И разом цветными брызгами рассыпались страшные картинки. Она улыбнулась сквозь слезы. А мне сразу же пришла здравая мысль, что единственный способ пройти сквозь разогретую спиртным и наркотиками толпу – это сойти за своего.
Справа дверь на лестницу, но отломать перила едва ли хватит сил. Пришла не своя мысль: «А может, лучше стул разломать?»
«Какой стул?»
– Вот, возле лифта, на нем охранник еще сидел, – ответила Катя вслух и недоуменно подняла брови. Но разбираться, что сказано вслух, что молча, некогда.
Я уперся в сиденье и через пару минут отломал все ножки. Вручил две Кате и постарался придать лицу выражение тупое и злобное. Легкие пустотелые трубки, конечно, оружие никчемное, но как имитация сойдет. Мысль, что лучше спрятаться, отмел сразу, тем более она явно не моя. Нужно дождаться, пока мародеры доберутся до этажа, улучить момент и слиться с толпой. Пожалуй, надо бы тоже что-нибудь сломать – для «полноты образа». В ближайшей комнате опрокинул телевизор, расшвырял все, до чего дотянулся.
Шум приближался. По лестнице топали тяжелые берцы, цокали подкованные каблуки – видимо, эти идиоты первым делом сломали лифт. Нахлынули безысходность и страх, в глазах все поплыло. Попытался справиться с головокружением, но не тут-то было: Катя проецировала мощнейшие волны страха. С трудом вынырнул, швырнул вдоль коридора какой-то сложный прибор. Он жалко звякнул – рассыпался осколками микросхем.
Свалил телевизор, взглядом предложил Кате попрыгать по нему. Ну или хоть что-нибудь порушить, только не стоять потерянно у стеночки, в ужасе приоткрыв рот.
– Детка, мы первые! Мы круче! – взревел я.
Катя послушалась, нехотя пнула экран, топнула по динамику.
Я, покачиваясь от головокружения, с силой вырвал из стены кондиционер и начал долбить им стену. В этот момент из лестничного проема появились первые мародеры. Бешеные, затуманенные глаза, обрезки труб с ухватистыми рукоятками из изоленты, бейсбольные биты и даже настоящие металлические дубинки с шипами. Я вложил всю силу в удар о стену, кондиционер, уже расплющенный с одного бока, рассыпался. Довольная усмешка вышла трудной и кривой, но придала, видимо, правильный вид. Мародеры промчались мимо, один даже ударил зубастой болванкой по стене. К выщерблинам от кондиционера добавились длинные борозды, штукатурка посыпалась, в стене заискрил провод. Злобная толпа вихрем пронеслась по коридору, двери палат с жалобным хрустом рассыпались, грохотало и сотрясалось все вокруг.
Рука об руку мы выбежали на лестницу. Здесь шума еще больше. Крики, радостная ругань, и отовсюду звук разбивающейся техники и стекол. Напомнил, что надо выглядеть свирепо, если хотим выжить, но страх – единственное, на что Катя сейчас способна. Тогда я мысленно передал ей, чтобы она долбила ножкой стула по лестнице, по стенам, по всему, что видит. Сдержал, скрипнув зубами, волну ее неуверенности, недовольства и недоумения. Она начала постукивать ножкой стула по перилам лестницы. Я поморщился, такое тюканье выдаст нас с головой. И разом ее страх с новыми силами затряс обоих, она застыла, подрагивая нижней губой, по щекам хлынули слезы.
Черт! Надо разозлиться! Начал быстро вспоминать былые обиды, унижения, да такие, чтоб хотелось головы обидчикам поотрывать. Ситуация и желание неожиданно быстро привели меня в нужное состояние. Страх ушел на задний план, в сознании резкими багровыми вспышками засияло: «Они предали, подставили, бросили – УНИЧТОЖИТЬ». Ломать! Крушить!
Ворвался на следующий этаж, саданул в дверь лифта кулаками раз-другой! Пробил слой пластика, разбил костяшки. Боль раззадорила, заставила страх забиться в дальний уголок мозга. Представляя, как расправляюсь с обидчиками, реальными и тут же придуманными, одновременно тянул за руку жену вниз. Все-таки хорошая фантазия у меня, оказывается. На первый этаж выскочил рассвирепевший, первый же попавшийся мародер отшатнулся, выпучив глаза. Я взревел, вскинул окровавленные кулаки. Огромный мускулистый громила за ним радостно ответил – явно полагая, что я забил голыми руками штук десять ненавистных врачей или даже нелюдей. Катя тоже стиснула кулачки, решительно устремляясь за мной.
Снаружи нас встретила ликующая толпа. С ходу пнул какой-то прибор с торчащими щупальцами проводов – он подлетел, врезался кому-то в живот. Бедняга со стоном согнулся, зато остальные заорали еще громче.
Нагло толкаясь, прошел толпу, как катер камыш, Катюша ловкой змейкой прошмыгнула за мной. За поворотом словно открылся другой мир – за спиной смерть и разрушение, а впереди ровные улочки и бегущий транспорт. Все как обычно, словно в двух шагах и не происходит ничего особенного. Легко поймали такси, на заднем сиденье я обнял жену.
Дома закрыли дверь на все замки. Опустили жалюзи, отключили камеры – отгородились от мира по максимуму. Реабилитацию нужно закончить.
Прошел почти месяц. Вечер. Звонок в дверь.
– Я пойду открою! – крикнул я, отрываясь от компа.
– Ба-а, Женек, как отдохнул? А похорошел-то как!!! – сказал с порога Витя, друг детства. Следом шагнула его жена.
– Проходите, раздевайтесь.
– И вправду лучше стал выглядеть. А то все работа да работа. Потом еще тренажерный зал себе придумал, вообще сил не оставалось, совсем бледный был, зато теперь любо-дорого посмотреть, – сказала гостья, подавая шубу.
– Да, проходите, не стойте в дверях, – буркнул я и ушел к компьютеру – надо закрыть все документы. Хоть и не секретные, но и чужого глаза не терпящие.
«Мы их приглашали?» – спросил я мысленно.
«Да, на прошлой неделе скинула сообщение, мы же из отпуска приехали, надо отчитаться, иначе подозрения будут», – мысленно ответила Катя из кухни.
«Ну, хорошо, ты пока их займи чем-нибудь, а я сейчас в инете посмотрю, где мы отдыхали».
«Хорошо!» – ласково ответила Катя и представила наш поцелуй – с каждым днем он становился все больше похож на настоящий.
– Гости, проходите на кухню! – крикнула Катя. – Минут через десять этот трудоголик к нам присоединится.
Кухонный стол заставлен шедеврами кулинарной мысли Кати, исполненными в соавторстве с кухонным комбайном. Пустая тарелка у жены (никогда без меня не начинает) и уже изрядно опустевшие тарелки гостей.
Виктор продает недвижимость, неплохо преуспел к своим сорока годам. Круглые щеки, густые, пшеничного цвета усы, приятная улыбка, здоровые зубы – над ним просто висит аура хорошего, правильного человека. Да в его работе иначе нельзя. Его жену язык не поворачивался назвать иначе, чем Елена Геннадьевна. Рослая, упитанная, благородная дама. С холеной гладкой кожей, сложнейшей прической. Шикарная одежда меркнет от многочисленных сверкающих украшений. Была у нас когда-то люстра с хрустальными висюльками, и та не смогла бы конкурировать с таким блеском.
– Ну что стоишь как не родной, садись, рассказывай, где сейчас лучше тратить честно заработанные деньги на хороший отдых? – проговорил Виктор.
– Вот, – я протянул ему буклет турфирмы «Норд», подсаживаясь к столу.
– Не, эт красиво, а фото у вас получились?
– Еще не разбирали, только вчера приехали, вещи толком не разложили, да и обработать надо, что гостям, а что в личный архив, – с намеком сказал я.
– Во-от! Это дело правильное! Я вот Елене тоже все говорю, что надо нам ЛИЧНЫХ фото наделать, а она все – не хочу, неправильно все это, да и, говорит, стыдно ей. И это-то после пятнадцати лет супружества, – забубнил Виктор. Супруга немного покраснела. – Ну да ладно, что там на этой Майорке?
– А что там стрясется? Пляж, солнце, хорошие отели, вышколенная прислуга, морская кухня. Лежи да ни о чем не думай. Отдых, настоящий отдых, – процитировал я буклет.
– Да-а-а, – мечтательно вздохнул Виктор, – вот у людей жизнь. Рай, да и только.
– Ну, это как посмотреть, мне вот через неделю начало надоедать.
– Но-но! Это ты неправильно к отдыху относишься! Отдыхать нужно ВСЕЙ душой, потом телом, а уже после – сообща, – проговорил Витя и даже перестал жевать, проникнувшись заявлением.
– Ну, кто как умеет, – возразил я.
Катя оставила телевизор включенным – во время застолья он создает неплохой фон.
– …Очередной выпуск новостей в 21.00. Буквально двадцать минут назад начался очередной штурм подпольной лаборатории «нелюдей», – раздался голос привлекательной репортерши, которая готова была засунуть микрофон между объемных грудей, лишь бы они не остались не замечены в глубоком декольте. Со страстным придыханием и жонглированием бровями, необходимыми, видимо, для показа силы эмоций, продолжила: – По данным очевидцев, и в этом НИИ осуществлялись проекты «Двое в одном» и «Я – бесконечно». Эти бесчеловечные операции осуждаются законом и общественностью, «Борцы за чистоту человека» пытаются спасти, возможно, еще не погубленных людей.
Я на автомате отключил телевизор. Катя заметно побледнела, она не может смотреть такие новости, у нее перед глазами сразу же встает наш побег из НИИ со всеми страхами и переживаниями.
– Вот звери, – начал Виктор.
– Да! – одновременно подтвердили мы с Катей.
– Ведь проводят бесчеловечные эксперименты на человеке, на венце творения, ироды! Таких ученых надо сразу убивать, а ведь поначалу даже какие-то премии хотели давать!
У Кати так вилка и застыла на полдороге.
«Продолжай кушать, пожалуйста», – попросил я мысленно. Она медленно зацепила вилкой кусок спаржи.
– Вот сколько этих НИИ ни разрушают, все норовят в другом месте продолжить ужасные опыты, – высказала мнение и Елена Геннадьевна. – Уже даже и профессоров отлавливают наши спасатели, «Борцы за чистоту человека». Ох, если бы не они, даже и не знаю, что бы было.
– Да уж, я прочитал, что такое программа «Двое в одном», аж передернуло. Ведь мало того что в голову влезают и всякую хрень ставят, так они еще и соединяют мужа с женой мозгами. Тьфу. Конечно, не на тебя, моя дорогая. Но ведь человек – это существо ин-ди-ви-ду-аль-ное, как можно его с кем-то объединять? Какой бред! – распалялся Виктор.
– Это ж ведь получить страсть мужа к футболу, просмотру голых баб, а про вечные компьютерные игры с войнами я вообще молчу, – продолжила Лена.
– Ага, только представлю себе, что меня начнет заботить, во что я одеваюсь. Га-га, как выгляжу, ой, умора, Жень, ну ты представь, что я буду переживать от испачканного галстука, ха-ха-ха!
– А это вечное желание секса, копание в машинах и боязнь пылесоса, – продолжила Елена и тоже залилась утробным смехом.
– Ой, как представлю, что у нас будут общие мысли, то холодным потом покрываюсь, – сказал Витя, вытирая слезы. – Жень, ну вот ты представь, проходит мимо пышногрудая и широкобедрая, такая, что невозможно не проводить взглядом, а жена сразу узнает и, само собой, вкатывает бучу. Ну, спрашивается, какой НОРМАЛЬНЫЙ мужик на такое пойдет?
– Да ни в жизнь, никакой, – поддакнул я.
– Конечно, – уверенно сказал Виктор, – ведь это ж никакой свободы. Разве можно смешивать женское и мужское. Ну уж нет. Мне женского не надо, а в мужское им лезть нечего. Ведь я че-ло-век, а еще точнее – МУЖЧИНА, а что такое мужчина, если о нем все знает женщина? Да тряпка это, а не мужик. А уж если еще и объединить, как у них в программе говорится, сейчас вспомню… «Далее, от длительного использования нашего датчика у людей развиваются не только способности «слышать» друг друга на расстоянии, но и доступ к памяти партнера. Один партнер может воспользоваться памятью другого по желанию». Вот как! Я тебя, Геннадьевна, конечно, люблю, но ЗНАТЬ тебе обо всех моих любовных интрижках до тебя – это крест на семье. А если срубил где деньгу левую, да до дома не донес и жена вдруг узнает – да это же лучше сразу петлю на шею и повеситься, – расхохотался Витя.
Елена Геннадьевна недовольно сложила губы, видимо намереваясь обидеться, но повела глазами в сторону, что-то прикидывая. Довольно хмыкнула, мол, «я тебе припомню эти откровения».
– Я где-то тоже слышал, что, кроме памяти, передаются и ощущения, мол, будешь чувствовать все, что и партнер, дескать, любые сигналы доходят до мозга, – неуверенно сказал я, поддерживая разговор.
– Во-от, точно, у жены менструация – и я каждый месяц ее ощущаю, вот потеха. А секс – так вообще умора: буду ощущать, как сам себя трахаю, – забился в конвульсиях смеха друг детства.
– Да уж, да уж, – пробормотал я.
«Какой он дурак! Да разве с любимым делишься плохим!» – с досадой сказала Катя мысленно.
«Хочешь каждому несчастному это объяснять?» – так же мысленно спросил я.
«Нет, но он же просто дурак».
«Согласен, и что с того?»
«Что, обязательно с ними общаться?»
«Ты же знаешь, что нам долгое время нельзя встречаться с Черкановыми, они под наблюдением».
«Знаю, прости, сейчас успокоюсь».
«Кстати, мне кажется, я иногда улавливаю эхо их мыслей».
В ответ Катя прислала горячий страстный поцелуй, заполнивший мне душу радостью.