- Да, чтобы умереть, я еще очень молод, а чтобы жить - достаточно стар. Ты понимаешь, что значит, когда в кармане нет ни цента? Это голодная смерть, страх перед людьми, бродяжничество, ночлег на соломе, отсутствие крыши над головой!.. Ты понимаешь?.. И никакого выхода. Только жалкое прозябание в людском море.
Женщина: - Конечно, понимаю...
- И всюду тебя гонят!.. Ты понимаешь, что значит, когда тебе шестьдесят?..
- Твой кофе... Остыл? Хочешь,, еще налью?
Несколько секунд на экране свет. Затем новые кадры.
И опять мужской голос: - Жижи?..
- Зачем ты бросил меня одну? - недовольно говорит маленькая девочка.
- Тебе следует уйти отсюда, - наставляет мужчина. Мама будет тревожиться. И сестра тоже.
- Нет. Меня никто не любит. Я хочу остаться у тебя. С тобой...
- Но это невозможно, Жижи, - уговаривает мужчина. - Мне надо удалиться. И взять тебя с собой я не могу. Будь, умницей, Жижи. Завтра я снова приду... И мы поиграем в мяч... Хорошо?.. Ну, иди...
- Я не пойду!.. Не пойду,- сквозь слезы говорит Жижи.
Мужчина быстро уходит.
Уходит, а вслед ему: - Принц!.. Принц!..-не переставая кричит маленькая девочка.-Лринц!..
- Повторить! - сердито требует режиссер дубляжа. - Не получилось...
По местному времени 2 часа 15 минут.
- Эфир!...- требует хирург в клеенчатом переднике, надетом поверх белого халата.
Медицинская, сестра с осторожностью раскладывает на стеклянной поверхности столика хирургические инструменты - ножницы, скальпели и прочее.
Другая сестра подносит маску к лицу человека, лежащего на операционном столе, из желтоватой капельницы начинает по капле сочиться эфир.
Под потолком люстра, в которой много... очень много рожков. И каждый льет свет. Теплый, белый, бестеневой свет.
В зале властвует тишина.
- Один... два... три... четыре... пять...- считает лежащий на операционном столе. Постепенно голос его слабеет, делается сонливым и переходит в бормотание... Потом больной и вовсе, умолкает.
Натянув резиновые перчатки, врач подходит к столу.
Напротив встает ассистент. У больного вдруг судорога.
Два санитара держат ему ноги и руки.
Чуть погодя больной успокаивается. Хирург делает скальпелем первый надрез. Затем над операционным столом начинают мелькать всякого рода зажимы, сверкая никелем под лучами света. Руки в резиновых перчатках действуют уверенно.
Медсестра марлевым тампоном непрестанно стирает с лица хирурга пот, стекающий со лба на брови, на виски, на шею.
- Пульс?..- голос бесподойный.
- Падает,- слышится в ответ.
- Дыхание?..
- Урежается.
И опять: - Пульс?..
- Падает...
- Кислород!..
И спустя мгновение или целую вечность: - Искусственное сердце!..
Операционная наполняется предвестием беды. В стороне усиленно и почти бесшумно работает электрический мотор.
Чуть дальше аппарат искусственного кровообращения, стеклянные сосуды, металлические щипцы...
Медсестра сменила тампон и снова стирает пот с лица хирурга.
- Эфир!..
...Двое вывозят каталку из операционной.
Хирург с .трудом снимает, резиновые перчатки и забрызганный кровью передник, в котором он сейчас несколько похож на мясника.
В коридоре трое окружают его. Старик, пожилая женщина и еще женщина. Очень молодая.
Хирург устало улыбается этим троим.
А время...
По местному времени 5 часов 46 минут.
Магнитофон скрипит: "Твист... твисг..." Старый, скрипучий, глохнущий в стенах комнаты магнитофон.
Стоящие в парадном слышат этот скрип как бы очень издалека.
Один из парней под ритм без устали шаркает ногами вперед-назад. А девчонки безудержно хохочут.
Они вправе хохотать безудержно, потому что им семнадцать-восемнадцать лет.
- Ты довольна тем, как прошел вечер? - спрашивает одна из них подругу, у которой они собирались по случаю ее дня рождения.