С каждым днем все ниже за горы опускалось благодатное солнце, все более широкие тени от высоких скалистых хребтов синим холодом накрывали долину. Все чаще студеными ветрами напоминала о себе зима. Но в полдень солнечные лучи еще ярко освещали по-осеннему пеструю макушку холма за ручьем.
Туда каждый день бегал Лан погреться, поваляться в душистых хрустящих листьях, поразмыслить.
А размышлять ему было о чем. На протяжении последней луны Мудрый Аун открыл ему столько тайн и знаний, что мальчику казалось, будто голова его стала большой-большой, и окружающее приобрело значительность и глубокий смысл.
Огонь - главная тайна. Огня боятся звери, он делает человека сильнее зверей. Как важно сберечь огонь! Без страшных когтей и острых клыков человек может прогнать тигра и волка.
Человек сделал лук, и стрелы, пущенные из лука, догоняют быстроногую косулю.
А разве в бесчисленном повторении Новых Солнц не заключен великий таинственный порядок?
Старый Аун посвятил в тайны предков его, Лана. А он должен сохранить, а потом передать их своему избраннику, чтобы людям племени жилось легче.
- Почему нельзя сказать тайны всем людям? - однажды спросил Лан.
- Потому что так всегда было. Потому что они собирают людей вокруг владеющих тайной. В заветах и тайнах предков великая сила! - ответил Мудрый Аун.
Ночью к Лану приходили видения: наскальные картины из Слова предков оживали, и гулкий голос без конца повторял недоступные его пониманию мудрые заповеди...
Мальчик выбрал себе место среди колючих зарослей боярышника, пристально огляделся вокруг, нет ли какой опасности, и тогда только прилег, не выпуская из рук заостренной палки, хрупкого своего оружия.
Теплые лучи шаловливо щекотали ноздри, ленивый прохладный ветерок шелестел сухим листом у самого уха и убаюкивал, грустно и ласково.
Проснулся Лан от холода. Солнце заметно передвинулось, и ажурная тень от сплетенных стволов и ветвей деревьев надвинулась уже на него.
Вскочил. До захода солнца он должен еще набрать полную суму плодов боярки, шиповника, орехов и яблок. Зурра, жена жреца, строго следит, чтобы женщины и подростки наполняли свои сумы доверху. Беда тому, кто вернется с пустыми руками.
Прищурился на солнце: "Еще успею", - и пустился бегом к ручью. Он знает одно небольшое ущелье, там довольно орехов и яблок.
В ложбинке за стеной кустарника он наткнулся на Муну. Она так увлеклась возней с волчонком, что не заметила мальчика.
Волчонок теперь не проявлял к ней былой враждебности. Он весело скакал вокруг, хватал зубами за руки, не кусая. Куда девалась та угрюмая тоска и ярость, которая светилась в глазах звереныша, когда Лан увидел его впервые. Да и подрос он заметно. "Значит, Муна где-то здесь прячет его от людей и зверей", - подумал мальчик.
Волчонок почуял постороннего и ощетинился. Уши прижались к голове, глаза превратились в две маленькие злые точки. Заметив настороженность зверька, Муна тоже схватила палку.
Лан вышел из-за кустов. Звереныш заворчал, заскулил и спрятался за девочку.
- Чего тебе? - сердито спросила Муна. - И ты следишь за мной, как Зурр?
- Не слежу.
Лан рассмеялся: разъяренная девчонка походила на сову - глаза круглые и злые, волосы всклокочены, кажется, вот-вот выпустит острые когти.
- Не слежу, - повторил он. - Иду в то ущелье, где родник. Там много орехов и яблок.
Муна успокоилась немного.
- Ты не убьешь волчьего детеныша?
- Покажи твои руки, - сказал Лан вместо ответа.
Муна с удивлением протянула ему руки.
- Зверь не укусил тебя? - поразился он.
В этот момент волчонок бросился на Лана и, если бы тот не отскочил в сторону, вцепился бы ему в ногу. Острые зубы глубоко впились в подставленную палку.
Муна закричала и прижала звереныша к земле. Волчонок не сопротивлялся, но продолжал глядеть на Лана непримиримо.
- Что же ты будешь с ним делать?
- Не знаю, - простодушно и горестно ответила девочка. - Наверное, отпущу.
Лан неодобрительно качнул головой. Со снисходительной улыбкой глядел он, как Муна привязывает звереныша к дереву и тот доверчиво жмется к ней.
По пути к ущелью мальчик задержался у ручья, чтобы напиться. Задумчиво оглядел он глубокие борозды от волчьих зубов на своей палке: "Все-таки зверь едва не перекусил такую крепкую палку. А ведь еще детеныш!"
От ручья Лан пошел быстрее, до заката оставалось недолго. Вдруг он услыхал протяжный вопль Муны, вопль боли и злобы. Не раздумывая, помчался Лан обратно.
С поляны доносился шум борьбы: хриплое дыхание, яростные выкрики, рычание.
У кустов, за которыми скрывалась поляна, Лан задержался. Внимательно огляделся, не подстерегает ли его какая опасность, и осторожно продрался сквозь колючие ветви.
Злоба вспыхнула в нем, когда в противнике Муны он узнал Зурра, сына жреца.
Зурр очень сильный. Он придавил Муну коленом к земле и хищно оглянулся на рвущегося с привязи волчонка.
Только тут Лан заметил стрелу, глубоко вонзившуюся в кору дерева, в нескольких пальцах выше головы звереныша, и лук Зурра, брошенный в пылу борьбы.
Муна хрипела в бессильной ярости и тщетно пыталась освободиться.
О Зурр, победитель девчонок! Как посмел он прикоснуться к Муне вопреки запрету обычая! Пусть он выше, пусть сильнее - быть ему сегодня на земле!
Отшвырнув палку, Лан одним прыжком оказался рядом и опрокинул Зурра неожиданным ударом ноги в бок. Они катались по земле и колотили друг друга, свято соблюдая при этом заповедь: "Не пролей крови соплеменника".
Зурр был сильнее. Оправившись от неожиданного нападения, он нанес Лану такой удар, что тот задохнулся от боли.
От следующего удара удалось увернуться, и Зурр со всей силы хватил кулаком по земле и взвыл:
- Бо-бо-бо!
В тот же миг, изловчившись, Лан завернул ему здоровую руку за спину и придавил противника коленом к земле.
- Ты на земле, Зурр! И ты нарушил обычай - обидел девчонку. Сордо будет тебе!
Сордо - так называлось наказание нарушившим обычаи племени. Вождь или жрец громко называли провинившегося и оповещали всех о его проступке. Но бывало сордо и суровее. Так, охотника Ястреба когда-то побили дубинкой и лишили головного убора и охотничьего снаряжения. По сей день называется он Оор, как детеныш...