— Я хотела прийти, правда… — бестолково закончила Бриана.
Данован вышел на свет и стало видно, что он улыбается.
— Ты все-таки совсем-совсем не боишься, — сказал он. — Похоже, ничего на свете не боишься.
— Ты думал… — Бриана почесала лоб. — Ты думал, я испугалась? Но чего?
Данован поморщился.
— Ничего. Конечно же, ничего.
Внезапно оказалось, что досадная случайность быстро забыта, а слова для разговора находятся так же легко, как и прежде. Трижды Данован спрашивал свою спутницу, не замерзла ли она, пока Бриана наконец не догадалась позволить укрыть свои плечи вторым плащом. Бриана думала, может ли человек, столько переживший, так часто улыбаться, или это ей так повезло — видеть его теплую искреннюю улыбку. О чем думал Данован, было загадкой.
Тем временем, ветер усиливался. Поднимал снег и швырялся им в лица. И никуда-то от него было не скрыться: непогода набирала обороты.
— Хотела бы я пригласить тебя в гости, — вздохнула Бриана, проходя в домик Лесничего. Данован зашел следом, запер дверь.
— Боюсь, тебя неправильно поймут, — серьезно произнес он. — Присаживайся, сейчас растоплю печь.
Дрова были аккуратно сложены и занимали целый угол. Бриана сняла мокрые плащи — ведьмин и Данована, — повесила на растянутой посреди комнаты веревке, потерла красный нос.
— Хочешь есть?
— До того, как ты спросил, думала, что не хочу, — призналась Бриана.
— Так бывает, — усмехнулся Данован. — Скоро разогреется.
— А погода-то все хуже и хуже, — заметила девушка. — Закончится ли к утру?
— Я доведу тебя до дома вовремя, не беспокойся.
Бриана не стала говорить, что сейчас — рядом с Данованом, в быстро прогревающемся доме, принюхиваясь к запаху из печи, — уходить не хотелось вообще. Данован это понял, но не улыбнулся, а наоборот, поджал губы и поспешил отвести взгляд. Горшок он вынул, обернув руку тряпкой.
— Обжегся?! — подскочила Бриана.
— Да нет, он не успел нагреться сильно, — Данован поставил на стол горшок. — Зайчатина. Там, сзади тебя, на полке ложки… Ага, спасибо.
— Вкусно…
— То, что я становлюсь огромным волком, не обязывает меня есть сырое мясо, — вдруг сказал Данован.
— Я вовсе не…
— Но ты ведь наверняка об этом подумала.
— Да, — отпираться было бы глупо. Похоже, он лучше самой девушки знал, что творится у нее в голове. Но — не совсем. Одна мысль все же не давала Бриане покоя, и ее слова застали Данована врасплох.
Прожевав, Бриана положила ложку, немного помолчала и внезапно произнесла:
— А ведь ты мне соврал.
Данован тоже отложил ложку и внимательно посмотрел на девушку.
— Ты сказал, что Лесничий испугался тебя в облике человека. Это не так. Он не мог — он испугался зверя, это да. Но умереть от страха при виде ребенка — это ведь неправда!
— Так ты все-таки решила, что я убил его? — упавшим голосом спросил Данован.
— Нет!
— Тогда что же? — голос у него был тихий-тихий.
— Можно мне спросить?
— Конечно.
— Когда ты… Когда ты превращаешься — это… Каково это?
— Как будто ты выворачиваешься наизнанку, — пожал плечами Данован. — Все меняется. Тело, кости… Зрение, нюх, слух… все.
— Он… он видел твое превращение, — прошептала Бриана, подавшись вперед. — Лесничий. Верно?
Ответ был короткий и вполне ожидаемый.
— Да.
— Покажи мне.
Данован резко поднял голову. Сверкнули глаза.
— Не отказывай мне! — быстро проговорила Бриана. — Просто… я должна это увидеть. Обещаю, я не убегу и не закричу!
— Я знаю, — Данован слабо улыбнулся. — Но все-таки… зачем?
Пожалуй, он знал ответ. Знал — но хотел услышать.
— Я должна быть уверена, — твердо сказала Бриана.
— В чем?
— В том, что смогу всегда быть с тобой.
Лягушки иногда превращаются в принцев, королевны погружаются в волшебный сон, ведьмы лопаются от злости, а нищие поднимаются до правителей.
С чудища спадает заклятье, и он становится прекрасным рыцарем, если его полюбит девушка. Спасенья лишены те, кто принимает звериный облик по своему желанию. Лишены ли они любви? До последних дней Данован думал, что да.
— Хорошо…