Да ведь союзники безусловно понимают, что Сталин пошел с ними на сделку потому, что у него не было другого выхода и что он, по сути, такой же им и всему человечеству враг как и Гитлер, если не хуже — я хочу сказать не менее опасный, чем Гитлер. Именно теперь наступил момент, когда можно избавиться и от Гитлера, и от Сталина. Я пребываю в совершенном и абсолютном убеждении, что немцы уже теперь повержены и при всех обстоятельствах они не смогут быть какой-либо угрозой ни нам, ни союзникам.
Теперь, в отношении генерала Власова и его идеи, товарищ полковник, я смею с полной уверенностью доложить вам, что сейчас не только Красная армия, но и все население Советского Союза знает о том, что генерал Власов находится на этой стороне и что он организует вооруженные силы из народов Советского Союза для борьбы со сталинской кликой. Поверьте мне, Армия и народ, зная о действиях Власова, таят в душе радость и надежду освободиться сразу от двух врагов — Гитлера и Сталина. В армии и в народе многие преднамеренно вслух говорят об этом. Вот, к примеру, как мне приходилось часто слышать: «Слышали ли вы о генерале Власове? Говорят, он на немецкой стороне организовал армию и собирается воевать против Советского Союза, вот предатель-то какой, А…?» А в душе, задающий такой вопрос, думает: как бы поскорей этот «предатель» выступил, как бы поскорее попасть в его Армию. Подобные реплики о Власове я не раз слышал и от моих офицеров, которые теперь здесь со мной.
Боясь сталинских сексотов, люди умышленно ругают Власова, а на самом деле разговорами о нем только преследуют в душе скрываемую цель: как можно больше распространить слух о действии Власова; как можно больше обнадежить и обрадовать свои тоскующие по свободе души. С этой же целью советские солдаты и офицеры, говоря об армии Власова, умышленно неимоверно увеличивают ее численность. Одни говорят — у Власова миллион, другие — два, а третьи категорически протестуя восклицают: «Да что вы… какие там два! У немцев одних советских военнопленных пять миллионов, да на работу в Германию вывезли молодежи миллионов десять-двенадцать, если не больше, а сколько миллионов населения отступило с ними? А ну-ка подсчитайте, сколько людей у Власова?!» Сколько раз мне приходилось замечать, как говоривший такие слова из осторожности озирался по сторонам и, заметив кого-либо подозрительного, обыкновенно начинал «крестить» Власова и власовцев предателями, изменниками и другими подобными эпитетами.
Однако, все это только подтверждает скрываемое в душах всеобщее мнение, что вырвавшиеся из сталинских рук люди, кто бы они ни были, — военнопленные или вывезенные на работы в Германию, или каким-либо другим путем попавшие на немецкую сторону люди, — все они, вне малейшего сомнения, пойдут за Власовым», — подчеркнул майор Л.
И после короткой паузы добавил:
«Скажу вам также, товарищ полковник, что сегодня Красной армии очень хорошо известно, что на этой стороне находится не только генерал Власов, но и другие известные советские генералы, как например, генерал Трухин, генерал Малышкин, а также крупные партийные работники, ставшие на путь открытой борьбы против Сталина. И разве можно не верить в то, что наш советский солдат — несчастный колхозник или заводской рабочий — ненавидящий всей душой Сталина, повернет оружие против этого деспота и станет на сторону этих известных ему людей, зовущих его к свободе и счастью.
Я нисколько не сомневаюсь, что как только армия Власова выступит и соприкоснется с Красной армией, сейчас же произойдет братание и все оружие повернется против Сталина».
Выслушав ответ майора Л., Кононов, очень тронутый его словами, восторженно обнял его и крепко сжимая его руку, сказал:
«Дорогой брат и соратник, я бесконечно счастлив слышать от вас эти слова. Вы сказали то, чем наполнены души наших измученных народов. Вы правильно понимаете наш народ. Вы, перейдя на сторону Освободительной борьбы народов России, совершили величайший подвиг, которые навсегда останется в истории образцом подвигов лучших сынов нашего Отечества. Честь и слава вам!»
Майор Л. поблагодарил, однако сказал, что хотя он и готов вести борьбу против Сталина до последнего издыхания, но что это никак не значит, что он лично отрицает идеи Маркса.
«Откровенно скажу вам, товарищ полковник, — сказал он, — я верю в возможность построения коммунистического общества, но только не такими преступными методами, как это делает Сталин. Фактически Сталин является величайшим компроментатором идей Маркса и вообще лагеря всех социалистов. К тому же Сталин несомненно и совершенно наглядно является подлинным предателем Советского Союза. Как вы знаете, благодаря его преступным действиям, Советский Союз в начале войны постигла полная катастрофа и лишь абсолютно глупая политика Гитлера остановила немецкие войска. Я совершенно уверен, что не только я, но и большинство честных коммунистов такого же мнения о Сталине».
Кононов ответил, что идея генерала Власова преследует свержение сталинской клики, но она не преследует цели мстить. И совершенно не предполагает борьбу против людей идейных. Но идея генерала Власова твердо указывает на необходимость, после свержения Сталина, построить такое государство, за которое свободно выскажется большинство нашего населения.
«Да, за такую идею я готов бороться!» — твердо сказал майор Л.
Затем Кононов, подробно объяснил майору Л. в каком положении сейчас находится Освободительное Движение Народов России, не скрыв от него и трудностей.
Майор Л. был очень огорчен и откровенно признался, что никак не предполагал, что Освободительное Движение Народов России так крепко опутано по рукам и ногам гитлеровцами и, что, судя по этому, фактический успех борьбы зависит в такой мере от поведения гитлеровцев. Особенно удручило майора Л. то, что казачьим корпусом командует немецкий генерал и что 30 процентов офицеров в корпусе — немцы.
«Я представлял себе совсем, совсем иначе», — с острой печалью, тяжело вздохнув, сказал майор Л.
«Я должен был осветить вам истинное положение вещей, но прошу вас не падать духом, — сказал Кононов, — все можно исправить, если Власову удастся подчинить себе все уже имеющиеся налицо на этой стороне вооруженные единицы из народов Советского Союза, что составит один миллион под ружьем, а этого для первого удара будет достаточно. А потом нам немцы уже больше не будут нужны.
Последние сообщения от Власова очень благоприятны: Андрей Андреевич пишет, что дело идет на лад и немцы мало-помалу начинают уступать. На немецких верхах есть люди, которые всецело поддерживают нас. Фактически дело тормозит только Гитлер и некоторые другие его идиоты».
После этих слов Кононова майор Л. повеселел и просил, как можно скорее отправить его и его офицеров к генералу Власову.
Вскоре майор Л. и его офицеры уехали к Власову.
Следует сказать, что убежденный марксист советский майор Л. был не первым и не последним советским марксистом перешедшим к немцам в надежде организовать на их стороне борьбу против Сталина или принять участие в организации ее. Уже с самого начала войны многие такие были участниками стихийного Освободительного Движения, а позднее они почти все стали в ряды Организованного Освободительного Движения.
Пожалуй, для них Сталин был еще большим врагом, чем для советских граждан не коммунистов, ненавидевших буквально все, что связано с понятием — коммунизм.
Марксисты, подобные майору Л., ненавидели Сталина не только за чинимый им террор, но, и главным образом, за компрометацию идеи в которую они верили и которая была для него превыше всего. Вот что пишет об одной группе убежденных марксистов и о крупном советском комиссаре, ставших на путь открытой борьбы против Сталина, А. С. Казанцев в своей книге «Третья сила»:
«…Наиболее ярким представителем этой группы был первый редактор «Зари» Милетий Александрович Зыков, один из замечательнейших людей из советского мира, с которыми мне приходилось встречаться.
Ленинская гвардия, вожди без кавычек, организаторы и руководители октябрьского переворота и гражданской войны, часто были людьми большой культуры, эрудиций и знаний. Это был цвет русского марксизма, дань, взятая с русского народа коммунистическим интернационалом. Они были расстреляны потом Сталиным почти поголовно. Среди этих подлинных вождей большевизма нужно особенно выделить Бухарина, Рыкова, Бубнова и целый ряд других.
Зыков молодым комсомольцем, журналистом попал в эту среду. На дочери Бубнова, наркома просвещения СССР, он был потом женат. До ежовской чистки он был одним из заместителей редактора правительственной газеты «Известия» и постоянным ее сотрудником. Потом карьера кончилась чисто по советски — арест, допросы, таскание по тюрьмам и ссылка. Как была его настоящая фамилия, узнать мне так и не удалось, да я и не пытался, несмотря на очень близкие отношения, какие у нас потом сложились. В те времена это было не принято. Советское правительство за сдачу в плен привлекало к ответственности и семью виновного. Вполне понятно, что очень многие из них, попадая в плен и тем более выходя на волю, меняли имена и фамилии. Немцы не препятствовали этому и охотно шли навстречу. Мне иногда казалось, что и фамилия Зыков родилась в результате такой же перемены.
Познакомились мы при обстоятельствах не совсем обычных. Как то летом 1942 года, придя на службу, я увидел в коридоре странное зрелище — в цинковой ванне, в которой заключенные стирали белье, наполненной до верху водой, сидит незнакомый мне человек с намыленной головой и немилосердно трет себя щеткой. Одевшись в очень потрепанную и замазанную красноармейскую форму со стоптанными развалившимися сапогами, он представился Милетием Зыковым.
Появился он у нас при обстоятельствах несколько таинственных. Его привезли с передовой линии фронта, откуда-то из-под Ростова, на самолете. Перешел он к немцам добровольно и назвал себя комиссаром батальона. Потом, гораздо позднее, рассказывал мне, что был, на самом деле, комиссаром дивизии и чуть ли даже ни корпуса. Я не уверен, что и это было точно, но, во всяком случае, во всем знакомом мне подсоветском мире, оказавшемся с этой стороны, я не встречал человека такого масштаба, таких способностей, как был он. Общее убеждение было, не знаю насколько оно верно, что он был евреем. Может быть, это, в конце концов, послужило причиной его гибели.
На следующий день после приезда он решил написать брошюру о советской экономике, что и было им сделано в течение нескольких дней. Написана она была так, как мог написать только очень крупный специалист по этим вопросам. Прогнозы его потом не оправдались (брошюра называлась «Неминуемый крах советской экономики») только потому, что он не смог предвидеть размеров американской помощи Советскому Союзу. Я часто заходил к нему во время работы, он писал ее до последней буквы без единой строчки пособий, без справочника. От первого до последнего слова по памяти.
Брошюра была законченна в несколько дней. Написана она была блестяще. О сложной технологии производства цветных металлов, о возможностях десятков, незнакомых многим и советским гражданам даже по имени, фабрик и заводов, Зыков писал, как крупный специалист. О распределении сырья, о способах его переработки писал, как геолог. О работе транспорта, о использовании каналов и железных дорог — как путеец. Специалисты по всем этим вопросам могли соглашаться или не соглашаться с его выводами, но что работа была написана с большим знанием дела — признавали все.
Как журналист он меня поразил еще больше. Ничего подобного я не видел в жизни.
Отделение пропаганды для той стороны выпускало нерегулярно выходящую газету, носившую название «Боевой клич». Она была закамуфлирована под одну из советских фронтовых газет. Я однажды присутствовал при том, как Зыков продиктовал стенографистке весь номер с начала до конца, от первой до последней строчки. Там была передовая, какой-то очерк, фельетон, сообщение с фронта и телеграммы из-за границы, отдел развлечений с какими-то головоломками для солдат, заканчивающийся чуть ли не шахматной задачей. Все это он продиктовал, не поднимаясь из-за стола, как будто прочел по книге. Работа продолжалась около трех часов.
Он обладал редким свойством подчинять себе людей и это происходило не благодаря его знаниям, большим чем у других, или талантам, а благодаря тому, трудно определимому, свойству, которым располагают люди, привыкшие приказывать и руководить. Интересно, что распространялась эта сила не только на русских, но и на немцев.
Перед тем, как выпустить первый номер «3ари», он заявил немецкому полковнику, начальнику отдела пропаганды, что без ежедневных сводок советского Информбюро он газету выпускать не может и не будет. Сначала это было встречено, как пожелание, о котором серьезно говорить не стоит — сводки эти хранились, как крупная государственная тайна и читало их, наверное, во всей Германии несколько десятков человек. Зыков каким-то образом доказал, что они ему совершенно необходимы. И вот, каждое утро, в специальном, запечатанном сургучными печатями конверте, солдат приносит принятые ночью по радио советские телеграммы со всех фронтов. На пакете нужно расписаться, указать время получения, а при возвращении время, когда он ушел обратно. Мы закрываемся в комнате редакции, подходим к висевшей на стене карте и долго ищем десятки названий городов, сел отбитых у немцев в течение дня. Само собой понятно, никакого отношения к выходящей «Заре» это не имело и иметь не могло. Для меня, в качестве побочного продукта, от настойчивости Зыкова была большая польза: руководство организации было в курсе дел на фронте задолго до того, как об этом знали немецкие министры. Для них эти сводки нужно было переводить, а я их читал в оригинале. Сведения, даваемые с фронта командованием немецкой армии, как правило, очень отставали, а, кроме того, были не такими подробными, как советские, — немецкая армия тогда больше отступала, чем наступала.
Зыков и окружавшая его немного численная группа молодежи были правоверными и убежденными марксистами, такими, каких сейчас в СССР можно встретить гораздо реже, чем где-либо в другом месте. Родимые пятна их заключались в том, что покоренные когда-то логикой марксистского миропонимания, они никак не могли выйти из-под его власти. Они много читали — это была, главным образом, университетская молодежь, — внимательнее других присматривались к окружающей их новой жизни, но не могли поднять раз навсегда склоненной головы перед основоположником «научного» социализма. Их критика советского строя была робкой и неуверенной, с оглядкой на неприкосновенные для них марксистские авторитеты. Кто-то из друзей определил их отношение к сталинизму, как бунт против него, но бунт на коленях. Будущее Освободительное Движение им представлялось как борьба за исправление искаженной Сталиным партийной линии и за возвращение на путь завещанный Лениным.
Готовясь к борьбе против большевизма, мы часто обсуждали детали будущего выступления. Борьба потребует своих эмблем, символов и знамен, чисто внешнего оформления идей и целей.
Наши бунтари считали, что все это нужно взять из времен гражданской войны, как было при Ленине. Флаг должен быть красным. Форма армий такой, как была в свое время у Краской армии. Отношение к религии, в лучшем случае, никакого — все они, как правило, были воинствующими неверующими.
Армию оденем так, как она была одета при царе — мужику это наверное, очень даже понравится, — сфантазирует, бывало, кто-нибудь из не марксистски настроенной молодежи.
Это приводит марксистов в ужас. Когда во время войны Сталин ввел золотые погоны и разделил армию на офицерскую касту и нижних чинов, бунтари были в великом смущении.
Мне представляется, что люди этой группы — это было лучшее в большевизме. Вот, так он должен был бы выглядеть, если бы его не превратили в сплошную уголовщину. Но даже к в таком виде его нельзя было признать приемлемым.
Это были последние цветы русского марксизма, по недосмотру не раздавленные Сталиным. Много ли было таких людей последнее время в самой России — не думаю. Судя по их рассказам, это были редкие единицы в кругах высшей интеллигенции, в той или иной мере общавшиеся когда-то с вождями большевизма первых лет. Я вспоминаю об этой группе только потому, что она оказалась выразительницей антибольшевистских настроений на первых порах создания Освободительного Движения. Нужно отдать справедливость, что эта небольшая группа, в руках которой находилась первая русская газета, ни в какой степени не использовала ее страницы для популяризации своих политических настроений». (Выделение в тексте жирным мое. — К. Ч.)
Я цитирую А. С. Казанцева рассказывающего о марксистах — врагах Сталина и участниках Освободительного Движения и подчеркиваю, что для будущих историков его и вообще для истории это очень важно.
Наличие марксистов а рядах Организованного Освободительного Движения подтверждает факт — Движение было не только многонародным, охватывавшим все народы СССР, но и, действительно, всепартийным.
Движение обобщало людей борющихся за свою свободу и верующих в самые различные идеи потому, что над всеми идеями неминуемо становилась идея к осуществлению которой стремились все — построение такого государственного устройства в Отечестве, за каковое после свержения Сталина свободно выскажется большинство его населения.
К началу октября 1944 года Казачий корпус был уже недалеко от Восточного фронта и по пути то и дело вел бои с титовцами. Помнится, в одном тяжелом бою наш дивизион долго не мог сбить засевших в укреплениях титовцев. Они засыпали нас ураганным огнем и буквально не давали нам поднять голов. И вдруг появился Кононов. Идя между лежащими цепями он, как будто не было ничего особенного, шутя говорил:
«Вот эти ребятки здорово стреляют, не правда ли, сыночки? а?! Бравые они ребята, а ну-ка давайте-ка мы им з…..набьем!»
«Батько! Батько!» — поползло по цепям. Казаки со страхом за него смотрели на Кононова, шедшего во весь рост под ураганным огнем.
При виде неустрашимого Батьки у казаков исчез страх перед огнем противника и весь дивизион с криком «Ура!» бросился вперед.
«Пря-мо!» — зычным голосом подал команду Кононов и всем показалось, что и нет никакой преграды перед ними. И рванулись в атаку казачьи цепи, а за ними потянулись коноводы и обоз с боеприпасами.