Видимость полностью пропала, но Эван умел летать по приборам. Он знал что после того как самолет пролетит облака он станет темно серого цвета. Пыль покроет его, и он станет цвета этих самых туч. Но на передних стеклах стояли специальные щетки, которые установили специально по заказу Эвана, и сейчас они работали на всю катушку, очищая небольшой участок от грязи. Вот вроде стало немного светлее. Облака слегка рассеялись, и самолет внезапно вылетел под атаку света. Эван увидел солнце и голубое небо. Под ним словно вторая земля переливались грязные облака и как будто сердились на антихриста за то, что он смог вырваться из их объятий. Зрелище было потрясающим. Небо казалось настолько пронзительно голубым после уже привычного коричнево-серого, что контраст завораживал. Солнце заставило зрачки Эвана сузиться и они потерялись в его темных глазах. Но он все равно смотрел прямо на него. Другому человеку такие лучи обожгли бы сетчатку, но Эвану не могло повредить даже солнце. Постепенно зрачки расширились и Эван смог уловить не только пронзительно яркое сияние солнца, но и едва видные на дневном небе звезды. Когда он увидел их в первый раз, то подумал что это просто солнечные зайчики на его глазах, но потом понял что это все-таки звезды. Пару раз он поднимался в воздух ночью и тогда смотрел на Луну, которая принесла ему триумф. После унылого темного неба, которым приходилось любоваться миллионам жителей Земли, голубое небо не могло никого оставить равнодушным. Никого кроме Эвана.
Он не наслаждался красотой этой безбрежной голубизны, или ярким сиянием желтого круга. Для него все это не имело никакого значения. Он поднимался сюда снова и снова, чтобы поразмышлять. И мысли в это время у него были одни и те же. Как много людей восхитились бы увидев это. Многие из них наверняка тут же накатали бы несколько поэм или бездарных стихов, а пару строчек в голове сложил бы каждый. По щекам людей потекли бы слезы от умиления и того чего они навсегда лишились. Того чего он их лишил. Он явственно представлял их с глупыми рожами стоявшими посреди салона, ибо нельзя смотреть на такое сидя, и в их сердцах закипала радость. Но они этого не видели.
Эвану нравилось именно это. Он возможно единственный человек, которому подобный пейзаж был до лампочки, имел возможность видеть его хоть каждый день. А все остальные не могли. Он таким образом обрекал всех людей на самую изощренную из пыток, а то что они даже не знали о ней только делало ее более пикантной. Эван сидел за штурвалом, пил пиво и смеялся над всеми людьми мира. Он произносил самому себе, как ему казалось, пламенные речи, и поносил в них род человеческий. Сначала они звучали насмешливо потом злобно затем в них проявлялась обида и наконец, Эван переходил на мат и кричал на мир, забрызгивая приборы слюной. Он вставал и ходил по салону, вырывал сидения кричал с такой силой, что по нескольким иллюминаторам пробежали мельчайшие трещинки. В самом конце возвращался в кабину пилота, плюхался в кресло и начинал безудержно хохотать. Он смеялся над этим миром, который еще так недавно пинал его при любом удобном и неудобном случае, а теперь лежал у ног как шелудивая шавка. А вернее под его ногами. Отсмеявшись и успокоившись Эван весь покрытый липким потом, допивал пиво и возвращался на землю. Его поношение мира заканчивалось, и он ждал следующего раза. Да, именно так — он поднимался сюда чтобы поиздеваться над миром, и то что он мог это сделать наполняло его. Только в небе он чувствовал себя не "слегка", а "полностью".
Сегодня вечером он как раз только что вернулся с заоблачных высот, но оставил на их уровне собственное настроение. Приехав в цитадель, он прошел в главный зал, уселся на огромном троне, построенном из человеческих черепов и стал думать, что делать дальше. Чем можно дополнить такой прекрасный вечер, и сделать его незабываемым? Если бы в замке был Эмет, то вопрос отпал сам собой. В компании своего давнего любовника Эван мог позволить себе расслабиться и ничего не скрывать. С Эметом можно было поговорить по душам и не поддерживать сказку о том, что Эван и не человек вовсе, а чуть ли не воплощение Сэта на Земле. Можно поговорить о том что его действительно беспокоило, например о героях или о том что твориться в его душе. Но Эмета не было. Он уехал еще позавчера и должен был прибыть только послезавтра. Эмет разъезжал по всей Америке и собирал остатки войск, а так же заглядывал к охотникам за рабами, чтобы пополнить человеческий материал. Человеческий материал — так Эмет называл рабов, и Эвану очень нравилось такое определение. Только сам Эван расширял его и распространял не только на невольников, но и на все человечество. Мысли о рабах слегка возбудили его, он почувствовал, как натянулась материя на брюках. Эван сначала решил сказать, чтобы ему как всегда привели отобранных рабов, но подумал, что будет гораздо забавнее самому выбрать. Ведь в бараках неподалеку от цитадели томились сотни пленников, а он не был там уже больше года. Быть может он сможет отыскать себе что-нибудь оригинальное. Эван опрокинул стакан коньяка и улыбнулся. А потом встал и, приказав страже следовать за ним, пошел к выходу.
До бараков с рабами было не меньше километра, и Эван приказал подать машину. С неба почти все время шел снег, но дороги вокруг крепости были тщательно вычищены и вылизаны теми же рабами. Машина легко преодолела небольшое расстояние, и Эван пошел внутрь. Сначала его спросили кто идет, но он просто свернул охраннику шею. Эван не любил когда его не узнавали с первого взгляда. Вскоре к нему прибежал главный надсмотрщик и, сделав глубокий поклон, залепетал:
— Это такая честь для меня владыка, такая честь. Вы не представляете как я рад, что вы удостоили своим посещением нашу убогую обитель…
— Я не представляю? — приподнял одну бровь Эван. — Ты хочешь сказать, что у меня плохое воображение?
— Нет-нет что вы. — побледнел надсмотрщик и кинул взгляд на труп охранника который сейчас как раз убирали. — Вы не так поняли… вернее я не так выразился великий властелин. Я хотел сказать…
— Довольно. — холодно приказал Эван. — Показывай, что у тебя есть.
Надсмотрщик повел Эвана в сторону огромного зала, где содержали рабов. С тех пор как здесь сидела Анна и Большая Берта в обстановке ничего не изменилось. Те же самые покрытые ржавчиной стальные клетки рядами стояли возле стен, а в них сидели люди. Грязные, немытые и кое-как одетые рабы прозябали в холодном помещении, и негромко разговаривали кто о чем. Кто-то смеялся, кто-то плакал, но основная масса спала, или тихо сидела в клетках, отдыхая после работы. Ни о каких туалетах не было и речи — в нос Эвану шибанул запах мочи и экскрементов. Он поморщился, и надсмотрщик увидев это извиняющимся тоном сказал:
— Простите владыка, но мы не можем содержать их в лучших условиях, а убирать за ними…
— Поверь слуга, я нюхал в своей жизни и менее приятные вещи. Так что иди и помалкивай.
Эван проходил мимо решеток и осматривал людей. Сразу было видно кто хозяин в каждой клетке. Как правило, это был мужчина, и главной отличительной чертой у него была более менее хорошая одежда. Причем ансамбль был определенно снят с разных людей. Кое-кто узнал Эвана, и такие будили остальных, чтобы те воочию увидели антихриста. Холодные темные глаза Эвана пристально осматривали каждого раба, и у того на кого падал такой взгляд по спине пробегали мурашки. Эван умел вызывать страх в людских сердцах и раньше, а теперь делал это даже не замечая. Большинство прижималось к противоположным от Эвана стекам и отводило взгляды когда их осматривали. Эвану не нравилось то, что он видел. Когда ему приводили рабов в замке, то они были умыты, побриты и приведены в порядок. А здесь мало того что все были грязные как свиньи и источали смрадный запах, так еще иногда Эван обращал внимание как к ногам мужчин и женщин прилипли куски засохшего дерьма, а на одежде были следы от пищи и рвоты. Это не вызывало у него отвращения, он действительно видел и более мерзкие вещи в своей жизни, но и не пробуждало в нем того возбуждения которое он испытал в тронном зале. Теперь он смотрел на этих ничтожеств и даже удивлялся, как можно хотеть залезть с такими под одеяло. Ведь с тем же успехом можно заняться сексом и, ну допустим, с собакой или лошадью. По сути, эти люди не сильно отличались от животных. Но тут Эван сам себя поправил. Они были даже хуже животных. Ведь звери не изменили своей природе после того как он пришел в этот мир. Тигра можно посадить в клетку, но от этого он не перестанет быть тигром. Да, он признает, что человек оказался сильнее, но убьет его, если тот откажется кормить пленника. Убьет, если у него будет такая возможность. А эти люди всего несколько лет назад были властелинами мира, и посмотрите на них теперь. Жалкие безвольные создания, которые забыли, что человек это звучит гордо. И Эван понял, что он уже уничтожил все человечество. Всех кроме одного — самого себя. Только он может называть себя человеком, только у него теперь есть такое право.
Внезапно его схватили за локоть. Какая-то уже немолодая, но еще и не старая девица с безумными глазами смотрела не него. Из ее грязного рта текли слюни и шепелявые слова.
— Отпустите меня. Отпустите, пожалуйста. Я так больше не могу. Я не выдержу больше. Клянусь, если вы не отпустите меня, я покончу с собой!
— Я отпускаю тебя. — сказал Эван, и оторвал ей голову. На его лицо попало несколько теплых капель крови, он стер их рукавам рубашки, и пошел дальше.
Мальчики отрывают головы куклам Барби, Эван отрывал их куклам покрупнее. Он шел дальше и продолжал осматривать рабов. Иногда его взгляд задерживался на ком-нибудь, но он не мог заставить себя возбудиться от вида грязного человека. В его представлении секс должен быть с чистоплотным партнером, а не с этой рванью. Быть может, если их отмыть они предстанут перед ним в другом свете, но Эван сильно сомневался в этом. Он не сможет заменить образ этих грязных людишек на отмытых и хорошо надушенных.
Он безучастно смотрел на рабов, и уже собирался повернуться, чтобы уйти и окончательно не испортить себе настроение, когда его взгляд зацепился за одну из клеток. Вроде ничего необычного — такие же грязные люди, все мужчины и поначалу Эван даже не понял что его там привлекло. Но тут глаза ухватились за маленькую тощую фигурку, сидевшую у прутьев решетки в отдалении от всех. Он подошел к клетке и стал разглядывать заключенных. Мужчины, в основном сильные и здоровые, но были и калеки. Главный в клетке был здоровый бородатый мужик, одетый в две шубы и стоявший по стойке смирно прижимаясь к стене. Он дрожал и старательно отводил взгляд. Эван осмотрел остальных. По одежде можно было составить неплохое представление о местной иерархической лестнице. Вот эти пятеро самых здоровых были лучше всего одеты, а значит они держали эту клетку. Те, что были посубтильней, тоже были одеты, но курток им не полагалось. Калеки и самые слабые были почти голыми. Была здесь и одна женщина, но она не видела Эвана, а просто смотрела пустыми глазами в противоположную стену амбара. В ее статусе тоже можно было не сомневаться. Но парень лет семнадцати был явным исключением из местных правил. Ничего примечательного, на первый взгляд и не заметишь, но все же он был чуть чище, чем остальные. Он не отличался мускулатурой, а скорее даже был худым и каким-то болезненным, но, тем не менее, сидел в нормальной одежде, а на ногах были добротные сапоги. Эван медленно осмотрел его с ног до головы, и наконец, взглянул в лицо. Сначала он не смог ничего разобрать — со лба парня на лицо падала длинная засаленная челка. Но когда Эван уставился на него, парень, как будто бросая ему вызов, откинул ее и посмотрел в темные глаза антихриста.
Эван смотрел в такие же как у него темные глаза, и ждал пока пацан отведет взор. Обычно на это уходит всего пара секунд, но он продержался почти минуту. Он опустил глаза, и Эван заметил, что при этом его кулаки сжались, а костяшки пальцев побелели. Мальчишке не нравилось, что он проиграл этот поединок. У него было обычное лицо: некрасивое, и даже где-то грубое, но определенно решительное. Хотя на лице уже красовалась пара шрамов, и переносица была перебита, причем не один раз. Эван заглянул к нему в сердце, и увидел там такую непроглядную тьму, что поразился тому, что парень до сих пор жив. Только у Эмета он видел подобное, да и то, тьма пробудилась в его жене после встречи с ним. А у этого мальчишки злоба чуть не выплескивалась наружу. И это было интересно.
— Отведите его в мою машину. — сказал Эван надсмотрщику. Тот молча ходил за антихристом и по лбу с вытатуированным перечеркнутым крестом бежали крупные капли пота. Он тут же пошел за охранниками, чтобы отдать приказ. Эван пошел к машине.
Когда мальчишку вели в машину, он молчал. Эван тоже не проявлял к нему никакого интереса, и только прислушивался к той злобе и страху который вызывал у парня. Он боялся Эвана, и ненавидел себя и его за этот страх. Они приехали в цитадель, и охранники отвели раба в спальню к антихристу. Эван сначала зашел в тронный зал, и отдал распоряжения, чтобы его не беспокоили, а потом последовал к себе. Открыв дверь, он увидел, что парень сидит на его незаправленной кровати, и от грязных джинсов под его задницей осталось серое пятно на белоснежных шелковых простынях.
— Я у тебя поссал. — сказал парень звонким голосом. — Хороший у тебя тубзик. Что там за мужик сидит?
— Один из бывших попов. — сказал Эван закрывая за собой дверь. — И ты можешь положить нож на место, все равно я бессмертен.
— А зачем тогда тебе столько охраны. — улыбнулся парень. — Нет, тут нестыковочка начальник.
— Хочешь, проверь. — пожал плечами Эван. Он не боялся, что парень окажется героем. Слишком много в нем зла.
— Ладно, поверю на слово. — парень достал из куртки небольшой стилет которым Эван чистил ногти, повертел его меж пальцев и положил на столик. Эван уселся в кресло, предварительно развернув его так чтобы видеть собеседника.
— Как тебя зовут? — спросил антихрист.
— Пепе.
— Пепе, а дальше?
— Пепе Длинный Конец если полностью. Но что-то мне подсказывает, что ты меня так называть не будешь. — Эван опустил взгляд на уровень паха. — Нет под штанами не видно, но и ты поверь мне на слово.
— Иди прими душ Пепе, а потом тебе принесут чистую одежду и ты расскажешь мне о себе.
— А что если я не хочу?
— Не хочешь чего?
— Ну мыться, переодеваться и тем более трепаться.
— Если ты сделаешь как я сказал, то тебя накормят, а если откажешься то я убью тебя.
— Да, на таких условиях и в жопу дашь. Ладно, начальник, где у тебя купальня?
Эван показал на дверь слева и Пепе пошел туда. Спустя минуту послышался звук включенной воды. Мальчишка определенно заинтриговал Эвана. Пепе буквально трясло от страха, но он боролся с ним собственной ненавистью. Эван понимал, что в подобном состязании с ним Пепе проиграет — антихрист мог вызвать страх в любом человеке. Быть может только тот молодой герой его не боялся ни капли, но на то он и герой. Но здесь было все совсем по-другому. Ненависть и злоба клокотала в нем, он был рабом, но все еще продолжал сопротивляться.
Пришли слуги вызванные звоном колокольчика и Эван приказал им принести чистую одежду и еду для Пепе. Вскоре тот вышел из душа на ходу вытираясь полотенцем. Одновременно с ним в комнату вошли и слуги. Смуглое тело парня покрывали десятки шрамов, были там даже рубцы от пуль. На спине следы от плетки, на шее шрам от бритвы, такой же на запястьях правой руки. Он посмотрел на пах, и обнаружил, что Пепе действительно заслуживал свое прозвище.
— Что нравится? — спросил Пепе с улыбкой вытирая длинные волосы. Парень не предполагал, что Эван знает, каких усилий ему стоило улыбнуться.
— У меня не меньше. — ответил Эван.
— А я и не сомневаюсь начальник. — он взял у слуг одежду и нарочно стал одеваться не снизу а сверху, трусы и брюки он надел в последнюю очередь, только когда одел носки.
— Ешь. — сказал Эван. Да, в смелости ему не откажешь. Ведь он наверняка знает что обычно делает Эван с такими парнями, и у него еще хватает духу его дразнить, демонстрируя голый зад.
Пепе не стал себя долго упрашивать, и сразу набросился на еду. Он ел быстро, но при этом старался показать, что еда ему не очень нравится. Выходило у него плохо, но Эван опять-таки отметил его дерзость, граничащую с безумием. Ведь можно сказать с вероятностью в сто процентов, что парень не ел ничего вкуснее уже пару лет. А может и никогда в жизни.
Когда Пепе поел, то громко рыгнул и поднявшись с кровати пошел к бару.
— Ты не против начальник? — сказал он, наливая себе виски в стакан. — Я может и мужлан, но когда у меня еще будет возможность.
— Налей и мне. — сказал Эван. Пепе пожал плечами и налил второй стакан. Потом он подошел к антихристу и протянул ему полный стакан. Надо отдать ему должное — рука у него при этом почти не дрожала. Эван взял стакан и чокнулся с Пепе.
— За знакомство Пепе. — сказал Эван.
— За знакомство Эван. — сказал Пепе. Это тоже было необычно. Эваном его в глаза называл только Эмет, и то в самые интимные моменты. А так все величали: владыка, властелин, хозяин и тому подобное. Пепе вернулся к кровати и плюхнулся на нее едва не разлив виски из стакана.
— Расскажи мне о себе Пепе. — сказал Эван сделав глоток.