— Я не знаю Эмет. Как раз об этом, и о том как нам найти героя, я хотел бы с тобой поговорить. Как ты думаешь, почему Сэт выбрал антихристом меня?
— Хороший вопрос. — Эмет задумался. — Ну мы ведь вроде об этом уже говорили. Потому что ты был озлоблен на мир и хотел его уничтожить. Как и я. Помнишь ты сказал мне об этом при нашей встрече.
— Помню Эмет. Если честно я помню каждый наш разговор с тобой.
— Спасибо. — как бы не к месту сказал Эмет. Похоже, он все-таки оттаял.
— Не за что Эмет. Не за что дружище. — улыбнулся Эван своей необычной жене. — Но ты не ответил на мой вопрос?
— Почему, вроде ответил.
— Нет. Ты же сам сказал, что ты тоже был озлоблен на мир. Так почему не выбрали тебя?
— Наверное, я был недостаточно озлоблен.
— А как ты можешь понять достаточно или недостаточно? Ведь ты был не такой уж и злой когда я тебя встретил. Зло дремало в тебе, но взрастил его я. А вот со мной получилось иначе.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь? — нахмурился Эмет.
— Вчера я познакомился с очередным злобным существом в мальчишеском обличии. Его звали Пепе. О, это был настоящий волчонок Эмет. В нем сидело столько злобы, что даже тебе до него далеко, а уж мне каким я был тогда и подавно. Почти идеальный антихрист, и я уверен, что если ему сказали: "На, уничтожь мир" — он сделал бы это не хуже. А когда я поговорил с ним, то понял что был неправ. Он не мог стать антихристом потому что, несмотря на то, что к восемнадцати годам уже стал убийцей, насильником, наркоманом и пьяницей, у него есть один серьезный недостаток который помешал бы ему сделать мою работу.
— Какой?
— Несмотря на то, что он злой он смог побороть свой страх. Побороть все невзгоды и прожить до сих пор, в то время как другие умерли. Сейчас на Земле остались только самые живучие Эмет. Только крысы и тараканы, которые переживут все что угодно.
— Я все еще не понимаю.
— Скоро поймешь. Итак, я стал рассуждать что раз были более злые люди, более сильные морально, более опытные, и более умные, а на эту работу Сэт взял меня, значит у меня было что-то чего не было у них. Ведь зачем брать двадцатитрехлетнего парня с комплексами неполноценности, когда полно старых и мудрых злодеев, которые наверняка справились бы не хуже. Значит что-то во мне такое есть, правильно?
— Ну да.
— Вот и я думал что да. И только вчера вечером понял что ошибался. У меня нет достоинств Эмет. У меня есть только недостатки. То есть теперь нет и недостатков, а тогда они были. Я был полным ничтожеством Эмет, поэтому я так идеально подошел Сэту. Приведу пример: вот, допустим, взять хотя бы тебя. Ты тоже не был идеальным парнем, и в тебе тоже таилась злоба и обида на мир, но хоть ты и имел недостатки, ты имел и достоинства. Ты очень умен Эмет, гораздо умнее меня, и еще ты смел в отличие от меня и поэтому не подходишь. Но понял я это только после встречи с Пепе. Он был почти моей точной копией. Не очень красивый, не очень сильный, и в то же время он научился подавлять свой страх ненавистью, и поэтому тоже не подходил.
— Как-то это слишком запутано и нелогично. По твоим словам получается, что идеальный антихрист это трусливый олигофрен.
— Ты почти прав. Идеальный антихрист это я прежний. Тот, кто имеет только недостатки и не имеет достоинств. Я не мог быть слишком глупым, потому что глупые люди обычно не ведают страха в полной мере, а я боялся. Умные смогут полюбить этот мир, а я ненавидел. Слишком злые могли наслаждаться злодеяниями очень долго, а я проделал почти всю работу за три года. Слишком чувствительные могли полюбить этот мир таким, какой он есть. И вот тут Сэт исключил мой единственный недостаток — он отобрал у меня сердце. Так что я идеален Эмет. И я не сильно изменился с тех пор. Я не поумнел, по большей части за меня думаешь ты, я не перестал бояться, иначе не надевал бы доспехи перед каждой битвой и не тянул столько с этим походом. И у меня до сих пор сохранились тысячи комплексов, которые просто спрятались под бессмертием. Но я достаточно злобен чтобы продолжать, и как всегда усерден и самолюбив и поэтому продолжаю работать. Я суть скопище всех недостатков человеческих и поэтому я антихрист.
— Неплохо. И ты еще говоришь, что глуп?
— Ты на моем месте понял бы это уже давно. Впрочем, как я тебе только что доказал ты не смог бы быть на моем месте. И все эти размышления навели меня на одну интересную идею. Я подумал, какие у меня был самые большие недостатки, а потом понял, что они были присущи героям которых я убил. Всего в себе я насчитал три недостатка, которые считаю самыми главными и отвратительными.
— И какие?
— Первое — это гордость. Именно из-за того что я так болезненно горд я до сих пор не сдаюсь. Но когда гордого человека ломают, он становится абсолютно злобным. Нет человека хуже, чем тот, у кого подавили его гордость Эмет. И именно гордость подвела первого героя. Если бы он попробовал еще раз пристрелить меня, то у него получилось бы, но он решил выйти со мной один на один и проиграл. Он тоже был одержим гордостью, не так как я, но все же.
— Ладно, а Анна?
— Похоть. Хуже подавленной гордости только подавленная похоть. Человек, который не может удовлетворить сексуальный голод, но при этом одержим им, становится извращенцем. У меня это вылилось в гомосексуализм, Анна стала нимфоманкой. Она не могла сдержать свои желания и поэтому поехала искать меня. Да, она не пыталась меня убить, но ища удовлетворение похоти, все равно нашла свою смерть.
— Тоже неплохо. Ну а третий? — сказал Эмет. Эван откинулся в кресле и сложил пальцы рук в замок.
— Если честно похоть и гордыня были в моем списке на втором и третьем месте, а самым главным своим недостатком я считаю не их. В силу его специфичности, я не удивляюсь, что этот герой придет ко мне последним, если вообще придет. Мой главный порок Эмет — это трусость.
Вова медленно полз по грязному снегу. Сейчас главное не спешить, не допустить ошибку. Он наблюдал за тем как его снайперы выстроились на расчищенной дороге, и теперь нетерпеливо переминаются с ноги на ногу, старательно делая вид что им не терпится побыстрее сдать оружие и устремиться внутрь цитадели — хлебнуть чего-нибудь с содержанием алкоголя не меньше сорока процентов и завалиться в койку. Это спектакль тоже отрабатывался неоднократно когда они в течение месяца раз за разом брали "учебную цитадель", которую построили на Аляске. Конечно, построили это сильно сказано, но главное были соблюдены некоторые пропорции и каждый знал, что делать и куда бежать. В этой операции никто не мог позволить себе допустить ошибку: ни солдаты, ни их командиры, ни тем более сам Вова. Он лучше все понимал, какая сейчас на нем лежит ответственность.
Он огляделся и поморщился. Примерно в трехстах метрах слева он увидел, как большой сугроб пошевелился. Потом он вроде как завалился на бок, и Вова увидел черное лицо Большой Берты. Она посмотрела на него, но из-за плохого зрения Вова не мог разглядеть, что отражается на ее лице. Хотя здесь не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Наверняка эта толстая дура улыбается своей звериной улыбкой. Проклятая идиотка! Неужели она не понимает, что если он ее заметил, то это мог сделать кто-нибудь другой? Ему ужасно захотелось достать пистолет и пустить ей пулю в лоб. Единственное что его остановило, это расстояние. С его зрением и при такой погоде он может и промахнуться, а Берта, увидев что в нее стреляют естественно встанет и ее увидят. Но все равно — какая глупость! Неужели она не может спокойно и осторожно подкрасться, как это делает он? Неужели она не понимает что поставлено на карту? Сейчас нельзя рисковать, ни в коем случае. Он перевел взор на солдат. Часовые сменщики медленно подходили к сотне Вовы. Это значит что уже скоро.
Он стал ползти еще медленнее. Гнев на Большую Берту слегка угас. Все-таки и от нее было много пользы, особенно если учесть что она привлекла в его организацию большое количество женщин, и от них было толка больше чем от всех террористов Али. Он кстати тоже сейчас где-то полз, но его видно не было. Женщины в сопротивлении не играли роль бойцов, но и целью организации была вовсе не в борьбе с Эваном, а разведка. Он лучше всех понимал, что укусить Эвана мог только он, а все эти теракты, подрывы, диверсии только играли тому на руку. Антихристу было плевать, чьи люди гибли, главное чтобы гибли. И поэтому бойцов в организации было в десять раз меньше чем аналитиков и шпионов. Вова вообще отказался бы от диверсий против Эвана если бы не понимал — его людям нужна иллюзия того что они что-то делают. Чтобы его солдаты могли гордиться тем, что они убивают врагов человечества, и при этом никто не понимал что враг только один. Хотя бойцы тоже нужны, но Вова считал, что вот сегодня они в первый раз делают что-то важное. Для этого они тренировались два года, и убивали солдат армии Эвана, для этого они стали лучшими спецами по тайной диверсионной деятельности. Все для сегодняшнего дня.
Вова полз, его люди почти встретились с обреченной сотней. Он думал о других героях. Он собирал о них информацию по кусочкам, показывал материалы многим профессорам психологии — просил составить их психологический портрет. Потом, правда все эти ученые погибли, Вова как и Эван не мог допустить чтобы его тайну кто-нибудь знал. И он смог получить некоторое представление о них. То что он рассказал своим командирам на собрании была только капля в море из того что он узнал. Для примера его люди прочесали всю Америку чтобы найти информацию об Анне. Как оказалось, она была достаточно преуспевающей фермершей, и даже имела рабов. И как раз от ее невольников он получил главные сведения. По всей видимости, она грезила Эваном, и именно для этого и приехала сюда из России. Впрочем, грезила, слабое слово, правильнее надо сказать она была одержима им. Он не понимал сути этой неудержимости, она как-то не вязалась с тем что Анна хотела убить Эвана. С первым героем ничего неясного не было. Все четко и понятно — просто глупый тщеславный мальчишка поленился еще раз попробовать подстрелить антихриста. Психологи почти в один голос кричали, что он наверняка с самого начала представлял себе поединок именно так — один на один, и на мечах. А дальше голова с плеч, герою слава злодею посмертные проклятья. А вот Анну было понять гораздо труднее. Все же она была постарше и умела ждать. Вова представлял себе ее план примерно так: сначала попасть к Эвану в рабство, потом в постель, и когда он станет ей доверять — выстрел в голову с расстояния в несколько метров. Попытаться заколоть такого кабана в постели, по меньшей мере глупо. Слишком велик риск, что он просто раздавит тебя в объятьях и все. Да и где гарантия, что сможешь убить с первого удара. И Вова не сомневался, что она действовала именно так. Первые два пункта плана ей удались на славу, она попала в рабство, а потом в постель. Но что же ее подвело? Почему она встречалась с ним несколько недель, и не убила его? Сначала Вова думал, что просто попытка не удалась. Быть может, не смогла найти пистолет и попробовала заколоть его. Но с другой стороны тогда шпионы доложили бы о ране антихриста. Ответ пришел несколько месяцев назад, когда завербовали одну из служанок цитадели. Эта молодая девушка меняла белье в комнате Эвана через пару дней после смерти Анны пока тот был в душе. Но дверь была открыта и она не удержалась и посмотрела. Когда ее допрашивал Вова она не была уверена в том что видела, но все же ей показалось что у него на спине едва видимые царапины, вроде как от ногтей. "Вы понимаете что это значит? Значит его можно повредить!" — торжествующе закончила она считая что сказала что-то очень важное. Ха! Она конечно сказала важное но вывод был для Вовы смехотворен. Однако в тот момент он понял, что произошло со второй героиней. Она долго готовилась, и поступала правильно, потому что в таком деле брать с наскока нельзя, и прокололась на такой ерунде. Не смогла сдержаться в постели и выдала себя. Естественно после этого ее план убийства полетел коту под хвост и Эван ее прикончил.
Вова считал что сделал правильные выводы из судьбы первых героев. Не торопиться, все просчитать до мельчайших деталей, и ударить в спину. И желательно с большого расстояния, чтобы в случае неудачи можно было попробовать еще раз. Только так, и никак иначе. И теперь он был готов. Скоро тот план, который он вынашивал годами, исполнится. Он не допустит ошибок своих предшественников.
Часовые медленно подходили к месту смены караула. Процедура была хоть и простая, но по мнению многих дурацкая. На дороге, примерно в ста метрах от входа в цитадель, были проведены две длинные прямы линии. От одной линии до другой было ровно полтора метра, и старый патруль выстраивался с одной стороны, а новый с другой. В каждой сотне был сержант, и он должен был быть самым крайним справа и дать команду о передачи оружия. Сегодня это был индус Рахман. Он приехал в Америку не так давно, и уже успел возненавидеть эту страну за ее климат. Это случилось еще до атаки с Луны, а уже после нее он возненавидел климат на всей планете. Слишком холодно, и недостаточно влажно, не то что на берегах священного Ганга. Но пришлось смириться — в новом мире если ты не с Эваном, значит тебя скоро отправят к предкам. А Рахман еще не проверил все киски у местных мадам.
Та сотня, которую они должны были сменить уже стояла и пританцовывала от нетерпения. Их сотня специально не спешила, зная, что так все делают, и когда окончится их караульное время, сменщики тоже не станут торопиться. Рахману не нравилось что его сделали сержантом, но среди всех остальных у него было хоть какое-то образование. Наверное Кали дернула его за язык чтобы он сказал об этом. Быть сержантом не означало ничего кроме ответственности. В армии Эвана его все равно никто не слушал, но если что-то случалось, то спрашивали с Рахмана. И теперь он должен проводить эту дурацкую процедуру передачи винтовок и раций. Неужели нельзя просто подойти друг к другу и взять оружие, а потом одни пошли греться, а другие остались? Но нет, этот зануда чью задницу раздирает антихрист установил правила. А если не будешь соблюдать, то на тебя донесут и тогда ты можешь оказаться в сортире Эвана, а может и в пыточной Эмета.
Они подошли к линии, и выстроились достаточно стройно. Кое-кто из его ребят злорадно покрикивал из строя:
— Что члены не отморозили? — говорили в его сотне.
— Я на вас посмотрю. Скоро из-за простаты срать не сможешь. — отвечали из меняемой сотни.
И те и другие были навеселе, его сотня, потому что была пьяна, а вторая, потому что скоро напьется. Рахман вздохнул, набрав в легкие холодного вонючего воздуха и прокричал:
— Тихо!
Все слегка притихли, но смешки все равно продолжали доноситься откуда-то с противоположного края.
— Вы что не слышали что вам говорят?! Сейчас еще подержу на морозе минут двадцать не до смеха будет! — проорал сержант, стоявший напротив. Рахман его никогда не видел, но пропитался уважением и ненавистью когда его сотня стихла. Из его по-прежнему доносились смешки и шуточки, и Рахмана бесило, что этот сержантик может подчинить себе солдат, а он нет. Но надо было продолжать.
— На караул!!! — прокричал Рахман. Фраза была дурацкая, и должна была означать, что надо передать оружие. Писал порядок всех церемоний Эмет, и не надо было забывать, что парень никогда не служил в армии. И наверное для него команда "на караул" означала именно это.
Рахман снова с завистью посмотрел, как синхронно снимает с плеч винтовки меняемая сотня. Словно и вправду тренировалась. А его с позволения сказать подчиненные продолжали смеяться. Кто-то смолил косяк, кто-то прикладывался к фляжке. Бардак. Сто человек совершенно синхронно протянули винтовки, так же сделал и сержант, стоявший напротив. Рахман с неодобрением посмотрел на его красивое и суровое лицо. Одной рукой он протягивал винтовку, а другой полез под пальто, чтобы достать рацию. Ну хоть что-то он делает не по уставу, если бы сержант носил рацию в руке то Рахман наверное плюнул ему в рожу. Рахман протянул руку, схватил приклад винтовки и потянул, но сержант крепко держал ее и не отпускал.
— Эй молокосос ты какого…
И тут его глаза, как и глаза большинства его солдат, расширились от удивления. Вместо рации сержант достал пистолет с глушителем и нажал на курок. Послышался звук, словно в воду кинули монетку, и сто человек упали замертво. Люди Вовы сделали еще по одному контрольному выстрелу в голову, и, взяв часовых за ноги, потащили к сугробам.
Вова наблюдал за всем с улыбкой на лице. Все было сделано правильно, точно и самое главное совершенно синхронно. Они отрабатывали эту процедуру не раз. После команды "на караул" его люди стали про себя отсчитывать секунды. На счет двадцать они должны были вытащить пистолет и выстрелить. Очень важно, чтобы все было сделано одновременно, и точно вовремя. Вова не мог допустить, чтобы какого-нибудь часового убили раньше, потому что тогда это могли заметить другие, и попытаться поднять тревогу, или броситься на его людей. Нет, все должны были одновременно удивиться на секунду, которая нужна им на осознание опасности, и умереть. Стрелять полагалось от груди, согнутой рукой, и в сердце. Расстояние в полтора метра было слишком маленьким, чтобы поднимать руку и стрелять в голову. Кто-нибудь мог выбить пистолет из рук, или еще чего. Нет, все надо было сделать так, как это было сделано только что. Главной проблемой, с которой он столкнулся на тренировках, был отсчет времени. Ведь от волнения каждый будет считать до двадцати с разной скоростью, а смотреть на часы конечно нельзя. И Вова придумал как решить этот момент с помощью какого-то фильма, который он видел в детстве. Там герой отсчитывал секунды вставляя между цифрами слово "гиппопотам". То есть это выглядело примерно так: "Один гиппопотам, два гиппопотама, три гиппопотама, и так далее". Может со стороны выглядит и глупо, но на практике получилось отлично. После команды "на караул" его люди стали считать гиппопотамов, и после двадцатого вытащили пистолеты. Оказалось, что почти у всех такой отсчет получился почти одинаковым — погрешность была меньше секунды. Вова был доволен собой. Он наконец встал, правда не в полный рост, а слегка согнувшись, и припустил к своим людям. Из снега так же поднялись еще пять фигур, и понеслись к месту действия. Теперь остались всего две фазы.
Эмет обдумывал слова Эвана в молчании. Потом встал и пошел к бару. Эван опять залюбовался его накаченным телом. До него Эмету конечно как до Китая раком, но все же.
— Ты знаешь, все это слишком сложно. — сказал Эмет наливая виски в два стакана. — В жизни так не бывает.
— В жизни и антихриста не бывает. — сказал Эван беря протянутый стакан. — А вот только он перед тобой. Мне вообще иногда кажется, что мы все живем в сказке, просто сначала не догадываемся об этом, а когда нас тычут в это мордой мы упорно отказываемся верить.