Это вас, в общем-то, и не касается. Главное, что по возвращении из оного я приготовился опробовать змеиное колечко.
Но Семены уже начали просыпаться, поэтому пришлось с сожалением отложить полевые испытания на потом.
"Потом" — это в смысле после охоты на Хельсинка, подумалось мне. До деревни вампиров было рукой подать. Ничего, мы потерпим. Как это говорится: делу — время, потехе — час? А час, можно подумать, не время? Никогда не понимал этой дурацкой поговорки…
Деревня вампиров появилась неожиданно — деревья, прежде растущие довольно кучно, расступились, и нашим взорам открылся ряд небольших домишек, жавшихся — иначе не скажешь — друг к другу, как будто сами жилища боялись тех, кто в них обитал. Домишки, пара колодцев, сады-огороды — все как у людей. Разве что ни о какой церкви, естественно, и речи быть не могло. Зато бросались в глаза всевозможные сараи, клети и загончики, в которых буйно процветала жизнь. В нос, как бы извиняясь за опоздание, резко шибанул специфический запах.
— Коровки, свинки, курочки — ай да вампиры! — не удержался я. — С умом дело поставили, на широкую ногу. А где сами хозяева?
— Дядька, да ты, никак, белены объемшись? — добродушно изрек Семен Семеныч. — Когда это кровососы посреди дня гоцали?
— А чего? Вон, глядите сами, вроде идет кто-то, — указал я на одинокую фигуру, которая приближалась к нам из-за дальних избенок.
— Это местный… Ну, в общем, у него всегда праздник, — заметил Эдуардыч. — Поясню: солнца этот кадр не боится, вообще ничего не боится, потому как пахан.
— Чей? Упыриный?
— Именно. Тут как дело-то было: сказка про вампиров закончилась, понятное дело, кончиной их старшого. Остальные почали баловать, в соседские села по ночам бегать, в окна пялиться да облизываться — беременные женщины были очень недовольны. Никакого порядка, каждый за себя, сосед за соседа не в ответе, не с кого спросить, в общем и целом. Пришлось нам на помощь идти — а какая от нас помощь, сами их до смерти боимся! Вот и выписали из-за моря-окияна, из страны Звездополосатии им пахана черноликого, арапского происхождения.
— Сам-то из этих, небось? — уточнил я.
— Из них, родимых, только белая ворона — света не боится, да ты это уже и так слышал. Мигом голубчиков зубастых построил, уму-разуму научил, да и сам с ними жить остался. Что, Веся, насторожился? Про тебя говорим, мил человек, не ослышался.
— Кости моете, начальнички? — ухмыльнулся острозубой улыбкой здоровенный арап, подходя ближе.
— А то! — подмигнул Семен Стругович. — Сам же знаешь — работа вредная, языки чешутся.
— Лучше бы другие места чесались! — взревел арап, да так, что Струговича снесло на пару метров. — Сколько раз просили — поторопитесь, додельщичьи ваши души, нас и так мало осталось!
— Шо, опять?
— Вчера третьего завалил, скотина безрогая! Как пробрался — ума не приложу! А только на полуночной поверке хватились — нету Лугоши! В дом кинулись — а там уже поздняк метаться, Лугошу только в совок сметать да на двор выкидать. И так уже в оба глаза надзираю, и все без толку!
— Растяжки ставили? — поинтересовался Семеныч.
— И растяжки, и бревна на весу подвязывали, и ямы с кольями рыли, и даже посреди дня кремом от загара мазались, в засаде сидели…
— О!
— Что "о"? Хрена с два!
— Но зато теперь с вами мы и невероятный помощник — Сказочник Глым! Недолго вашему кровопийце — извини за невольный оксюморон — жить осталось!
— Вот моли своего бога, Эдуардыч, что ты ученый человек, — цыкнул острым зубом арап, — то подумал бы, что ругаешь меня неизвестными словами, да и на клык бы поставил! Ну, где тут ваш Сказочник, показывайте.
— Здесь, где ж ему быть, паря? — я вышел вперед и протянул руку. — Глым Чугунков, с кем имею?
— Веслав Заточкин, — пожал мою ладонь вампирский пахан. — Можно просто Заточка.
— Можно и по-другому, — хихикнул язва Стругович — и едва успел увернуться от черного кулачища.
— То есть? Не в обиду, Заточка, только я не понял юмора. За дело ли бил?
— Еще за какое. Понимаешь, Глым, когда я порядок среди бледнопузых наводил, пришлось проговориться, что я раньше на таких, как они, охотился. Почему — долгая история, не один час займет, а время дорого. Скажу только, что немалых трудов мне стоило на просьбу Додельщиков откликнуться. Да и местные ко мне нежных чувств не питали, вот и дали мне поначалу кличку непечатную.
— В смысле?
— Нецензурную.
— В смысле??
— Я же фактически продался, вот и…
— В смысле???
— Да чего там — "Бля…" его прозвали! — и Стругович мигом спрятался за широкую спину Семен Семеныча.
— Точно, — кивнул мрачный Заточка. — Да я уже и не обижаюсь. А поначалу было. Сколько я им хребтов попереломал, сколько зубов повышибал — а все как об стенку горох, они ж бессмертные. Стал уважение другими методами завоевывать. Торговлю с людьми я им предложил завести, фермы опять же. Так что про "блю" уже давно позабыли.
— Ясно, — сказал я. — Но, если честно, то я не представляю, чем смогу быть вам полезен. Это вот Семены — мастера своего дела, а я не волшебник, я только учусь.
— Ни шиша себе, учится он! А как Семеныча киданул, вспомни!
— Случайно, мне Мамба несколько приемов показала, вот вам крест!
— Креста, пожалуйста, не надо, — попросил Заточка. — А это про какую Мамбу речь — не про Черную ли?
— Точно. Знакомая, что ли?
— Есть маненько, — ухмыльнулся арап, но на дальнейшие расспросы о межличностных отношениях отвечать отказался.
— У вас есть план, мистер Веслав? — спросил Эдуардыч.
— Есть ли у меня план? Есть ли у меня план? У меня три плана, мистер Семен, но только они не совсем подходят к данной ситуации. Сказать по чести, они вообще не подходят, ибо срабатывают лишь против подобных мне существ. Световые бомбы, пули с начинкой из святой воды и тому подобный бред. Я очень рассчитывал на вас и на ваш, помноженный на семь, разум.
— Не будем забывать о Сказочнике, — вставил Семен Игнатьич.
— Я бы предпочел, чтобы вы все же забыли о Сказочнике, — вставил я. — Сказочник еще молодой и неопытный, он просто посидит в сторонке и посмотрит.
— Тебе что Кащей сказал?
— Смотреть и учиться.
— А практическую помощь не просил оказывать?
— В экстренных случаях.
— Вот и будем считать, что это тот самый экстренный случай.
— А если Глым возьмет, да и придумает, что этот самый супостат отвяжется от нашей деревни и уйдет куда глаза глядят? — с надеждой спросил Заточка.
Остальные Семены замолчали и посмотрели на меня.
— Я не знаю, — протянул я. — Попробовать, конечно, можно…
— Тебе и карты в руки. Пробуй, — Эдуардыч сделал широкий жест. — Очисти деревню вампиров от скверны!
Я зажмурился для верности и попробовал сложить сказку.
— Жил-был Абрам Ваныч Хельсинк…"
И не смог!
Вот не смог — и все!
Даже элементарный "жил-был" не выдавливался!
— Не можешь? — призвал меня к жизни голос Эдуардыча. — Не придумывается?
— М-м, — я покачал головой.
— Я догадывался о чем-то похожем, — Семен-старший развернул карту. — Если это колдовство Антисказочника, то обычными способами тут ничего не сделаешь.
— Разве на каждую магию не найдется своя антимагия и наоборот? — спросил я.
— Может быть. Но ты пока лишь неискушенный любитель, а не прожженный Сказочник. Тут не так все просто. Твое сочинительство разбивается о встречную магию. Тут колдуй не колдуй — все равно получишь… В общем, ничего не получишь. Надо приниматься за дело, засучив рукава. Ребятки, готовы встретить врага его же оружием?
— А то! — вразноголосицу ответили ребятки и полезли в котомки, извлекая оттуда такие заковыристые штуки, какие мне не снились и в страшных снах про Бледноморд — а они были горазды на всякие фигли-мигли! О том, что сделаны они не для борьбы с тараканами, я догадывался, но как эти милые вещицы можно было применять на практике? Как можно было применить вроде бы обычную ракетку для игры во фрешминтон, к которой с какого-то перепугу были прикручены лошадиные хвосты? А для чего, я спрашиваю, может быть полезна железная фигня вроде мясорубки, но с торчащей из нее метелкой с беспрестанно шевелящимися "прутьями"? Лишь в руках у Эдуардыча я заметил более-менее знакомую вещь — увесистый дробовик. Не отказался, значит, старик от своего плана, подумал я и мысленно ему поаплодировал.
Этот прохиндей тут же повернулся ко мне и церемонно раскланялся! Тьфу ты!
— Выходит, остальные крово… вампиры, конечно же, вампиры, — не будут нам помогать? — поинтересовался я.
— Положим, и ты нам не очень-то помогаешь, — проворчал Заточка, пробуя пальцем на остроту лезвие своего меча.
— Я не потому что не хочу — я не могу! — огрызнулся я. — Честно говоря, не представляю, как вы вообще собираетесь ловить неизвестно кого?
— Отчего же неизвестно? Очень даже известно. Это должен быть очень хитрый и мудрый человек — причем не обязательно сильный, ибо справлялся он с моими односельчанами не силой, но ловкостью и проворством, — проговорил со злостью арапский вампир.
— Деревянами.
— Чего?
— Вы же в деревне живете. В селе же церковь есть, а у вас — нету.
— Точно, — Заточка пожал мне руку. — Мужик. Иди, иди себе, не мешайся.
— Глым, в самом деле, садись вот на этот взгорочек и наблюдай за процессом загона с последующим отловом, — посоветовал и Семен Стругович. — За дело берутся профессионалы!
— Хоть убейте — не пойму, как, вот как собираетесь изловить гада, если не представляете себе, как он вообще выглядит? — крутил я головой, стараясь наблюдать за всеми Семенами одновременно.
— Ну что, скажем ему? — спросил Семен Семеныч, пихая в бок хитроглазого Струговича. Тот пожал плечами.
— Скажем что? — спросили мы хором с Заточкиным.
— У нас тоже есть свои козыри в рукавах, — отозвался Стругович.
— Это я знаю, мог бы и не говорить, — хмыкнул я. — Видели, как вас по носу картами-то…
— Короче, — рявкнул Веслав. — Что за дела, братки? Что-то знаете, а с другими не делитесь? Может, сами и наслали этого мерзавца?
Изо рта его полезли острые белоснежные клычищи.
— Погодь, Веся, не кипятошничай, — успокаивающе молвил Семен Евсеич. — Не безобразь. Мы ведь и вправду на выручку к тебе шли. А по дороге сделали запрос в одно очень важное агентство.
— Какой еще запрос, че я не помню? — зашумел я.
— Вы, любезный Глым, во сне с Самдурлаями рубились, вам не до того было, — осадил меня Эдуардыч. Краем глаза я заметил, как при упоминании о Самдурлае Заточка посмотрел на меня с уважением.
— Так вот что нам пришло в ответ, — и Эдуардыч извлек из-за пазухи смятый комок бумаги, который после придания ему осмысленной формы оказался небольшой афишкой. Прямо посреди нее на нас смотрело хитроглазое, прямо как у Струговича, покрытое щетиной лицо мужичка без возраста в одноухой мохнатой шапке.
— Ивашка под простоквашкой, — прошептал Веслав. — Ух, порву, как меха на баяне!
Под физиономией красовался несколько разъясняющий Заточкины слова текст, гласивший:
"Разыскивается Абрам Ваныч Хельсинк из Хвинляндии. Обвиняется в преследовании нечистой силы без всяких на то причин и указаний Царя, что значит — совершает противузаконные поступки. Особые приметы: говорит "таки" и "шо", мыслит медленно, но придумывает хитро, характер скверный, не женат. Награда — 5000 (пять тысяч) монет".
— Дело! — потер лапы хищный Стругович. — Еще и монеток огребем!
— По шеям ты огребешь! Что, неграмотный? Видал, что пишут? Раз этот самовольник поперек батюшки-царя в пекло лезет, значит, сам Кащей ему не брат! — сердито указал Семен Эдуардыч. — И что еще это значит?
— Значит, что приемов у него в запасе немерено, — угрюмо сказал здоровяк Семеныч. — Тут просто по шеям не наваляешь.
— И что выходит?
— Выходит, что ты правильно дробовик захватил, Эдуардыч, — вздохнул молчавший до сих пор Семен Игнатьич.
— Точно. А засаду все равно придется устраивать. Ну-ка, поведай мне, Веслав Заточкин, как именно вы негодника караулили?
И, взяв арапа под локоток, Эдуардыч повел его куда-то за сараи.
— А мне что делать? — бесился я.
— Тебе же сказали — садись на взгорок и не отсвечивай!
— Тогда я пойду спать! — злобно сказал я. — И присню себе про вас ужасные вещи!
— Только попробуй! — погрозил мне кулаком Семеныч. — Сказочные сны — это тебе не шутки!
— Тогда присню вашу победу! — льстиво сказал я. — И впереди — я на белом коне!
— Не получится, — с грустью заметил Семен Евсеич. — Ты же уже пробовал. Во сне будет то же самое. Ничего тебе не поможет. Никакие сказочные атрибуты.
И тут!
Я вспомнил!!
Про кольцо!!!
Которое было у меня на мизинце!!!!
И которым я до сих пор не воспользовался!!!!!
Вот осел.
Я взялся за кольцо и торжественно сказал:
— Ну-ка, Двое из Ларца, в фиолетовых носцах, в одинаковых трусцах — идите ко мне на помощь!
— Ха-ха, — еще более печально сказал Семен Евсеич. — Так они и пришли. Нет уж, к ним самим подход нужно знать.
— То есть?
— Ох, — сказал в сторону неумолимо печальный Семен Евсеич. — Самому надобно к ним идти. Так у вас, молодой человек, ничего не выйдет.
— Вот блин горелый! Опять во сне?
— Именно, — склонил голову сухонький Евсеич.
— Э-эх! — я треснул ногой по крыльцу избы, рядом с которой стоял, и побрел на указанный пригорок. Там я свернулся калачиком и все-таки — но очень осторожно — пожелал себе приснить что-нибудь гадкое про Додельщиков. Не вышло. Я так и предполагал. Так, разочарованным, я и уснул.
И увидел себя на берегу очень чистой, прямо-таки прозрачной речки. Через нее был перекинут небольшой аккуратный мосток с резными перильцами. На мостке лежали двое небритых и лохматых. Один был очень объемистый и коричневый, другой — не менее пузатый, но молочно-белый. Обоих роднили полосатые шерстяные — само собой, ярко-фиолетовые — носки и футбольные трусищи, однако у темнопузого они были черными, украшенными красноглазыми китами, а у бледнопузого — вязаными, с желтыми черепушками и бабочкой.
— Здрасьте нафиг! — ошеломленно сказал я.
— Добрейший вечерочек, — поприветствовали меня оба хором.
И у меня тут же назрел животрепещущий вопрос.