Потому как в полдень на площади был узнан по приметам и с немалым трудом пойман сам Васька Ус, лиходей и убийца, первый сподвижник разбойника Степашки, что расположился лагерем в пяти верстах под Яик-городом. Приметы Васьки Уса, разосланные гонцами по разбойным приказам всех близких от Волги, Яика и Дона городов, совпали один в один: росту – сажень и семь вершков, волосом светел, особый знак – родимое пятно в форме четверьмесяца под левым ухом. И теперь бы разослать весть в ответ, что схвачен наконец главный товарищ Степашки Разина, брат его названый, да выведать у него под пыткой секреты разбойные – так нет. Засомневался что-то дьяк Алексей Мелеков. Воеводу на совет позвал, мало ему Герасия…
– Васька-то Ус, вроде, колдовством не балует, – вступил в разговор Мелеков. – Ему бы все больше сабелькой да нагаечкой…
– А ты почем знаешь, балует али нет?! – вскинулся отец Герасий, воинственно выпятив вперед лопату седой бороды и играя кустами бровей. – Он сам тебе говорил?! Колдовские рукоделия при нем нашли? Нашли. Значит, колдун!
Мелеков запустил руку под кафтан и рассеяно, даже непочтительно почесал плечо. Будто измывался над церковником. По правде, конечно, нет: он перед Герасием робел – как робел перед многими, кто власть и силу имеет. Хотя сам, казалось бы, властью не обделен, но таков уж был он, дьяк, заправляющий в Разбойном приказе: нерешителен и робок. Может, ему было бы в Земском приказе начальствовать – цифры грамотно составляет и отписки толково слагает – однако вот оказался не на своем месте…
– Так ведь Васька это или нет – кто ж разберет… – буркнул дьяк.
«Послал Бог пособничков», – не к месту вздохнулось Демьяну Свиридову. Очень хотелось медку. Или рассолу, пусть и не помогает. Или просто водицы.
– Ну а меня зачем звали? – напомнил о себе воевода. – Допросите по правилам да узнайте, кто таков и зачем от стрельцов убегал.
А еще хотелось прилечь и закрыть глаза.
– В том-то и неясность, Демьян Федотыч, – развел руками Мелеков. – С одной стороны – по приметам Васька Ус, а с другой вроде как и не он…
– Ты что мелешь, Мелеков? – сморщился воевода.
– К тому я клоню, а вдруг он просто похож на Ваську. – Дьяк Разбойного окончательно потерялся, елозя масляными глазками по углам комнатенки. – Рост, волосы, родимчик на шее, прочее – это да. А вот находки эти? – Он кивнул куцей бороденкой на стол, где разложены были вещи, снятые при обыске с огорошенного преступника, и для примера поднял с него одну из загадочных штуковинок. Штуковинка напоминала кусочек бумаги, невесть как очутившейся между двух сросшихся намертво пластинок слюды, невозможно прозрачных и неломких. В левом нижнем углу помещался крошечный портрет Васьки Уса, выполненный красками, да так тонко, что мазков не заметно, а справа от него шли циферки и буковки – одни на русские похожи отдаленно, только попроще будут, другие вовсе уж не нашенские… – Глядите, – у дьяка аж глаза разгорелись, – это «глаголь», эти – «фита», «зело», «ижица»… Или нет, скорее не «ижица», а «пси»…
– Колдовское письмо, диавольские знаки! – уверенно заявил отец Герасий. И сплюнул через левое плечо, отгоняя черта.
– А это вот, – староста, на церковника внимания не обратив, взял со стола другой предмет, бумажную коробочку размером в поперек ладони, понюхал. – Там трубочки такие из бумаги скатанные, с одной стороны вроде заглушка, а внутри табак, по запаху…
– Не в людских силах сделать трубочки из бумаги такой тоньшины! – гаркнул отец Герасий, взмахнув полами рясы, как ворон крыльями. Видно, они с дьяком Мелеховым спор начали задолго до прихода воеводы.
– Я слыхал, что в Москве и не такие чудеса научились делать! – раскраснелся в запале дьяк.
– А я говорю тебе, это диавольские забавы, для черных дел сотворенные! И Васька твой – колдун! – Золотой крест на груди протоиерея бросал зловещие блики по сторонам.
– А серебряный крестик у него на гайтане висит, видел?! Сам же говорил, что колдуны Божий крест на дух не переносят! – Уж так допек его церковник, что дьяк осмелел голос повысить.
– А вот допросить огнем, сам увидишь, что запоет!
– А как не колдун он окажется, а царский поверенный из столицы, а мы его – огнем?!
– А…
Воевода Демьян Свиридов открыл глаза, которые, как оказалось, сами собой закрылись неведомо когда, и гаркнул хрипло:
– А ну цыц!
Хоть и не полагается ему кричать на протоиерея (разве что на дьяка можно), но тут уж ничего не попишешь. Пустопорожняя ругань сотоварищей ввинчивала раскаленные пыточные щипцы ему в голову. Спорщики разом угомонились, лишь продолжали буравить взглядами друг друга из-под насупленных бровей.
– Говорите толком, зачем меня звали?! Алексей, ты-то, тихун, чего раздухарился? Да с самого начала давай. А ты, отче Герасий, не перебивай, после скажешь.
– Демьян Федотович, – шумно выдохнув, начал дьяк с расстановкой, – сам знаешь, сегодня на площади словили твои соколы-стрельцы Ваську Уса, дружка разбойника Степашки. Ну и потащили в разбойный приказ, чтобы по закону дознать. Ну, Фимка, наш заплечный, Ваську к костелому привязал, как водится, одежку с него сорвал и щипцы в огонь уже сунул, да вдруг дотумкал башкой своей лысой, что дело тут нечисто. И позвал этого, – кивок на сердито сопящего отца Герасия, – его преподобие. А я в это время мимо случился и тоже решил посмотреть, чего ж так Фимка испугался, раз за отцом Герасием кинулся. А увидев, с пыткой решил повременить, велел тебя кликнуть – чтоб сообща разобраться.
Дьяк сделал паузу, зыркнул на церковника и бросился головой в омут:
– Демьян Федотыч, во те крест, не Васька Ус это. Крути меня на дыбе, – не он.
Отец Герасий вознамерился было встрять, но воевода вялым жестом остановил его.
– Первое, одежка, – принялся загибать пальцы Мелеков. – Не нашенска она, сразу понятно. Штаны эти шутовские, сапоги на завязках, кафтанне кафтан… Вот, глянь-ка.
Он достал из-под стола кожаную сермягу пленника, протянул воеводе. Воевода молча одежку принял, помял в руках, осторожно, чтоб не замутило, понюхал. Пахло свиной кожей, табаком и мужским потом. А кожа-то отличной выделки, тут Лешка прав – в наших местах такую не мнут. А уж подкладка – загляденье…
– Ты, Демьян Федотыч, на застежку посмотри, – посоветовал дьяк.
Воевода посмотрел на то место, где должны располагаться пуговицы – и пуговиц не нашел. Вместо них по кромкам тянулись два металлических заборчика, в самом низу сцепляющихся друг с другом посредством железного язычка. Демьян Свиридов за него потянул и аж ахнул, даже недуг на мгновенье отступил.
Со звуком, какой получается, если неспешно рвать лист бумаги, язычок пополз вверх, будто бы склеивая заборчики воедино! Он потянул язычок вниз – и заборчики послушно разошлись. Потянул вверх…
– Говорю же – бесовская одежа, колдовская! – грянул над ним голос отца Герасия, который, оказывается, наблюдал за опытами воеводы через его плечо. – В огонь ее – и весь сказ, пока порча какая не завелась от нее!
Воевода отмахнулся от его преподобия и осторожно положил сермягу к остальным вещам пленника. Действительно, странно. А во рту было сухо, как июльским полднем на кряже. Эх, медку бы сейчас…
– Ну? Откуда, позволь узнать, у Васьки такая одежка? – продолжал пытать Мелеков.
– От дьявола! – споро ответил отец Герасий.
– Да замолчи ты! – Воевода повернулся к дьяку. – Ну и что? У иноземцев, говорят, и не такие диковинки в ходу. Может, Васька ограбил какого-нибудь басурманина или там еврейца и в его рухледь себя обрядил, коли впору пришлась.
Протопопскую мысль о том, что в руки им попался колдун, Демьян Свиридов отстранил – едино только из-за того, чтоб с прохиндеем Герасием в согласии не оказаться.
– Нет, не Васька это, – убежденно замотал плешивой головой дьяк. – А чует мое сердце, что это государев человек – то ли гонец, то ли тайный дознаватель, к нам посланный.
– Почему так думаешь?
– Ты на тело его посмотри. Хоть и богатырское, но чистое, точно у девки, ни шрамика, ни язвочки, ни ранки. У Васьки Уса, думаешь, такое? Я слыхал, он по молодости и кандалы носил, и бит бывал батогами, – да и особенной силой не отличен… А у этого, помимо, зубы белые, ровные один к одному. Как у родовитых бояр, не у безродного казака. И, к слову, цепочка золотая у него на шее, не то, чтоб толстая, но сразу видно – богатая. Васька-то Ус – казак, ему золотье носить не с руки. А вот если решить, что это царев али боярский посланец из Москвы к нам по какой-то государевой надобности к нам пожаловал, то сразу все…
– Брешешь! – неожиданно вспомнил протоиерей. Почувствовал, хитрый поп, что не его выходит. – Есть шрам, я сам видел, и ты видел! Слева под лопаткой, будто тонким прутиком раскаленным вкручено!
– Это где ж так пытают-то – чтоб железной палочкой под лопатку потыкать, а больше ничего? – язвительно прищурился дьяк, но сбить протопопа с панталыку было не просто:
– А если и не пытали, то, стало быть, это Илья-пророк колдуна молниею поразил!
– Ах ты ж песья кровь, а крестик серебряный нательный, крестик-то с какой радости колдун носить будет?! Да ты ж сам его трижды перекрестил, и вербную свечку жег, и железный нож к его сердцу подносил, и иголки в родимчик втыкал, и молитвы читал – что он, в корчах стал биться? Исчез вдруг?
– А борода?
– Что борода?
– Нет у него бороды, волоски одни поганые из щек лезут! А ведь всем известно: колдуна силы волшебной лишить можно, ежели ему бороду срезать! Вот кто-то уже до нас и постарался!