– Так эту бригантину назвали англичане, когда построили ее. И установили на ней носовую фигуру, изображавшую обнаженную по пояс женщину с луком и стрелой. Это и была Амазонка. Она успела повидать многое, пока не села на мель из-за навигационной ошибки предыдущего ее капитана. Правда, корабль отремонтировали в сухих доках – починили корпус, усилили форштевень, переделали кормовую надстройку, но капитан поплатился за свою ошибку. Это была первая жертва Амазонки! – обернувшись украдкой, прошептал молодой человек.
Ну да, так все и было, этот юноша абсолютно прав. Во время одного из выходов «Марии Селесты» (тогда еще «Амазонки») в море бесследно исчез ее капитан. Тогда так и не удалось выяснить, куда он делся.
И произошло это за десять лет до этого самого дня – конца ноября 1872 года.
– Вот, а потом, когда корабль продали американцам, ее новый хозяин, якобы очень набожный человек, приказал убрать с носа бригантины фигуру Амазонки и переименовать судно. И нарушил один из морских законов – нельзя менять имя корабля! С тех пор нам должна покровительствовать смиренная Богоматерь, но ей, похоже, не до нас, – тяжело вздохнул юноша. И после небольшой паузы, выпустив изо рта струю сизого дыма, продолжил: – И я готов поклясться на Библии, что у нас на борту призрак Амазонки. Старая хозяйка не покидает нас, и она очень зла. А мой отец всегда говорил мне, что от разъяренной женщины можно ждать чего угодно…
«Это твой папаша верно подметил», – но произносить это вслух Павел не стал. Он вообще почти перестал дышать, чтобы неуместным или глупым вопросом не прервать разговорчивого – от страха и неопределенности, не иначе – перепуганного юношу. А тот продолжал скорбным голосом, часто вздыхал и даже перекрестился несколько раз.
– Она чертовски коварна и изобретательна, скажу я вам. Сначала она убила Рыжего Хельмута, потом у миссис Бриггс начались припадки ярости, потом заболел второй помощник капитана. Он умер сегодня, – пояснил матрос, вытащил изо рта трубку и посмотрел на Павла светло-голубыми глазами с рыжими ресницами.
– Да, я видел, как его… – Павел продолжать не стал, все было понятно и без слов.
– Вот, – кивнул еще раз юноша, – потом исчез Ариан Мартенс, потом мы нашли братьев Лоренсонов. И она не успокоится, пока не перебьет всех матросов, а потом возьмется за остальных! Мне так страшно, что я даже боюсь возвращаться в кубрик, – обернувшись еще раз, прошептал юноша и снова перекрестился левой рукой – в правой он все еще держал дымящуюся трубку.
– Мне кажется, что ты преувеличиваешь, – начал разубеждать находящегося на грани паники матроса Павел, но напрасно.
Тот сразу перебил собеседника, не дав ему произнести больше ни слова:
– Нет, я сам видел ее, Амазонку, несколько раз. Она здесь, она караулит нас в темноте, у нее в руках лук и стрелы! Она убьет нас – если не сегодня, то завтра, обязательно! – Молодой человек даже прикрыл на мгновение глаза, словно вновь увидел перед собой призрак обиженной новым хозяином судна первой хозяйки бригантины.
Юноша умолк, молчал и Павел. Что тут скажешь – похоже, версия с массовым помешательством все же имеет право на существование. И несчастный, спивающийся в одиночку фон Штейнен – это невинная шалость по сравнению с тем, что здесь происходит на самом деле. На первый взгляд, все выглядит пристойно и, кроме судового врача, люди производят благоприятное впечатление. Они не ловят пауков, не разговаривают сами с собой и не предлагают перерезать горло своему собеседнику. Возможно, что это ненадолго, ведь сегодня произошло слишком много печальных, пугающих и необъяснимых событий и вечером те, кто пока жив, наверняка захотят помянуть умерших… А заодно и приложиться к содержимому открытого бочонка со спиртом. В который раз, интересно? Судя по тому, что этот молодой человек несколько раз встречался с призраком, далеко не в первый. Тогда версия с общим алкоголизмом, а также с массовым помешательством подтверждается. Начнут они, допустим, сегодня и уже не смогут остановиться. Допьются до зрительных галлюцинаций и иллюзий, потом кому-нибудь померещится, что на палубу проник гигантский осьминог или кальмар, все похватают топоры, багры, и понесется… «Из воды появилось ужасающего вида морское чудовище, которое поднималось над водой столь высоко, что его голова была над нашей грот-мачтой. Оно имело острую морду, ревело, как кит, его плавники были большие и широкие, а тело покрывала прочная на вид шкура. Была она очень морщинистой и шероховатой. Нижняя часть зверя выглядела как у змеи, и когда оно снова нырнуло в воду, то через мгновение опять вынырнуло и, продолжая делать так, поднимало свой хвост над водой, а длинен он был, как морской корабль», – вспомнились Павлу прочитанные им когда-то давно строки, написанные одним из путешественников. И произошла эта встреча, по его словам, всего за сто лет до того, как бригантина «Мария Селеста» превратилась в корабль-призрак. Еще очень популярной в те времена была легенда о гигантском кракене – чудовище, по некоторым описаниям, являло собой гибрид рыбы и краба, с легкостью утаскивало своими щупальцами на дно морское корабли. Хотя последняя легенда не так давно получила научное подтверждение: океанологам удалось поймать на живца дивную особь гигантского кальмара длиной почти в десять метров. Не последнее место в этом бестиарии занимают морские змеи, куда уж без них: «Норвежские моряки рассказывают о великом морском змее двести футов в длину и двадцать в ширину. Он живет в пещерах, похищает домашний скот либо прыгает в море и охотится на водных гадов. С его шеи свисают длинные волосы, чешуя черная, а глаза красные. Он нападает на корабли, вытягиваясь из воды во весь рост, и глотает людей целиком». Ну, после того как примешь на грудь трижды в день стакан-другой чистого ректификованного спирта, еще и не такое привидится.
«А вообще, все эти истории чертовски похожи на массовые галлюцинации, возможно, на „Марии Селесте“ происходит нечто похожее – чистый спирт может вызвать и массовый психоз, и массовый глюк. И уже после того, как все закончится, последний выживший в неравной схватке с морским дьяволом, проспавшись, сообразит, что надо уносить ноги. Он избавится от тел, возьмет единственную шлюпку, запас провианта и смоется с корабля», – рассуждал Павел, поглядывая на ярко-синие волны океана и на стоящего рядом человека. Нет, не похож он на запойного, а делирий развивается у лиц «со стажем» не менее пяти или семи лет. Руки у мальчишки не дрожат, речь не нарушена, и рассуждает он здраво. Ну, почти здраво, если не считать того, что парень боится разъяренной, обиженной призрачной женщины. Так, что он там говорил в самом начале, с кого она начала? Рыжий Хельмут, кажется? А это еще кто такой, откуда он взялся на «Марии Селесте»? О нем, как и о Клаусе фон Штейнене, в судовом журнале не было ни слова. «Не корабль, а Ноев ковчег какой-то. Где капитан только понабрал их, интересно? И как только сам не путался в своих пассажирах?» – Павел покосился на опечаленного юношу еще раз и нарочито небрежно спросил:
– А кто такой Рыжий Хельмут? И что с ним произошло?
– Это наш кот, он давно жил здесь. А две недели назад мы нашли его, как и Лоренсонов, на палубе – дохлым, перекошенным, с раскрытой пастью и высунутым языком. Амазонка начала с него…
«На кошках тренировалась», – Павел не смог сдержать так не вовремя появившейся улыбки и отвернулся, чтобы не смутить погрустневшего еще больше юношу, а тот договорил:
– Потом все было спокойно, потом умер Эндрю Джиллинг. Дальше вы все видели сами. Это мое мнение, но лучше бы вам было остаться посреди океана, – предостерегающе произнес молодой матрос.
«Ага, за миллион долларов провести сутки в открытом море. Это можно устроить в любой день, в более комфортной обстановке и в более приятной компании. И все обойдется гораздо дешевле», – последние, сказанные матросом слова заставили Павла ухмыльнуться. Он уже собрался возразить молодому человеку, как за их спинами раздался недовольный голос Ричардсона:
– Эдвард, иди сюда, и побыстрее, сколько можно тебя ждать?!
– О, это меня! Прошу прощенья. – Юноша быстро выколотил из трубки выгоревший табак, подхватил с палубы пустое ведро и бросился на зов помощника капитана.
«Отбивной адмирал, ветчинный принц, сальная тряпка, кастрюльный комендант», – Павел мигом припомнил весь набор пренебрежительных прозвищ, которыми матросы награждали своих «кормильцев». И не зря, надо сказать. По свидетельству очевидцев, большинство коков отличалось как физической, так и нравственной нечистоплотностью. Как правило, они ходили в засаленной одежде, нередко были капитанскими осведомителями, постоянно сидели в тепле, утаивали для себя и своих любимчиков лакомые кусочки, а пищу для экипажа готовили кое-как. Но этот мальчишка производит приятное впечатление – во всяком случае, одежда на нем чистая, а страх и растерянность в голосе и взгляде кажутся искренними.
«Амазонка, Амазонка, – повторял про себя Павел, после того как снова остался в одиночестве, – почему бы тебе не оставить этих людей в покое? Если это, конечно, твои проделки? Или не твои? А чьи тогда?» Павел поежился от холода. Солнце спряталось в темную тучку, и налетевший порыв ледяного, почти зимнего ветра заставил слишком легко одетого для ноябрьской Атлантики человека сбежать с палубы. Павел направился к лестнице в трюм, пригнул голову и осторожно двинулся по ступеням вниз. Качка усилилась, а поручни здесь отсутствовали. Тут же напомнила о себе немаленькая шишка на лбу – она заныла, словно предупреждая о том, что надо быть осторожнее. Поэтому Павел не торопился и по узким деревянным ступеням спускался аккуратно и не спеша. Шум ветра и моря остался позади и наверху, вокруг снова был привычный, душный от застоявшегося воздуха полумрак. Павел сделал несколько шагов к двери своей каюты и даже успел заметить чуть поблескивавшую металлическую ручку на ней, как все исчезло. Что-то с силой толкнуло его в грудь и едва не сшибло с ног. Павел врезался спиной и левым плечом в обшитую некрашеными досками стену коридора и вскрикнул от боли. А что-то уже рвалось к выходу – молча и яростно, как попавший в капкан зверь. Оно тяжело дышало и отталкивало вдруг возникшее на пути препятствие с таким остервенением, что еще немного – и просто размажет его по деревянной обшивке. Но Павел так просто сдаваться не собирался, он сам перешел в атаку – оторвался от стены, перегородив собой дорогу, и мощным, хорошо поставленным ударом врезал противнику под дых. Тот немедленно согнулся, негромко охнув при этом, получил еще один удар – коленом в грудь и от сильного толчка в плечи отлетел назад. Но не упал, удержался на ногах, только простонал-проблеял что-то невразумительное. И прилип спиной к стене.
– Клаус, какого черта вы тут… – Павлу пришлось замолчать. Его глаза уже привыкли к полумраку трюма. Он заметил, что на полу рядом с дверью каюты врача лежит что-то темное и бесформенное. И, кажется, еще живое – оно дергается, хрипит еле слышно и пытается приподняться над досками пола. А по ним уже расползается черная лужа.
Врач по стеночке, мелкими шажками побрел прочь, он старательно отворачивался от умирающего на его глазах человека и пытался удрать.
– Стоять! – Павлу пришлось схватить врача за грудки и хорошенько встряхнуть бледного, с трясущимися губами фон Штейнена.
Но это не помогло – врач совершенно обезумел, он трясся всем телом и пытался что-то сказать, но мешали стучащие друг о дружку зубы. Павел почувствовал сильный сивушный запах, исходивший от потерявшего человеческий облик врача, и брезгливо оттолкнул того к стене. Толку от этого эскулапа сейчас все равно никакого, надо попытаться помочь несчастному самостоятельно, пока не слишком поздно.
Павел подошел к скорчившемуся на полу матросу и осторожно, взявшись за его плечо, перевернул человека на спину. И сразу понял, что все – тот уже умер. От двух ножевых ранений, и оба пришлись в живот. Кто-то дважды ударил бедолагу ножом и бросил умирать в полутемном трюме. И этот кто-то здорово рисковал: эта часть коридора пока обитаема, не то что окончательно опустевший матросский кубрик дальше по проходу. Павел сразу узнал лежащего перед ним на полу человека: он видел его несколько часов назад, рано утром, сидящим на веслах спасательной шлюпки. Они вместе с Мартенсом и привезли «найденыша» на «Марию Селесту». И оба умерли – только одного прирезали, как барана, а второй сгинул где-то.
«И кто же остался?» – мелькнула у Павла мысль. Да, кто пока еще жив? Получается, что матрос на корабле теперь только один. А также капитан, его помощник, жена капитана и его дочь. И два пассажира – один окончательно тронулся рассудком и сидит, привалившись спиной к двери каюты второго помощника капитана, умершего сегодня утром от неизвестной болезни, тоненько подвывая, как побитый щенок.
– Кто здесь? Что случилось?
Павел даже вздрогнул от звуков этого голоса. Он не слышал, как по трапу спустилась Сара Бриггс, – она сделала несколько шагов вперед и остановилась, близоруко прищурившись. И смотрела то на застывшего Павла, то на покойника у его ног.
– Мне нужен врач, фон Штейнен, вы не знаете, где его найти? Я хочу, чтобы он посмотрел руку Софии, девочка постоянно плачет… Что это? Что с ним? Почему он не двигается? – На этом дар речи покинул жену капитана. Она замолкла, но только на секунду, не больше, и заорала так, что любая деревенская кликуша позавидовала бы силе ее голоса.
Павел мгновенно оглох, он не знал, что ему делать, – под ногами лежало мертвое тело убитого неизвестно кем матроса, позади стонал, причитал и, кажется, бился головой о стену безумец. А впереди, всего в двух шагах, высокая бледная женщина выкрикнула нечто несвязное в последний раз и резко, словно у нее из-под ног выдернули опору, рухнула на пол. Наступившую после этого тишину можно было сравнить лишь с молчанием космоса – ее не нарушали даже всхлипы фон Штейнена за спиной. Зато отчетливо и громко стал слышен топот ног и взволнованные крики на палубе, потом грохот подошв по ступеням трапа – к трюму бежали сразу двое.
Бриггс ворвался в темное помещение первым, быстро осмотрелся, кинулся сначала к врачу и попытался поднять его на ноги. Но тут же бросил, ринулся мимо Павла к лежащей на полу жене, и замер на бегу, ухватился рукой за стену.
– Это Готтлиб, Готтлиб Гондешаль. Боже милостивый, что с ним?! – Бриггс склонился над мертвым телом.
– Два ножевых ранения в брюшную полость, и оба несовместимы с жизнью, – не задумываясь, установил причину смерти Павел и тут же прикусил язык.
Но капитан даже не посмотрел на пассажира, он бросился к своей жене, уложил ее на спину и несколько раз несильно хлопнул Сару по щекам. Но старался напрасно – эти манипуляции ни к чему не привели. Женщина не подавала признаков жизни, а тот, кто мог оказать ей профессиональную помощь, продолжал стонать в дальнем конце коридора. Вернее, плакать – врач рыдал, уже не скрываясь.
– Кто это его, хотел бы я знать?
Ричардсон единственный из всех присутствующих сохранил способность рассуждать здраво и действовать по обстановке. Он бесцеремонно распахнул дверь каюты врача, вошел в нее и вернулся с горящим свечным огарком в подсвечнике. Потом поставил свечу на пол и встал на колени рядом с убитым:
– Чистая работа, скажу я вам, профессиональный удар. Его прирезали, как свинью на бойне, – поделился помощник капитана результатами своих наблюдений с Павлом, и тот незамедлительно согласился. – Кому он мог помешать, интересно? У него и врагов-то не было, насколько я знаю. Да что там врагов, он и поссориться ни с кем толком ни разу не успел, это его первое плавание. Да, другие матросы задирали его, но тому все как с гуся вода.
Ричардсон поднялся на ноги, перешагнул через убитого и подошел к Бриггсу.
– Обморок, обычный обморок, – констатировал помощник капитана через несколько секунд, – ее надо отнести в каюту. И прибраться тут. Патрик, – он обернулся через плечо и дернул усом, – нужна ваша помощь.
– Конечно. – Павел с готовностью ринулся вперед, но тут Сара пришла в себя.
Она проговорила что-то еле слышно и попыталась сесть. Муж помог ей, поддержал, она вжалась спиной в стену и подогнула колени.
– Бенджамин, что происходит? Почему? – пробормотала она, но Бриггс лишь отрицательно помотал головой:
– Я не знаю, клянусь. Тебе нельзя здесь оставаться, возвращайся к себе. Софи, наверное, страшно и она плачет. – Голос капитана звучал почти умоляюще.
– Да, конечно, как скажешь. – Саре удалось подняться на ноги, но идти самостоятельно она не могла.
– Патрик, проводите ее и возвращайтесь сюда, – распорядился Ричардсон, а капитан согласно кивнул. Он уже не смотрел на жену, его внимание занимало лежащее в луже крови тело убитого матроса. И забившийся в угол, заткнувшийся наконец Клаус фон Штейнен.
Павел осторожно перешагнул вытянутые через узкий проход ноги убитого и подошел к Саре Бриггс, взял ее под руку.
– Пойдемте, я провожу вас, – негромко проговорил он, и женщина послушно двинулась рядом с ним по коридору к трапу, ведущему вверх, на палубу.