Павел чувствовал, как из раны на переносице тонкой теплой струйкой течет кровь. Он свел глаза к носу, но толком разглядеть ничего не успел – матовый блеск серебряного лезвия притягивал взгляд к себе. Врач держал нож крепко, его пальцы с обломанными грязными ногтями Павел видел в нескольких сантиметрах от своего лица. «Сколько времени? Сколько сейчас времени?» – эта мысль билась в голове, как кровь в висках. Павел покосился влево, потом вправо – вот он, деревянный Биг-Бен, но циферблат часов отсюда не виден, слышно только негромкое ритмичное тиканье. И такой же ровный дробный стук в такт механизму доносится из коридора, только он учащается, приближается, замирает, и наступает тишина. И тут же, через мгновение, она исчезает – то ли в очередном взрыве паров спирта, то ли от звука выстрела. Острие ножа проползло по переносице вверх, до линии роста волос на лбу, и отъехало к левому виску. Последнее, что слышал Павел, был глухой стук упавшего на ковер тяжелого ножа и разом навалившуюся темноту и тяжесть. Она погребла его под собой, вдавила в диван, не позволяя сделать ни единого вдоха, перед глазами замерцали зелено-алые, с рваными краями пятна. И без того низкий потолок кают-компании пошел вниз, как гигантский пресс, светлые доски стен, наоборот, расползлись по сторонам, исчезли в искрящемся тумане. Остался только голос – знакомый, встревоженный и требовательный:
– Патрик, Патрик, вы меня слышите? Вы целы? О, Боже! – Звуки пропали, но ненадолго – они вернулись вместе с потоком ледяной соленой воды, обрушившейся на голову.
Павел закашлялся, приподнялся на локтях и открыл глаза. Врач исчез, вместо него рядом с диваном стояла Сара, и в руках у нее Павел увидел большой медный ковш с круглыми боками.
– Патрик, как вы меня напугали! Я думала, что он убил вас, у вас кровь на лице, – быстро-быстро, без запинки проговорила женщина и поставила ковш на стол, прямо на осколки блюда.
Под тяжестью медной, да еще и наполненной водой посудины они жалобно хрустнули, но Сара не обратила на это никакого внимания. Она протянула Павлу руку и помогла сесть. Тот поднес ладонь ко лбу, кончиками пальцев коснулся переносицы – действительно, кровь. Она еще сочилась, а рану немного пощипывало от соленого «душа».
– Где фон Штейнен? – спросил Павел и снова закашлялся, поэтому расслышал лишь часть ответа.
– Он здесь, и все наконец кончено. Надо торопиться, Патрик, вы обещали мне помочь, – проговорила Сара и вскочила на ноги.
– Да-да, конечно. – Павел тоже поднялся и осмотрелся.
Фон Штейнен лежал под столом лицом вниз, одна рука врача скрылась под его тощим телом, вторая вытянулась и оказалась на груди мертвого Бриггса. А рядом с напольными часами, на досках пола, не покрытых ковром, Павел увидел свою «Беретту».
– Мне пришлось выстрелить, я сделала все так, как вы сказали. Только отдача оказалась очень сильной, и я выронила пистолет. Сейчас, подождите, – перехватив взгляд Патрика, ответила Сара.
Она потянулась за пистолетом, но Павел опередил женщину, вскочил с дивана, подхватил с ковра «Беретту» и убрал во внутренний карман пиджака.
– Ничего страшного, вам он больше не понадобится. Фон Штейнен, вернее, Пауль Фердинанд мертв, и ваш муж, к сожалению, тоже. – Павел пытался найти приличествующие моменту слова, но Сара перебила его:
– Я знаю. – Она мельком глянула на тела убитых, потом подняла взгляд на Павла и повторила, уже тише, но требовательно, с напором: – Я знаю, Патрик. Помогите мне.
Павел кивнул, взял со стола льняную салфетку и прижал ее к переносице. Постоял так с минуту, потом отбросил покрытую бурыми пятнами тряпку на диван и принялся за работу.
Давно наступившая ночь принесла с собой ветер и дождь. Неуправляемую бригантину швыряло на волнах, качка усилилась, под ногами в трюме хлюпала вода. Похоже, что доски под разошедшимися медными листами наружной обшивки «Марии Селесты» еще не успели разбухнуть, а заделать щель между ними было уже некому. Свернутый рулон парусины так и остался лежать в проходе рядом с дверью кают-компании, там, где оставила его напуганная жестами и действиями фон Штейнена Сара. Они все-таки втащили сверток в кают-компанию и кинули у порога. Потом попытались разрезать толстую неподатливую ткань, но скоро бросили эту затею.
– Так мы провозимся до утра, – заявила раскрасневшаяся, с растрепанными волосами женщина. Она легко вскочила на ноги, попыталась пригладить выбившиеся из прически пряди, но тут же махнула на них рукой. – Беритесь, Патрик, мы вытащим их так. Надеюсь, они простят нас.
Сара застегнула свой плащ на все пуговицы, подняла высокий воротник и схватила фон Штейнена под мышки. Павлу ничего не оставалось, как взять того под колени и, с трудом балансируя от сильной качки, двинуться к трапу по темному проходу первым. Труп врача сгинул в волнах бесшумно, как призрак, – Павел не слышал даже плеска воды за бортом. Впрочем, он и не прислушивался – назад, в трюм, возвращались бегом. Сара маячила впереди черной тенью, она обернулась только один раз, убедилась, что «Патрик» не отстает, и больше назад не смотрела. Вторым вытащили Бриггса, за ним отправился Ричардсон. Сара не плакала, руки ее не дрожали, лицо не выражало ничего, в глазах женщины не было слез. Сейчас она напоминала Павлу хорошо отлаженный и запрограммированный на определенные действия механизм. И он с равным усердием будет выполнять любую задачу – убирать мусор, грузить ящики или выносить и топить в волнах Атлантики трупы экипажа бригантины. Сара командовала ровным голосом, рассуждала логично и здраво. Все переполнявшие ее эмоции либо исчезли, либо были загнаны глубоко внутрь, чтобы, после того как все закончится, поднять голову и напомнить о себе. Павел склонялся к последней версии, но пока в облике и поведении Сары ничего не менялось. Она лишь замерла у борта на несколько мгновений дольше, чем требовалось, свесилась вниз и что-то прошептала негромко. А может, Павлу это просто показалось: поднявшийся ветер и плеск волн не позволили ему хорошенько расслышать слова женщины.
– Патрик, не стойте здесь. Вы и так промокли, не хватало еще и простудиться. Остался Эдвард, он последний, идите за мной.
На камбузе за время их отсутствия ничего не изменилось, если не считать того, что дрова в плите давно прогорели, а вода в котле почти выкипела. Тесное помещение заполняли клубы пара, он вырывался в коридор и мгновенно исчезал, растворившись в холодном воздухе. С камбуза несло гнилью, запахами подгоревшей еды и испортившихся продуктов – переполненное ведро с отбросами сейчас можно было легко найти по мерзкому «аромату». С телом Хэда пришлось повозиться – уже наступило трупное окоченение. Павел кое-как вытащил труп кока в коридор и вместе с Сарой вынес его на палубу. На этом все было кончено, тело последнего члена экипажа бригантины «Марии Селесты» рухнуло в Атлантический океан, на борту корабля остались три человека. И одному из них вскоре тоже предстояло исчезнуть.
– Патрик, возвращайтесь в кают-компанию и ждите меня там, – непререкаемым тоном распорядилась Сара, – вы промокли насквозь и можете заболеть. Еще этого нам не хватало для полного счастья. Да идите же! – Она схватила Павла за руку и потянула за собой, к трапу.
Павел послушно следовал за ней, он двигался как в тумане, ничего не видел перед собой и отвечал невпопад. Эмоции, чувства, способность реагировать на происходящее – все исчезло, осталась лишь одна нудная, неотступная и назойливая мысль. Он, Павел Сергеев, только что стал соучастником преступления и собственноручно помог избавиться от всех улик, то есть от трупов убитых. Правда, вместе с жертвами был наказан и их убийца, но легче от этого не становилось. Последние полчаса Павел даже перестал чувствовать холод, страх и вполне нормальное для данной ситуации отвращение – он сам превратился в неодушевленное существо. Но ненадолго – тепло и яркий свет керосиновых ламп в кают-компании сделали свое дело, и Павел почувствовал, что пиджак стал тяжелым и холодным, волосы на голове мокрыми прядями прилипли ко лбу. Отличная, сшитая из шерсти и кожи кепка (идеальное дополнение к костюму мужчины будущего) осталась в каюте вместе с дивным непромокаемым саквояжем. Но о том, чтобы пойти туда и забрать свои вещи, Павел даже не думал – он сбросил мокрый пиджак, уселся на диван, привалился спиной к переборке и прикрыл глаза. Все, путешествие подошло к концу, можно расслабиться и успокоиться. Убийца членов экипажа «Марии Селесты» мертв, тайна раскрыта, и одной загадкой океана стало меньше. Все получило простое и вместе с тем жутковатое объяснение. Все восемь человек стали жертвой безумца, хорошо, что хоть двоим удалось уцелеть. Саре и ее дочери наверняка удалось тогда выжить – женщина не первый раз в море, она легко могла справиться со спасательной шлюпкой. Продовольствия на борту полно, времени на подготовку к эвакуации тоже. Скоро – Павел приоткрыл глаза и посмотрел на напольные часы, – часа через три она соберет все, что сочтет необходимым, и покинет «Марию Селесту». Этот участок океана довольно оживленный, здесь ежедневно проходит множество судов – как в Европу, так и в Новый Свет, спасательная шлюпка не останется незамеченной, и ее пассажиров подберет первое же проходящее мимо судно. О том, что произошло на «Марии Селесте», Сара будет молчать всю оставшуюся жизнь, а Софи еще слишком мала, чтобы вспомнить и рассказать впоследствии хоть что-то. Возможно, Саре удалось добраться и до одного из Азорских островов. Да, скорее всего, так оно и было – Павел вспомнил об одном из протоколов допроса капитана судна, обнаружившего покинутую людьми «Марию Селесту»: «Комиссии известно, что в последнюю неделю ноября в районе Азорских островов не отмечалось штормов. Мы это знаем на основании более пятнадцати выписок из вахтенных журналов судов, находившихся в вышеуказанном районе в указанное время». Значит, Саре повезло. Неудивительно, что корвет «Кондор», отправленный тогда комиссией Британского адмиралтейства на Азорские острова с заданием обследовать побережье острова Санта-Мария и выяснить у местных жителей, не появились ли там Бриггс и его команда, никого не обнаружил. Командир корвета «Кондор», вернувшись после обследования Азорских островов, доложил комиссии, что жители острова Санта-Мария не видели никаких чужаков и ничего не знали о случившемся. Вот и разгадка… Что ж, минувшие сутки оказались, как никогда в жизни, насыщены событиями – сначала взрыв, потом серия исчезновений и смертей матросов, выходки потерявшего разум в джунглях Амазонки врача. Кстати, он что-то говорил о пропавшей в тех краях экспедиции и о несчастном случае на Мазаруни, и те слова не были бредом душевнобольного человека. «Вернусь – выясню», – пообещал сам себе Павел и еще раз посмотрел на напольные часы в углу кают-компании. Сейчас почти пять часов утра, до назначенного времени остается час с небольшим, и надо чем-то заполнить образовавшееся «окно». Интересно, как пройдет возвращение…
– Патрик, просыпайтесь. Нам немедленно надо поесть, а сначала выпить. И поживее, не заставляйте женщину ждать.
Сара уже собрала со стола грязную посуду, подобрала с ковра осколки разбитых тарелок и валявшиеся вилку и нож. Исчезла и покрытая пятнами скатерть – прямоугольный низкий стол покрывал новый, светло-серый кусок льняного полотна с вышивкой по центру. И откуда-то появились новые рюмки и столовые приборы, и даже тарелки были другие – не строгие, белые, а с красивым цветочным узором по краям.
– Вот, это все, что мне удалось найти. Немного, но, думаю, что для завтрака подойдет. – Сара отошла к двери кают-компании и со стороны полюбовалась на дело своих рук.
Павел уселся на диване и тоже смотрел на сервировку, на расставленные блюда с нарезанным сыром и копченым мясом и, украдкой, на Сару. А та, казалось, не замечала взглядов «Патрика» – она вернулась к столу, поправила складку скатерти и поменяла местами несколько тарелок. Потом хлопнула себя по лбу, тряхнула мокрыми от дождя волосами и выбежала прочь. Павел посмотрел ей вслед, затем снова на стол. Есть хотелось зверски, и хоть выбор блюд и небогат, но, для того чтобы утолить голод, этого хватит.
– Открывайте. – Сара со стуком поставила на стол перед Павлом запечатанную бутылку с виски и уселась на диван у противоположной переборки.
Пробка не желала поддаваться, и с ней пришлось повозиться. Сара с нетерпеливой улыбкой наблюдала за действиями Павла и постукивала по столу черенком серебряной трехзубой вилки. Неожиданно пробка сдалась, Павел наполнил обе стоящие на столе рюмки и поднял свою.
– Подождите, Патрик, ну что вы в самом деле! – Сара схватила свою рюмку, вытянула руку с ней через стол и легонько коснулась стеклянным боком рюмки Павла.
«Мне казалось, что это должны быть поминки. Похоже, что я ошибся».
Но возражать или говорить что-либо Павел не стал. Раздался тихий звон, Сара улыбнулась, откинулась назад и одним глотком осушила почти половину своей рюмки. Но тут же сморщилась, скривилась, зажмурила глаза и встряхнула мокрыми, даже не напоминавшими теперь былую прическу волосами.
– Надо поесть, я сейчас умру от голода.
Сара перенесла на тарелку ломоть копченого мяса, ловко разрезала его и принялась быстро жевать. Следом за мясом отправились остатки виски. Сара поставила рюмку на стол и, чуть приподняв тонкие брови, посмотрела на Павла. Тот намек сразу понял и быстро наполнил опустевшую посуду.
– Ешьте, Патрик, ешьте и пейте и ни о чем не думайте. Мы столько пережили за последние сутки, что заслужили эту передышку.
Сара, разделавшись с первой порцией мяса, потянулась за следующей. Павел тоже не устоял, голод заставил забыть об осторожности и о данном ранее себе обещании не прикасаться к еде. К тому же виски был настолько восхитителен, что все подозрения, страхи и даже усталость улетучивались сами собой. Его рюмка тоже опустела, чтобы вновь наполниться. «А почему бы и нет? Все закончилось, можно отметить это событие». Павел поднял свою рюмку и протянул ее через стол. Сара улыбнулась и ответила на приглашение – две посудины «поцеловались» с торжественным звоном.
Перебродивший ячмень и солод делали свое дело – стало тепло и легко, лампа под низким потолком загорелась ярче, а в глазах сидящей напротив женщины появились зеленые с золотом искры. «А этот Бриггс был не дурак, у него хороший вкус». Павлу на мгновение стало неловко перед сгинувшим в волнах Атлантики капитаном «Марии Селесты», но только на мгновение. Вы только посмотрите на его жену, она нисколько не опечалена потерей, ей хорошо и весело, она охотно пьет крепкий алкоголь и так же охотно, с аппетитом закусывает. Сейчас Павел словно увидел себя со стороны: на пустом неуправляемом корабле остались только двое. Впрочем, здесь есть еще и третий – дочь Сары Бриггс, но ее присутствие ничего не меняет. А эти двое – что они делают в кают-компании, на полу которой еще полтора часа назад лежали три трупа? Эти двое пьют виски, едят мясо и сыр, бригантина несется по волнам, а вся ее команда либо давно лежит на дне океана, либо мирно покоится в желудках акул. Картинка получилась жутковатая, попахивающая сюрреализмом. Хорошо, что здесь нет айсбергов…
– Сара, что вы будете делать дальше? – спросил Павел порозовевшую от выпитого Сару, но попытка проверить еще одно, уже последнее, предположение провалилась.
– Я? Даже не знаю… Хотите, я сыграю вам что-нибудь?
Сара вскочила с дивана, не забыв прихватить с собой полупустую рюмку с виски, и подбежала к пианино. Она откинула его пыльную деревянную крышку черного цвета и вытащила из-под инструмента низенький вертящийся табурет. Сара уселась на него, допила все, что оставалось в рюмке, и отдала ее Павлу. Затем задумалась на мгновение и положила свои тонкие, украшенные кольцами пальцы на клавиши.
– Правда, у меня пока получается не очень хорошо, Альберт всегда говорил, что он бы предпочел послушать кошачий концерт, чем мою игру, – кокетливо сообщила женщина и заиграла простенькую, незатейливую пьеску.
Да, покойный ныне Альберт Ричардсон был прав: слушать такое исполнение было невыносимо, даже после хорошей дозы выпитого. «Ничего, пусть бренчит. Может, от этого ей станет легче». Павлу удалось сохранить серьезное выражение лица и даже придать ему некоторую, подходящую моменту одухотворенность. К счастью, пьеска оказалась недлинной и мучения скоро завершились. Сара поклонилась слушателю и вернулась за стол. Но от порции виски отказалась, покачала головой и улыбнулась «Патрику». Павел улыбнулся в ответ и бросил быстрый взгляд на часы – до возвращения оставалось чуть больше сорока минут. «Надо как-то сказать ей». Но в одурманенную голову ничего путного не приходило. «Простите, дорогая, но я вынужден вас покинуть, мне пора домой. Нет, не в Австралию, в Москву. Но сначала я должен заехать в Сколково. Что такое Сколково? Да какая вам разница, дорогуша? О, кажется, началось, прошу простить меня» – нет, так не пойдет. Саре сейчас и без того не сладко, как бы с ней не приключилось что-то вроде припадка, когда она увидит, как «Патрик» растает в воздухе. Надо действовать мягче, ведь она останется здесь совсем одна, и помочь ей будет некому. А Сара должна позаботиться и о своем ребенке. Странно, что она ни разу за все это время не вышла, чтобы проверить, как там девочка.
Хотя нет, вот молодая женщина поднимается с места, выходит из-за стола и, кажется, собирается выйти. Но нет – Сара осталась на месте, она схватила со стола акварель с изображением клипера «Флайинг Клауд», прижала картинку к груди и закружилась в обнимку с ней, как в вальсе. И что-то напевала при этом себе под нос, но каждый раз, поворачиваясь лицом к Павлу, женщина смотрела на него пристально, даже чуть настороженно. Она словно ждала чего-то или не решалась что-то сказать – просто тянула время. «Она не выглядит убитой горем вдовой, на глазах у которой умер муж. На самом деле она чему-то очень рада, даже счастлива… Какая чушь лезет в голову… Черт, не надо было столько пить». Здравая мысль пришла в голову слишком поздно: качался уже не только пол под ногами, а также и переборки, и тяжелый стол, и пианино с открытой крышкой и длинным рядом черно-белых клавиш. На столе слабо тренькнули столкнувшиеся боками тарелки, опрокинулась пустая рюмка, из которой пил Павел, а его нож свалился на ковер.
– Я подниму.
Сара аккуратно положила акварель на скатерть, нагнулась и подхватила с ковра нож. И уселась на диван рядом с Павлом, чуть прикусила нижнюю губу и улыбнулась несмело. «Черт, как не вовремя!» – Павел едва не произнес это вслух. Время вдруг словно сорвалось с цепи и рвануло вперед со скоростью хорошего чайного клипера. До возвращения оставалось всего полчаса, и продлить «тур» невозможно ни за какие деньги. «Чек-аут» наступит с минуты на минуту, надо что-то делать – объясняться, говорить, извиняться, наконец. «Надо будет все повторить, вернуться сюда в это же время». Павел снова глянул на часы. Сейчас почти половина шестого утра, надо запомнить. Можно на сутки, можно больше, ведь бригантину найдут только через неделю… Хотя нет, двадцать четыре часа – это сейчас максимальный срок, на большее сколковские умники пока не способны…
– А вы не из Австралии, Патрик. Откуда угодно, только не из Австралии. Но мне, честно говоря, глубоко наплевать на это, – очень тихо проговорила Сара и отвела назад упавшие ей на лоб пряди каштановых волос.
– Верно, не из Австралии, – признался Павел, – я приехал из России.
– Из России? – Сара чуть наморщила лоб и посмотрела в потолок. – Я слышала название этой страны от Бенджамина.
– Если вы посмотрите на карту Северного полушария, то обнаружите ее в самом верху, подо льдами Арктики, – сообщил Павел, – не в смысле подо льдом, а на рисунке, на плане земного шара, ну, вы понимаете…
Коварство крепкого напитка из ячменя и солода проявилось в полной мере. Мысли путались, в висках застучало, а горло перехватил спазм. Павел закашлялся и потер обтянутую высоким воротом водолазки шею. Сара молча и очень внимательно наблюдала за ним и все сжимала в правой руке подобранный с пола тяжелый серебряный нож.
– Вы мне очень помогли, Патрик, вы даже не представляете, что вы для меня сделали. Я очень благодарна вам и очень признательна… – с самым серьезным видом произнесла Сара, но Павел тут же перебил ее: