— Нет уж, если свитки здесь, то мы должны взять их сейчас. — Ивейн была непреклонна. Обойдя слева, она поставила жезл на пол, прислонив его одним концом к саркофагу, затем провела руками над сетью, вдоль всего тела и осторожно коснулась одного из кристаллов ширала. Она ощущала энергию камня и то, как она переплетена с силовыми потоками остальных, но это равновесие было очень хрупким. Со вздохом Ивейн подняла голову и посмотрела на своих спутников.
— Я бы предположила, что если мы потревожим сеть, то тело просто рассыплется в прах, как и Иодота. Ничего более.
— Согласен, — поспешил заметить Кверон.
— Это означает, — медленно произнес Джорем, — что мы собираемся потревожить мертвеца только ради того, чтобы, возможно, заполучить нечто, чего там вполне может и не быть. Не лучше ли просто оставить его покоиться с миром?
— Ты прав, мне это тоже не по душе, — вздохнула Ивейн. — Но если мы этого не сделаем, то это все равно, как если бы мы его вовсе не находили. Разумеется, когда позволит время и обстоятельства, мы соберем прах и захороним его в освященной земле. Мы даже могли бы смешать их прах… — Она тронула брата за руку. — По-моему, ей бы это понравилось. И в каком-то смысле это — правильно.
Джорем долгим взором уставился на медальон в своей руке, затем сжал его в кулаке и кивнул.
— Ты права. Прости, что я так усложняю всем жизнь, просто однажды мне уже довелось делать нечто подобное, когда пришлось переместить тело Элистера Келлена. А он в ту пору внешне выглядел как отец, так что можешь себе представить…
На это никто не решился возразить. Выждав с дюжину ударов сердца, Кверон со вздохом вновь встал в изголовье. Джорем уже стоял в ногах; медальон Иодоты он спрятал себе под сутану. Ивейн осталась слева и осторожно приподняла краешек савана.
— Вы двое, равномерно снимайте сеть, а я попробую взять то, что тут спрятано, — велела она им.
По команде, они начали сдвигать саван, пару раз останавливаясь, чтобы Ивейн могла распутать узлы, цеплявшиеся то за застежку плаща, то за сандалию, то за руку. Как только сеть полностью оказалась над телом, пыль, словно живая, побежала по нему радужной волной, мерцая переливами света.
Они сложили сеть у ног Ивейн, и к тому времени, как вновь выпрямились, от великого Орина оставалась лишь проседающая одежда, еще сохранявшая отчасти очертания человеческой фигуры. Лишь кое-где под тканью виднелись странные вздутия. Кверон, как самый бесстрашный из троих, осторожно сдвинул оперенный плащ, прикрывавший тело, и широко ухмыльнулся.
— Мы, кажется, искали какие-то свитки?
Два туго скрученных свитка лежали рядом с жезлом, точной копией того, что достался Ивейн. Один был перевязан темно-синим шнуром, другой фиолетовым. Ивейн задохнулась от восторга, сообразив, что видит перед собой легендарный пятый Протокол Орина, именуемый также «Книгой Отваги». По выражению лица Джорема она поняла, что брат сейчас подумал о том же.
Но тот, что с фиолетовым шнуром?
— Неужели есть еще и шестой Протокол, — прошептал Джорем благоговейно.
— Никогда не слышала о таком. Но это могут быть просто его рабочие наброски…
— Будем считать все же, что синий — это Пятый Протокол, — произнес Кверон вполголоса. — Тогда может ли статься, что второй — это Codex Orini?
— А, вы тоже слышали о нем, — отозвалась Ивейн несколько рассеянно. — Да, синий — это тот самый пропавший Пятый Протокол. — Она осторожно приподняла его из пыли и легонько встряхнула, прежде чем снять шнур, затем развернула и пробежала взором первые строки.
— Ага. «О Порядках Созвездий, Наблюдении за Луной и о Блокировании Силы у Обладающих Магическим Даром», — прочитала она с улыбкой и протянула свиток Кверону с легким поклоном. — Это вам — когда в следующий раз увидитесь с Тависом и Сильвеном.
— А второй, — поторопил ее Кверон.
— Второй… ах, да. — Трепетным движением она взяла его, стряхнула, затем осторожно сдула остатки пыли с фиолетового шнура. — Думаю, этот я пока приберегу.
— Мудрое решение, — одобрил Джорем. — Лично я бы открывал его только в защищенном круге…
Кверон тревожно покосился на него.
— Вы что-то почувствовали?
— Не совсем. Просто такое ощущение… там скрывается нечто очень могущественное. Не уверен даже, что хочу быть рядом, когда она откроет его.
— Интуиция или природная осторожность? — продолжал допытываться Целитель.
— Немножко и того, и другого разом. Возможно, все это пустое. — Джорем вновь взглянул на прах, затем поднял костяной жезл. — Такой же, как у тебя, Ивейн. Как ты думаешь, это магический инструмент, или просто некий символ должности?
— Может быть и то, и другое — или ни то, и ни другое, хотя я бы все же предположила, что символ должности. И мы вполне могли бы использовать их как таковые. — Она задумчиво повертела в руках жезл Джорема, затем взяла свой и положила их рядом. — Да, жезлы-близнецы. Теперь Орин и Иодота словно всегда незримо будут с нами, и это хорошо, поскольку мы очень многим обязаны им обоим.
— С этим не поспоришь, — согласился Кверон. — Да, кстати, Джорем, — окликнул он, взяв из праха кольцо Орина. — Почему бы вам не взять вот это на хранение? Когда будет время, изучите его повнимательнее, а потом расскажете нам, если обнаружится что-то интересное.
— Я не смогу носить его, — запротестовал Джорем, нервно вытирая руки о сутану.
— Тогда просто положите в безопасное место, — Кверон вложил кольцо в руку михайлинца и сжал его пальцы. — Когда почувствуете, что готовы, оно будет здесь. Ваша сестра не единственная в семье, у кого есть талант, не забывайте об этом.
— Ну, ладно.
Пока Кверон продолжал разглядывать прах, Джорем сунул кольцо в поясной кошель и сразу почувствовал облегчение. Целитель же, подняв голову, посмотрел на своих спутников.
— Давайте вернемся сюда завтра, — предложил он. — Нам понадобится кое-что взять с собой, чтобы сделать все как следует. Но пока у нас выдалась очень нелегкая ночь, и думаю, нам всем следует передохнуть слегка и освоиться со всем, что мы узнали нового.
Никто и не подумал ему возразить.
Остаток ночи трое Дерини почти не спали, и подняться с постели пришлось очень рано, поскольку наступила Страстная Суббота, а это накладывало определенные религиозные обязательства на всех обитателей убежища. Совершенно измотанные после ночных приключений, они совершенно по-иному воспринимали теперь суровый символизм Страстной Недели, и все трое признались друг другу, когда встретились после мессы Джорема, что видели очень странные сны. Кроме того, Ивейн была во власти непоколебимой убежденности, что прах Орина и Иодоты необходимо как можно скорее благословить и упокоить в освященном месте.
— Не знаю, почему это так важно, но это необходимо, — уверенно ответила она, когда те стали допытываться о причинах.
Действительно, хотя здравый смысл подсказывал, что прах, ждавший своего часа три столетия, вполне может подождать еще пару дней, но некое шестое чувство стояло на своем. Даже Джорем согласился, к собственному удивлению.
С практической точки зрения, однако, это представляло определенные трудности. Собственно, хуже дня, чем Страстная Суббота, для этого трудно было вообразить. Пост был, вообще, трудным временем для священников, а уж переход к Пасхе — вдвойне; а в крохотном сообществе убежища их отсутствие в такой день особенно бросалось бы в глаза, особенно если бы разом исчезли все трое.
Тем не менее, они решили, что сумеют выкроить пару часов между краткой заутреней и более продолжительным обрядом Пасхального Бдения, когда благословлялся новый огонь, крестильная вода и зажигали Пасхальную свечу. Воспользовавшись тем, что в перерыве между двумя этими службами большинство расходились по кельям для отдыха и медитации, все трое вновь собрались у усыпальницы в подземельях Грекоты, прихватив с собой каминную метелку, ларец слоновой кости и пару больших кожаных мешков. Священники сперва тихо помолились над прахом, а затем вместе с Ивейн принялись отделять останки от одежды.
Начали они с Иодоты. Шерстяная накидка рассыпалась у них в руках, и ее пришлось собрать в один из мешков, чтоб потом сжечь, но шелковое платье не пострадало, так что прах из него удалось аккуратно ссыпать прямо с ларец. Когда убрали накидку, то нашли еще одно кольцо, на месте правой руки Иодоты, точь-в-точь такое же, как у Орина. Латинская надпись внутри гласила. Jodotha, serva Deum.
— Служительница богов, — перевела Ивейн, продемонстрировав кольцо остальным, затем спрятала его в карман, чтобы позже сравнить с кольцом Орина.
— Да, но каких богов? — переспросил Джорем резко.
Однако сейчас у них не было времени на рассуждения, ибо время близилось в вечерне. Они смели остатки праха в ларец, затем вернулись к Орину. Перышки на плаще были пришиты шелком, к шелковой основе, так что почти не пострадали, но шерстяная одежда рассыпалась на выцветшие пурпурные клочки, похожие на комья паутины. Эту труху они собрали в тот же мешок, что обрывки плаща Иодоты. Прах ссыпали в костяной ларец, а шелковые штаны и кожаные сандалии отправили во второй мешок, к платью Иодоты; туда же легла и аккуратно сложенная шираловая сеть.
Когда с этим было покончено, Ивейн поставила ларец посреди саркофага, прямо на пересечении граней четырех кубов, и отступила взглянуть на него. Кверон держал мешки и метелку, у Джорема через руку был перекинут оперенный плащ. Теперь структура саркофага стала вполне очевидна: левая половина состояла из четырех черных кубов, правая — из четырех белых. Кверон сдул последнюю пылинку с белого угла, где прежде покоилась голова Орина, затем посмотрел на своих спутников.
— Я поражен тем, насколько символизм Столпов Храма подходит для саркофага, — заметил он. — Это настолько логичное продолжение конфигурации алтарных кубов, что удивительно, как никто не додумался до этого прежде. Правда, что-то мне вспоминается, еще из юношеских дней в обители святого Неота… тогда это казалось совершенно бессмысленным — но то же самое можно сказать и об очистительном ритуале, с помощью которого мы попали сюда.
Слушатели не сводили с него внимательных глаз, и Кверон продолжил:
— А ведь мой орден знал об этом… — в голосе его звучало восхищение. — Они наверняка знали. Скрывали это от взоров непосвященных — и даже мы, братия, не понимали многого, — но старейшины ордена не могли не знать. Теперь я это понимаю.
Джорем удивленно переспросил: