— Что случится сегодня, учитель? — спросил его один из виллимитов. — Что ты скажешь своими чадам?
Реван ласково покачал головой и прошел меж ними, там касаясь чьей-то руки, там — поднятого к нему лица, позволяя коснуться себя, уверовать в себя.
— Поверите ли вы мне, если я скажу, что не знаю? — произнес он негромко. — Господь сказал мне, что я должен идти, но не поведал, о чем мне говорить. Но я убежден — как должны быть и вы, — что Он все откроет мне в Свое время. Верите ли вы в это?
Со слезами надежды и радости на глазах пожилая женщина в синем платье прижала руки к груди и закивала.
— Верим, учитель! О, дай же нам свое благословение!
— Не мое, но благословение Господне, — отозвался Реван, проводя рукой у них над головами. — А теперь молитесь со мною вместе, дети мои, прежде чем мы вернемся к нашим собратьям. — Он опустился на колени рядом с ними и, ухватившись обеими руками о посох, склонил голову, упираясь лбом в сучковатое дерево.
— Господи, внемли моей молитве и узри мои слезы. Я недостоин прийти к Тебе, и потому Ты назначил мне исполнить Твою работу здесь, под небом Твоим, среди Твоего народа. Дай же мне силы и веди меня, Господи, пока я исполняю волю Твою, и благослови всех чад Твоих, что взывают к Тебе в отчаянии. In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti…
— Аминь, — слитно отозвались остальные.
Он перекрестился и встал на ноги.
После чего они последовали за ним вниз, распевая религиозные гимны, звучавшие все громче и торжественнее, по мере того как все новые голоса вливались в их хор. Вот к ним присоединилось еще десять человек, потом еще дюжина, и еще… К тому времени, как Реван приблизился к месту у речной запруды, избранному им для первой проповеди, его окружало уже не менее ста человек, затянувших Veni Sancta Spirita…
Наконец на берегу он ступил на узкую полоску белого, сверкающего песка, вдающегося в запруду, куда за ним не последовал ни один человек, хотя Сильвен с дюжиной приближенных остались рядом, у самой косы, в первых рядах паствы. Остальные столпились за ними, тесно окружив заводь, и расселись, подстелив на землю плащи и накидки. Реван повернулся к ним спиной и склонил голову, в ожидании, пока все устроятся поудобнее, пока наконец сотня мужчин и женщин не замерла в напряженном ожидании.
Над рекой повисла глубокая тишина, и Реван намеренно выждал еще пару минут для нарастания напряжения, затем медленно выпрямился и с силой воткнул свой посох в песок. Подняв руки к плечам, он раскинул их в стороны и запрокинул голову с закрытыми глазами, точно живое изображение распятого Христа, от Чьего имени он должен был вещать — и Чьего прощения смиренно просил за готовящееся полу-святотатство.
— Вот я перед тобой, Господи, — услышали его шепот в первых рядах. — Говори, ибо слуга Твой внемлет.
Очень долгое время ничего не происходило, но Реван не менял позы, застыв с раскинутыми руками и запрокинутой головой. Странно, но никто вокруг даже не шелохнулся. Через какое-то время руки его, а затем и все тело затряслись, спина выгнулась, и он рухнул на землю в конвульсиях. Толпа взволнованно зашевелилась, некоторые даже пали на колени, но Сильвен и остальные в первых рядах никого не подпустили к Ревану.
— Оставьте его! — провозгласил Иоахим. — Пусть Святой Дух снизойдет на него!
Еще несколько минут Реван корчился на песке, затем неожиданно обмяк. Никто не осмелился двинуться. А затем он шевельнулся и очень медленно встал на колени к ним лицом. Глаза его смотрели невидяще, словно перед ними до сих пор стояли картины мира Иного.
— О, как же вернуться мне к Господу? — процитировал он вполголоса, обводя взором толпу. — О, узрите, изведайте, ибо благ Господь. Ибо говорил он с недостойным слугой Своим и открыл радость великую народу Своему.
— Какую радость, учитель? — закричали тут все. — Было ли это Слово обещанное?
Осторожно, неуверенно, Реван поднялся на ноги — с него свалились сандалии, пока он бился в конвульсиях, — и вновь уставился на толпу остекленевшим взглядом.
— О, братья и сестры мои, я не знаю, как поведать вам о своем видении.
— Расскажи, расскажи нам! — послышался крик.
— Я принес слово о милости Господней, об очищении всех чад Его, — начал он осторожно. — Прежде, Господь повелел мне сказать вам, что те, кто бродят во тьме, предстанут перед великим судилищем и испытаны будут в кузне вечности. И сожжет Он все несовершенное, и отделит породу от золота, и грозно будет пламя, и велика боль для тех, кому надлежит быть очищенным.
Реван выпрямился и заговорил увереннее, убедившись, что все, и правда, слушают его, затаив дыхание.
— Но Господь Сил, в бесконечной своей милости и любви, снизошел даже до тех, кто бродил во тьме самой кромешной — даже до детей мрака, именуемых Дерини. Всем тем из них, кто искренне раскается и навсегда будет готов отречься от зла. Господь дарует особый знак своей милости. Водой изменит Он природу тех, кто станет взывать к Нему всем сердцем, в новом крещении водой и Духом. Вода очищения погасит все зло, подобно тому, как она гасит факел, и Господь Сил поднимет их к жизни новой, очищенных от прежнего зла, что поработило их.
— Так он очистит даже Дерини? — воскликнул кто-то.
— Но как возможно такое? — переспросил другой. — Даже если Дерини раскается, он все равно останется Дерини.
Согласный ропот пробежал по толпе, и один из виллимитских Дерини поднялся с места, с надеждой и недоверием на залитом слезами лице. Реван словно бы и не заметил его, зато увидели остальные.
— Не насмехайся надо мной, учитель, — вполголоса промолвил мужчина. — Я знаю свою природу. Я покаялся перед братьями и отрекся от зла, но оно все равно живет во мне, и пребудет со мной до смертного часа.
— А я говорю тебе… — внезапно Реван отшвырнул накидку и ступил в воду. — Что ныне Господь дарует тебе возможность сломать прошлую жизнь и стать тем, кем ты желаешь быть — Его возлюбленным чадом земным, не запятнанным никаким злом. Он даровал очищение моим рукам и повелел оделить им тех, кто раскается искренне. Да, даже те, кого затронуло самое страшное зло, могут быть очищены, если всем сердцем взывают к милости Божией. Взываешь ли ты к ней, брат Гиллеберт?
По толпе вновь прокатился шепоток, но Реван лишь протянул руку Дерини, приглашая его выйти вперед. И поскольку весь начальный сценарий был тщательно прописан и отрежиссирован, Гиллеберт сделал именно то, что ему было велено — хотя сам он не помнил об этом — и медленно, пошатываясь, вышел вперед, не сводя горящего взора с Ревана.
— Да, приди, брат Гиллеберт, — вполголоса молвил Реван, все глубже заходя в запруду, протягивая руки к идущему. — Сними сандалии, ибо ты ступаешь в святую воду. Патрик, Иоахим, помогите ему, ради Бога. Иди, Гиллеберт, возьми меня за руку, и я приведу тебя к очищению. Вы же все, молитесь со мной, ибо брат Гиллеберт ныне принимает спасение от Господа и смывает с души своей все нечистое.
Теперь Гиллеберт стоял уже по щиколотку в воде, а за ним — перепуганный Патрик, тоже Дерини, прижимая к груди сброшенные сандалии. Обливаясь слезами, Гиллеберт шел все глубже, в воду по колена, по бедра, не замечая холода, — пока наконец Реван не взял его за руку.
— Благословен будь Господь, что привел тебя сюда, — промолвил тот, заводя Дерини еще глубже. — И будь благословен и ты, что уверовал в Его бесконечную милость и любовь.
— Я погружу тебя в воду целиком, — сказал Реван, так что лишь Гиллеберт мог слышать его, а затем обнял того, одной рукой взяв за лоб, а другой за шею. — Ухватись за мое запястье, держи ноги и спину прямыми. Остальное я сделаю сам. А теперь задержи дыхание… — и с этими словами подтолкнул Гиллеберта назад.
— Прими очищение, во имя Духа Святого! — воскликнул Реван, удерживая его под водой и мысленно сдвигая установки, заблаговременно сделанные Сильвеном. — Пусть сей акт веры смоет все зло, дабы очищенным ты восстал к новой жизни!
Толпа вскрикнула, как один человек, когда Реван помог Гиллеберту подняться из воды. Вид у того был скорее растерянный, чем испуганный, и он смущенно заморгал, вытирая воду с лица.
— Так является Он чадам Своим, и делает их чистыми, — объявил Реван, выводя своего первого подопечного на берег. — В великой тайне говорит Он с ними, и чада слышат Его.
В этот самый миг Гиллеберт вдруг сдавленно вскрикнул и прижал руки к вискам. Глаза его распахнулись в испуге и благоговении.
— Исчез! — выдохнул он. — Мой проклятый дар исчез! Он раньше звучал, как тихий голос, и говорил мне вещи, которых я не желал слышать, а теперь его больше нет! Я чист!
Засим разразилось настоящее столпотворение, люди, а среди них и Дерини, устремились в воду, чтобы самим убедиться в чуде. Дерини принялись проверять Гиллеберта, и почти никто не заметил, как неподалеку на мелководье Реван рухнул в воду на колени, склонил голову и прижал руки к груди. Те, кто видел это, решили, что он возносит хвалу Господу, но на самом деле, он молился, чтобы никто не разоблачил их обман.
Тем временем Гиллеберт вовсю рассказывал — или, по крайней мере, пытался передать своим товарищам, что с ним произошло. Другие спустя пару минут помогли Ревану выбраться на берег, где уже расстелили на теплом песке его накидку. Тот повиновался, но словно бы не видел и не слышал ничего вокруг, лишь бормоча бессвязные благодарственные молитвы Господу.
Еще через какое-то время от до сих пор не пришедшего в себя Гиллеберта толпа обернулась к Ревану. Сильвен в этот миг ощутил приступ паники, поскольку среди них были и Дерини, которых они с Тависом не успели еще подготовить должным образом к принятию «чуда». Но вскоре стало ясно, что они все равно поверили в происходящее, так же, как и остальные, и теперь взывают к Ревану о помощи.
— Очисти нас, наставник! — Они повалились перед ним на колени в чистый теплый песок. — Избавь нас от проклятия Дерини. Возроди нас в глазах Господа!
И Реван поднялся и вновь вошел в воду.
Именно к этой тихой заводи на реке Эйриан и выехал позже утром регент Манфред со свитой. Брат говорил, что он может наткнуться здесь на виллимитов, и Манфред смутно представлял себе, кто они такие, но глядя вниз с небольшого прибрежного холма, он подумал, что представлял их себе совсем иначе. Внизу у заводи, образованной излучиной реки, молодой человек в промокшем белом балахоне окунал людей в воду, а на берегу, выстроившись в длинную цепочку, остальные, похоже, ожидали своей очереди.
— Эй, ты! — окликнул Манфред, тыча хлыстом в какого-то мужчину, державшемуся чуть поодаль. Судя по богатому платью — точнее, по его остаткам, ибо золотое шитье никто и никогда не предполагал окунать в речные волны, — это был зажиточный лавочник. — Что такое, дьявол побери, здесь творится?
— Дьявол тут ни при чем, сударь, — горячо отозвался тот. — Это мастер Реван. Он проповедует новое крещение, дабы избавить нас от Дерини.
— Новое крещение? — переспросил коренастый священник Custodes из свиты регента.
— Ну, отче, это не совсем такое крещение, как нас учит святая матерь Церковь, — попытался объяснить лавочник. — Мастер Реван говорит, что это… очищение. Если вы имели дело с Дерини, то он снимает эту грязь, и даже самих Дерини может очистить! Вот там стоит Гиллеберт, он один из наших братьев-виллимитов. Я много лет его знаю. И прежде он был Дерини, но…