– Ты калитку-то на ночь запирал? – спросила Варвара дрогнувшим голосом.
– Запирал, – отозвался Василий.
Да что толку запирать, если через низенькую огородочку перемахнул длинноногий парень и направился прямо к крылечку. Пес Бобка тут же подал голос, но не рьяно, как на чужого, а вежливо, дружелюбно: мол, заходи, я тебя давно признал, ну и хозяину звоночек: гости у тебя.
– Ромка никак, – облегченно выдохнул Василий Васильевич и, отворив форточку, крикнул наружу: – Роман, ты?
– Я, батя, кому ж еще быть?
– Кому, кому… найдется кому, – бормотал Василий Васильевич, идя открывать. – Чем больше о твоих фокусах слухов ходит, тем чаще к нам в дом воры шастают. Я уж отчаялся дома водку хранить. Все равно залезут и вылакают, обормоты.
Он долго возился с замочком и наконец открыл.
– Хоть бы предупредил, что приедешь, – вместо приветствия укоризненно выговорил он сыну.
– У тебя же нет телефона, – пожал плечами Роман, давно привыкший к стариковскому ворчанию отца.
Однако в дом он вошел не сразу, а, похлопав отца по плечу, скорее покровительственно, чем сыновне почтительно, вернулся к машине. Минут через пять Роман воротился вместе с пацаном. На плече, как тюк с тряпьем, Роман нес какого-то парня с совершенно белым лицом и – как показалось Воробьеву-старшему – мертвого. Во всяком случае, он хорошо разглядел, что веки человека полуприкрыты и сквозь щелки видны зеленоватые белки закатившихся глаз.
– Кто это? – спросил Василий Васильевич.
– Клиент, – кратко отвечал Роман. – Посвети-ка, я его на чердак затащу.
– Он хоть живой-то?
– К утру проспится. Скажи Варваре, чтобы нам поужинать собрала, а то я с дороги ужас до чего оголодал, да и Юл тоже.
Варвара тем временем давно уже стояла в сенцах и наблюдала всю эту непотребную картину вторжения в ее собственный дом.
– Ты бы хоть разрешения у отца спросил! – гаркнула она в ярости, и на щеках ее выступили пунцовые пятна.
– Мы ненадолго, – невозмутимо отвечал Роман. – Завтра и съедем.
– Значит, завтра и пожрешь, – отвечала Варвара, упирая руки в бока, – когда свое из магазина принесешь.
– Варя, голубушка, все-таки сын, – попытался успокоить супругу Василий Васильевич.
– Мог бы и с собой жратвы привезти, – не унималась Варвара, – чай, не из последнего живет, как мы с тобою!
Как ни привык Роман к подобным Варвариным выходкам, а все же весь передернулся. Явился даже соблазн – а не швырнуть ли обратно старухе всю ее змеиную злобу в лицо. Но глянул на отца и остерегся.
– Некогда было, – сказал он примиряюще. – Завтра схожу, обещаю.
– Он непременно сходит, – поддакнул Василий Васильевич. – Ты для Вареньки конфеток шоколадных возьми. – И он многозначительно подмигнул сыну. – Варя у нас женщина добрая, это она для виду только сердится.
Последнее утверждение было весьма спорно. Однако, пока гости устраивались, Варвара все же посетила холодную кладовку, достала сала с чесноком домашнего приготовления, яиц, грибов маринованных да квашеной капустки. Когда Роман с Юлом спустились вниз, стол был накрыт. У оголодавших гостей разом потекли слюнки. Юл, не дожидаясь, тут же подцепил вилкой несколько кругленьких сопливых маслят из керамической плошки.
– Во, живоглоты, – зло процедила сквозь зубы Варвара, и Юл, растерявшись от такого приема, уронил вилку вместе с грибами на пол.
– Мы заплатим, – пообещал Роман.
– Заплатишь, – вздохнула Варвара. – Знаю я твою плату – рупь дашь, десять назад отберешь.
– Что-то вы опять ворчите, Варвара Алексеевна. В прошлый раз говорили: “Куплю телевизор японский, мигом подобрею”.
– Так мы ж его так и не купили, – вздохнул Василий Васильевич.
– Как так? Я же деньги дал. На телевизор и на видак.
– Ты дал, а кто-то взял. Уехал ты – на другой же день воры в дом залезли и все твои пятьсот баксов стырили. Вот так-с. Наваждение какое-то. Чуть у меня что заведется, вещь какая или деньга, тут же сопрут. Сей момент. Кажется уже, только всю жизнь на одних воров и работаю, сам уже жду: ну где же они, ребятушки, почему так долго не идут, почему не крадут?
– А как же милиция? – спросил Юл, ковыряя вилкой яичницу.
– Милиции-то зачем воров искать? Хлопотно. У них там свои дела поважнее, не до нас им.
– Пес же во дворе, – чистосердечно удивился Юл.
– Пес, наверное, гавкал, так он на цепи. А цепь до крыльца ему дотянуться не дает. Эх, наливай. – Василий Васильевич водрузил на стол бутылку самогону.
– Батя, ты же знаешь: я не пью, – сказал Роман, косясь неприязненно на бутылку.
– Урод, чистой воды урод, – вздохнула Варвара, – и в кого ты только такой вышел, а? Не иначе в Марьину родню – у нее в роду все психи были. Не пьет, не курит, ледяной водой умывается. И не женится. Ясное дело – урод.
– Хочешь, я воров найду? – предложил Роман, пропустив Варварин монолог мимо ушей.
Василий Васильевич недоверчиво хмыкнул: в поразительные способности сына он никогда не верил, считая его “фокусы” чистейшим шарлатанством. Роман знал, что ему никогда не удастся убедить отца в обратном. Варвара была того же мнения:
– Ты своим дурням городским показывай эту ерунду, – объявила она, – а нас просто так не проведешь!
Однако Роман не унимался: принес из машины свою белую тарелку, налил в нее колодезной воды и, взяв отца за руку, осторожно погрузил его ладонь в воду. На дне тарелки тотчас появилось изображение: во всяком случае, Юл отчетливо различил мохнатую собачью шапку и торчащие из-под нее красные уши. Но далее ничего разглядеть не удалось: Варвара будто ненароком махнула рукой, и тарелка слетела на пол.
– Что ж ты делаешь! – ахнул Воробьев-старший. – Это ж кузнецовский фарфор. Ромка купил.
– Так он же сам и разбил, – заявила Варвара, зная, что никто не посмеет ей возразить.
Однако посмел.
– Зачем же вы врете! – возмутился Юл. – Вы сами тарелку разбили!
– Мерзавец! Как он смеет меня оскорблять! – вскинулась Варвара.
– А зачем вы врете?! – не унимался мальчишка.
– Я там что-то видел, – не очень уверенно сообщил Василий Васильевич, пытаясь перебить ссору.
– Ерундой всякой занимаются, ну чисто дети, – фыркнула Варвара. – Смотреть противно. Спать идите, а то завтра будете до двенадцати дрыхнуть! Совсем нынешняя молодежь разленилась – не то что мы раньше: вставали в шесть – и на работу, и так тридцать лет подряд. А теперь все спят сколько влезет, никто работать не хочет. Только воруют.