Уильям Хартманн
Следы ладоней на Луне
Через три дня после прибытия на Базу Имбриум мы уже катили через серые равнины на своем, как мы его называли, жуке. Этакое металлическое насекомое, блестящее голубой эмалью и плексигласом, на высокой подвеске, с огромными колесами, тонкие спицы которых вызывали ассоциации с лапками паука-сенокосца. "Прочь от дома, прочь от дома, прочь", - негромко урчал мотор, и фонтанчики пыли вылетали из-под колес на крутых поворотах. Обзор через боковые окна был отменный.
Теперь, когда мы с Джеком наконец действительно оказались на Луне и видели за окнами настоящую лунную пустыню, казалось страшно далеким все то, что этому предшествовало - наши тренировки на Земле, учебники и конспекты, выпускные экзамены Джека в Отделении Астрологии Аризонского университета и мои экзамены по геологии. Умиротворяющий серый пейзаж за стеклами "жука" казался совершенным антиподом всей хаотической суете последнего времени - возбуждению от сознания, что мы включены в лунную исследовательскую программу, нетерпению при столкновении с бюрократическими проволочками, неразберихе и метаниям по залитому дождями. Вашингтону, округ Колумбия, поспешному перелету на стартовую площадку космодрома имени Кеннеди.
Джек Константин в своих пересказах превратил все это в сюрреалистический эпос. И в каждом новом изложении события становились все более и более ирреальными. Особенно Джек любил пересказывать этого... как его? Словом, какой-то помощник какого-то секретаря в госдепартаменте. Джек искусно имитировал его гнусавый выговор уроженца Восточного побережья:
- Не посрамите Америку, ребята, - говорил нам этот парень, - покажите миру, что даже на Луне наша система более эффективная, чем советская, что мы умеем работать не хуже, чем они в своей лаборатории имени Ленина.
Парень по-своему был очень мил: он проявлял искреннее усердие. В конце концов он жизнь положил, чтобы достичь нынешнего положения, сделать карьеру. Свою карьеру. Американскую карьеру.
Здание в Вашингтоне, куда нас вызвали, произвело глубокое впечатление на Джека. "Это помещение было не просто внутренним. Оно было очень внутренним! Ни одного окна! Представьте, эти типы пытаются управлять миром из помещения без окон! Бог ты мой, даже в строениях базы Имбриум есть окна!"
По мне, так вашингтонский инструктаж был вполне на уровне, если, конечно, оценивать его земными мерками. Теперь же, когда за стеклом простиралась настоящая поверхность Луны, все это казалось лишь отголоском истории. Чужой истории. Луна расставила свои собственные акценты. Луна не место, где делают карьеру. Ну Луне работают.
Джек нетерпеливо ерзал на сиденьи. Он побарабанил пальцами по стеклу:
- Поездка в этой штуке напоминает мне турпоход по Серой Границе.
Лично мне мы казались солдатами, направляющимися в большом грузовике к линии фронта, как это показывают в старых военных фильмах. Мы катили по наезженной дороге. Она выглядела как колонный путь, проторенный где-нибудь в Пустынях Юго-Запада, куда сейчас снова стали пускать туристов. Только вокруг все было не бурым, а серым. И огромные камни вместо кустов.
Нам было весело в "жуке" сидеть в скафандрах, что мы и делали. Только сняли шлемы и перчатки. Нас было десять, не считая водителя и механика. Я старался не обращать внимания на кольцевой металлический воротник, пытался расслабиться, просто следить за пейзажами и представлять себе их историю, более древнюю, чем история любого земного ландшафта. Солнце на черном небе находилось в странной позиции. Видимо, я сильно смахивал на восторженного туриста, с раскрытым ртом прильнувшего к окну. Плевать. Это мое первое настоящее путешествие по Луне.
Здесь не обязательно придерживаться уже проложенных путей - через эти равнины можно катить в любом направлении. Тем не менее, следов видно было немного. Водитель, когда мы его спросили, ответил, что, мол, по следу ехать лучше - камушки утоплены в грунт, дорога более гладкая и так далее. Но главная причина осталась невысказанной и только постепенно мы начали ее сознавать: каждый "жук" и каждый человек, движущийся по поверхности Луны, оставляет след, который так и сохраняется на десятки миллионов лет. Камни, мимо которых мы проезжали, лежали тихие и неподвижные, как монументы, встречая солнце при восходе и провожая при закате, с тех самых времен, когда улеглось лунотрясение от падения астероида, вызвавшего к жизни кратер Коперника. Вот этот кусок скалы, похожий на утку, он так и торчит здесь с тех самых пор, когда первые трилобиты слепо копошились в темном кембрийском иле под (чудо из чудес в солнечной системе!) слоем жидкой воды в несколько метров толщиной! Трилобиты были отсюда в четырехстах тысячах километров, в небе. Эти молчаливые скалы и камни смотрели на Землю все эти века - и были свидетелями всего, что там происходило. Казалось кощунством следить на этих равнинах без необходимости.
(Тут я вообразил недалекое будущее этих мест. Я представил, как по бескрайним равнинам носятся на своих багги и роллерах подростки, разрушая древние, миллионолетние кратера просто для развлечения - так же, как они разрушили искусственное лунное поле с кратерами, созданное в вулканической лаве под Флэгстаффом для тренировок первых астронавтов программы Аполло...)
Дорога извивалась, огибая кратеры диаметром в десятки, сотни тысячи метров. Нам видны были лишь внешние стены кратеров и цирков, и нас донимало острое желание подняться хоть на один из этих гребней и заглянуть внутрь. Отсутствие следов показывало, что большинство из них никем не посещалось. Может быть, какая-то их этих огромных чаш содержит в себе некую важную тайну, а мы едем мимо...
По большей части маленькие кратера, проплывающие прямо за окнами были неглубокими с пологими валами. Их заполнял песок, образовавшийся за зоны метеоритной бомбардировки. Попадались и более молодые образования: на склонах, из-под осыпавшегося гравия полосами выступали срезы пластов лавы. Вокруг таких кратеров поле покрывали многочисленные обломки скал, выброшенные взрывом в миг огненного рождения кратера. Я нетерпеливо постукивал пальцами по широкоформатной камере с цифровой записью, лежащей у меня на коленях. Кроме своей основной работы по уточнению субструктуры гигантских ударных бассейнов, я хотел еще заняться фотографированием структур лунной поверхности. Я лелеял мечту собрать лучшую коллекцию таких снимков. Мне хотелось добиться редкой комбинации эстетики и геологической информативности. И мне не терпелось выбраться наружу и найти хорошее место обзора, упущенное первооткрывателями в спешке и суете.
Джек Константин все еще был заинтригован тем фактом, что нас выпустили на поверхность так быстро после прибытия. Обычно для новичков устанавливался длительный "внутриутробный" период дозревания. "...тогда я иду к шефу потолковать насчет экранов - когда мне их пришлют? Говорю ему насчет огромной важности моей работы на маяке. Ну, сам понимаешь, чтобы не слишком перегнуть. Только, чтобы он заинтересовался. Ну и даю ему понять, что если экраны не прибудут, то мне ничего другого не останется, как повеситься..."
Джек говорил как заговорщик, приглушенным голосом, бросая взгляды на доктора Ирвила, директора базы. Ирвин сидел впереди, листал какой-то журнал и временами обменивался фразой-другой с водителем.
- Ну и что ответил Ирвин? - (Если сегодняшняя прогулка к Копернику планировалась заранее, думал я, то почему бы и нам не съездить? Что тут таинственного?)
- Ирвин сидит и моргает. Тут-то я и начинаю выдавать ему по первое число относительно моих сканирующих экранов, вместо которых пришла крупная партия какого-то засекреченного оборудования. Я ему рассказал, как мы с тобой спускались в складское помещение, которое вместо экранов прибыло.
- Ты сказал "засекреченного"? А с чего это ты взял?
- Засекреченного... секретного... не знаю. Раз они не хотят ничего говорить, значит, дело секретное, не так ли?
- Кто? Я имею в виду, кто может отправить секретный груз на Луну? Военные в наши дела не лезут. Это бессмысленно.
- Ну не знаю. Во всяком случае, я ему это выложил. Я ему дал понять, что глупо присылать меня сюда, чтобы я здесь бездельничал. А без экранов что за работа? Шеф долго размышлял, а под конец заявил - он говорил о нас обоих: вы, ребята, говорит, достаточно интеллигентные парни, Я рад сотрудничать с вами. Я бы хотел вам объяснить кое-что насчет нашей работы. По научной части вас хорошо подготовили. Но есть еще вопросы приоритетности научной работы, а это уже политика. Когда на тебя давят с разных сторон, приходится балансировать. Я здесь для того, чтобы оптимизировать научный процесс, верно? Ну и... Тут он слегка призадумался. А затем сказал, что предстоит поездка в кратер Коперника, и что мы тоже должны ехать. Он сказал: "Я хочу, чтобы вы до поры до времени воздержались от обсуждения всего увиденного, а когда мы вернемся, то все обсудим".
Я вспомнил, что в тот день шеф и со мной вел такую же душераздирающую беседу в лабиринтах базы Имбриум и тоже посоветовал воздержаться от скоропалительных выводов. А затем добавил: "Все, кого к нам присылают, рано или поздно соглашаются с нашим стилем работы".
След подымался вверх, через холмы внешнего обвода кратера Коперника, слишком огромного, чтобы к нему применять слово "кратер". Я созерцал места, где в прошлом произошла страшная, беззвучная катастрофа, нетерпеливо барабаня пальцами по кожуху цифровой камеры и повторяя про себя, что я должен быть начеку и не пропустить ключевые места для съемок, места, с которых можно будет сделать снимки, на которых ясно отобразится суть происходивших здесь процессов, не замутненная никакими лишними деталями. Взрыв произошел девятьсот миллионов лет назад, когда на Луну свалилась заблудившаяся межпланетная гора. В лавовом поле образовался кратер диаметром в девяносто километров. Можно представить себе как в считанные секунды беззвучно вырастает гигантский огненный цветок, вздымая облако превращенных в пыль скал и разбрасывая на сотни километров по лавовым полям обломки величиной с порядочный дом. Но вот цветок опал, и от кратера через черные равнины, как спицы колеса, пролегли белые радиальные полосы, которые можно увидеть сегодня, - выбросы пыли, щебня и стекла. Этот яркий рисунок залегания осколочных пород можно видеть с Земли невооруженным глазом - как светлое пятно близ центра лунного диска.
Мы продвигались вперед, взбираясь на возвышения и ныряя в низины, как лодка на морских волнах, а я вспоминал летние вечера, когда я мальчишкой смотрел в сумерках на восходящую Луну. На каникулы я приезжал к своему деду в Иллинойс. У него был свой дом и задний двор, и туда я вытаскивал свой самодельный телескоп, сделанный из картона и алюминия, устанавливал на треноге и часами наблюдал за Луной. Компанию мне составляли светлячки. Телескоп давал увеличение в двести раз. Прильнув к окуляру, я разглядывал чуть подрагивающее, слегка размытое, колеблющееся изображение кратера Коперника, скалистой ямы, медленно выползающей из темноты на свет. Там, в Копернике, было утро. На дне кратера лежала тень от восточной стены. Западная стена казалась сверкающей дугой, освещенной ярким светом восходящего Солнца. Я мог видеть изрезанные крутые склоны и террасы стен кратера, ниспадающие к округлому дну. В центре кратера, нарушая монотонность сравнительно ровной поверхности дна, высилась группа пиков. За стенами кратера были внешние валы с более светлыми вздутиями на фоне темно-серых лавовых равнин. Я чувствовал укусы москитов. Это означало, что пора сворачиваться и идти спать.
И вот я здесь, и мы поднимаемся по пологому склону одного из внешних валов. Коперник слишком велик, так что нельзя выглянуть в окошко и сказать: "А, вот он." О его приближении можно было судить лишь по усложнению рельефа местности. Дорога становилась все извилистей, нам приходилось лавировать меж холмами, похожими на дюны, и странными, асимметричными впадинами. Но в общем местность шла на подъем и впереди уже показалась цепь неровных, но отнюдь не обрывистых холмов. Мы приближались к стене.
Наконец, забравшись высоко в холмы, "жук" остановился в ничем не примечательном месте.
- Время надеть скафандры, - сказал нам Ирвин.
Команда геологов из четырех человек - две женщины и два мужчины выбралась наружу для сбора образцов. Мы смотрели, как они бродят среди обломков скал, как, блестя на солнце, вздымаются их геологические молотки и беззвучно опускаются на поверхность выбранного для изучения камня. Чем данный камень отличается от всех остальных, нам, сидящим в "жуке", судить было трудно. Но у четверки был вид детей, дорвавшихся до лавки со сладостями. Мы надели шлемы и настроились на нужную частоту. Среди шуршания и приглушенных ударов молотков послышался мужской голос: "Черт, а славно временами пройтись по камушкам!"
- Геолог! - фыркнул Джек, закрывая защелки шлема.
Ирвин пробрался мимо нас в задний отсек "жука", где принялся разыскивать какой-то инструмент. А может быть, только притворялся, что разыскивает. "Небрежно как-то это он делает", - подумал я. Ирвин повернулся ко мне и Джеку.
- Вы должны кое-что увидеть, прежде чем мы примемся за дело.
Мы выбрались наружу, оставив внутри механика и водителя, и совершили небольшую прогулку. Невзирая на довольно увесистые и несколько стеснительные скафандры, мы чувствовали себя легко. Мы прыгали, как мячики. Сочетание хорошего настроения и слабой гравитации. Когда ходишь по Луне, вся премудрость заключается в том, чтобы научиться чувствовать грунт. Из-за пониженной тяжести и толстого слоя пыли ты не чувствуешь нормального давления на подошвы, и тебе все время кажется, что ты теряешь равновесие и опрокидываешься. Приходится скакать, пока не привыкнешь и не выучишься ходить нормально. Это называется "полька новичков".
Мы с трудом передвигались вслед за Ирвином, но я успел подхватить с грунта обломок скалы размером с яблоко и вертел его в руках. Перчатки наших скафандров, там где размещались кончики пальцев, были снабжены специальными мембранами, так что тактильные ощущения были отчетливыми. Сквозь его поверхность проступали отдельные кристаллы, буквально вырванные из материнской породы во время взрыва.
Гребень, на который мы карабкались, мало чем отличался от тех, что мы видели из окон "жука". Но многочисленные следы показывали, что люди сюда приходили неоднократно. И как только вершина гребня оказалась на уровне наших глаз, мы поняли, что здесь что-то не так. За гребнем не было ничего - только очень удаленный плоский горизонт. Еще один шаг и перед нами разверзлась необъятная пустота чаши Коперника. От наших ног начинался крутой делювиальный спуск вниз, ко дну. Бесчисленные гребни, террасы, расселины вели все ниже и ниже, на глубину в тысячи метров.
Сравнить это зрелище было не с чем. Слабый намек на подобие - вид океанской поверхности со спускающегося самолета. Вот эта структура - что это? - гряды холмов шириной в сотни метров, находящихся друг от друга на таком же расстоянии? Или десятиметровой ширины волны, с расстоянием десять метров между гребнями? Или метровая рябь? Глыбы, гребни, провалы, трещины слегка припорошенные лунной пылью. Ближние структуры выглядели удаленными, большие обладали той же формой, что и малые.
На первый взгляд это казалось полнейшим хаосом. Чернильные тени и яркие утесы. Как и что здесь фотографировать? Но постепенно впечатления стали упорядочиваться в систему. Взгляду, охватывающему весь ландшафт до горизонта, открывалось поразительное единство в организации местности. Эта стена у самого горизонта была продолжением гребня, на котором мы стояли. Гребень простирался дугообразно налево и направо и замыкался вдали в идеальный круг. Я перевел объектив цифровой камеры на более широкий угол и смог захватить в рамку изгибающуюся дугу в виде простой темной формы, четкость очертаний которой подчеркивали резкие тени.
Дно было плоским кругом и выглядело так же, как в те дни, когда я наблюдал за ним в телескоп из Иллинойса... там, наверху. Я поднял взгляд. В черном небе висело бело-голубое чудо. Может, и сейчас какие-нибудь подростки на задних двориках смотрят в телескопы на кратер Коперника? Я с трудом подавил желание помахать им рукой.
Дно было все же более неровным, чем я предполагал. Я различал вдали группу зазубренных пиков. Я сделал несколько снимков горы Питерса - самого высокого пика, изломанного выдавленными вверх скальными массами. Эти зубцы контрастировали с плавными очертаниями большинства лунных гор. Чаша Коперника еще не была завалена песком - порождением четырех миллионов лет метеоритной бомбардировки.
В шлемофоне послышался голос Ирвина:
- Ну и как?
Ему ответил Джек:
- Не собираюсь ничего говорить. Что бы я ни сказал, это будет звучать как все то, что говорили до меня остальные, начиная с Армстронга. Я дал себе клятву не произносить высокопарных банальностей.
Я пробормотал, что вид восхитительный. Это тоже была банальность из тех, за которые самому перед собой стыдно весь остаток дня.
Джек поднял камень, мирно лежавший на своем месте миллионы лет. Он повертел его в руке, а потом с силой швырнул за гребень, над склоном. Камень пулей унесся вдаль, крутясь и сверкая на солнце. Когда он исчез из виду, он был все на той же высоте и ничуть не снизился.
Послышался чей-то голос: