И снова Траффорд с Кассием отправились в Хампстед и очутились в роскошной гостиной Коннора Ньюбери, где в очередной раз заседал Сенат гуманистов. Траффорд рассказал собравшимся о своей идее использовать слово «ниврад» как объединяющий символ и сообщил, что первое электронное письмо готово к рассылке и триггерный механизм его запуска в сеть успешно установлен.
– Поисковая программа Израза определила нашу целевую аудиторию, – сказал он, – и мы готовы к осуществлению первого контакта.
– И сколько же набралось кандидатов? – осведомился Билли Макаллан.
– Двенадцать миллионов, – ответил Траффорд.
Великан чуть не уронил чашку с чаем, которую держал в руках.
– Двенадцать миллионов? – изумленно переспросил он. – Черт возьми, да это половина населения!
– Знаю, – согласился Траффорд. – Я проводил поиск по разным параметрам, и иногда результаты получались даже более поразительные. Например, когда я попросил компьютер найти тех, кто хоть однажды попадал в списки уклонявшихся от гробьев, он выдал мне почти четырнадцать миллионов человек. В целом факты говорят о том, что большинство жителей страны не удовлетворены нынешним положением вещей и в душе чувствуют себя разочарованными и несчастными.
– Что ж, – заметил Кассий, – если наши программы не врут, Храм и вправду можно назвать замком, построенным на зыбучем песке.
– Именно так, – горячо подтвердил Траффорд. – Когда мы обучим этих людей нашему паролю, «ниврад», они увидят, как их много, и это придаст им мужества! Мне кажется, после начала почтовых рассылок нам нужно попробовать назначить место и время и посмотреть, явится ли туда кто-нибудь. Если в наших психологических расчетах нет ошибки, скоро мы сможем собрать достаточно народу, чтобы принять новый Закон Уэмбли!
Это был ошеломительный вывод, и на несколько секунд в комнате воцарилось молчание.
– Ладно, – промолвила профессор Тейлор. – Наверное, это и впрямь возможно. Пока революция не начата, она обычно кажется безнадежной. За год до русской революции Ленин был изгнанником-маргиналом с маленькой кучкой сторонников. Даже христианство превратилось из подпольного культа в официальную религию Римской империи всего за одно-два поколения.
– Вы совершенно правы! – с азартом сказал Траффорд. – И я уверен, что в наших руках отличное орудие, с помощью которого мы можем начать революцию! Мы разошлем наши письма накануне следующего Фестиваля Веры – того, где Храм собирается продемонстрировать зрителям мою дочь как доказательство милосердия Любви.
Потом Траффорд изложил членам Сената свой план, который уже обрисовал в общих чертах Сандре Ди.
– Я намерен объявить, что Мармеладка Кейтлин прошла вакцинацию, но прежде я заведу толпу, чтобы она скандировала «ниврад». На моей футболке тоже будет написано это слово. Миллионы людей, получивших наши письма, узнают в нем наш пароль! К тому времени многие из них уже прочтут нашу статью о теории эволюции – и тут увидят человека с именем ее создателя на груди и услышат от этого человека, что спасать детей может не религия, а наука, только Храм запрещает ей это делать. У нас никогда больше не будет шанса на такое убедительное начало.
Члены Совета явно нервничали. Траффорд понимал их беспокойство: движение гуманистов так долго было камерным, что идея придать ему подобный размах не могла не показаться опасной.
– Уж очень это рискованно, – осторожно заметил Ньюбери.
– Знаете что, Ньюбери, – сказал Кассий, – после самого Траффорда я второй, для кого этот план несет наибольшую угрозу, и я лично считаю, что он гениален.
– Поверьте мне, народ уже созрел! – воскликнул Траффорд. – Терпение людей на пределе! Это показывают результаты наших поисков. Бомба с часовым механизмом заведена, и мы можем взорвать ее, не оставив от Храма камня на камне.