/… - Мам? Это ты? — послышалось же, что кто-то вошел. Шуршало и шелестело фольгой обертки. Но нет, значит, всего лишь показалось. Пошелестело и перестало. Жаль… Хоть бы кто зашел. Одиноко очень. Здесь, в Лазарете, одиноко. Здесь не приспособлено для… тех, кто не видит. Слепых, то есть. Заняться совсем нечем. А вчера Луиза приходила. В последний раз. В смысле — расстались. У Луизы был очень усталый, больной голос, словно она ночь не спала, а плакала, и нервные холодные пальцы, когда она ненароком дотронулась до щеки теперь уже бывшего парня, поправляя ему подушку. И вчера была после нее мама. Вот она плакала точно. И её приходилось утешать. Всхлипывала и бормотала, что Джошу всего двадцать четыре, что это несправедливо, и что это она виновата — нельзя было ему позволять в тот Колледж поступать, что весь в отца, а отец нынче где? Ничего, мам, ничего… Как-нибудь. Потом, не сейчас подумаем. — Мам?
Опять же шуршало! Что шуршит, непонятно.
— Джозеф, вам что-то нужно? Вы меня звали?
Это стерильно-холодная, пахнущая лавандой, спокойная, уверенная — сиделка. У нее работа — помогать страждущим. Она — профессионал и одинаково любит всех своих подопечных. В рамках должностных инструкций, разумеется. Ее зовут Фрига Корнельски, но на фамилии можно язык сломать, когда жар, поэтому просто панна Фрига. Доброжелательна, имеет мягкие, всегда теплые и ласковые руки, но ласковость их обманчива. Когда нужно, они вполне удержат и порывающегося в панике вскочить и бежать черт знает куда пациента, и отвесят пощечину для пущего приведения в чувства, и помогут подняться и доковылять до… Не важно. Главное, она спокойна и доброжелательна ровно настолько, чтобы не забыть — Лазарет.
— Нет, это я… так… Показалось. Ко мне сегодня никто не придет? — невыносимо тихо. И темно. Теперь уже Джош знал, из-за чего темно, но пока не верил. Не успел еще. Хотя, видит Свет, времени было достаточно. Позавчера сказали, что все, никакой надежды. Некто с голосом сочувственным и дружески-участливым. Потом Луиза и мама.
— Нет, у вас сегодня неприемный день, вы забыли? Вам вредно напрягаться и волноваться. Может быть, чего-нибудь хотите? Поесть? Может, новости послушать?
— Нет, спасибо. Я хотел просто…
— Чего хотели? Пить? Погулять, может быть?
Оживление умерло. Никто не придет сегодня, опять мариноваться в одиночестве и тишине, как сельдь в консервной банке, и стараться не думать. Почему не придут Эжен или Мартен? Хоть кто-то объяснил бы, что случилось, из-за чего все произошло. Поскольку сам Джош ничего не помнил. То есть — совсем не помнил. Помнил дело, помнил даже замусоленные страницы досье, помнил горку м-кристаллов на столе, помнил, что Мартен все-таки не справился со своей прогрессирующей простудой и в последний момент позвонил, сказал, что сидит дома. И пришлось идти на проверку одному. А вот дальше Джош не помнил.
— Нет… А можно мне м-кристаллы из дела и диктофонные записи допросов?
Фрига вздохнула очень огорченно, словно вправду сочувствует, и проникновенно сообщила:
— Вы же знаете, вам теперь совсем не нужно… У вас это дело…. временно… забрали… Ну, пока, на время. Вы помните? Считайте, что у вас отпуск. Вы же, наверно, любите отпуска? Отдыхайте и не волнуйтесь, — и чего она, Фрига эта, как с маленьким? Нет, Джош, конечно, помнил, отчего. Помнил, как повел себя, когда ему сказали. И Фрига просто боится, что пациент прореагирует на осторожные намеки слишком бурно. Наверно, свои ласковые ручки уже наизготовку… И тут же торопливо переводит тему, почти тараторит. — Ну, может, апельсинов? Ваша мама говорила, вы их очень любите. Хотите? Или так и будете лежать? Пан Кшиштоф говорил, вам пора уже вставать, пора уже ходить на прогулки. Вам очень полезен свежий воздух. На улице знаете, какая погода? Зима, а тепло, но снег лежит, и вообще хорошо. Пойдемте?
Джош не пошел на улицу, и вообще никуда не пошел с кровати, поскольку боялся. Потому что когда на нее возвращаешься, и не видишь, куда ложиться — как в пропасть каждый раз ухаешь. Тошнит и голова кружится… Зато все такие участливые, что им почти веришь. Как веришь вкусу кофе из пакетика или яблока с восковой лаковостью боков. Вкус почти настоящий, почти. Все равно немного не достает естественности. И дружескому участию тоже немного не доставало…. /
— Так и — у нас с тобой нейтральные энергии. Расскажу, что знаю, остальное на твоей совести.
Кофе — запах не обманул — действительно оказался дрянным, крепким, как перегар хронического алкоголика, и на диво прочищающим мозги: что металлическим ершиком забившуюся трубу мыслишек старательно прошоркать. А груда информации, взваленная Гауфом на хлипкую и нежную совесть Джоша — так вообще непомерной.
— … Нейтральная энергия — шило в мешке. Раз открыв, уже не утаишь. Где-нибудь, да вылезет, как пить дать. Самое похабное в ней — использовать ее с одинаковым успехом может кто угодно, Светлый, Темный, простец. Достаточно минимальных навыков в направлении Сил или даже спонтанного всплеска эмоций. И еще одна паршивая вещь — нейтральная энергия теоретически неисчерпаема, поскольку берет начало в естественных физических процессах — изменения молекулярных связей, нагревание и охлаждение, испарение, движение воздушных потоков…
— Но это ведь хорошо — новый альтернативный источник, безграничные возможности, реализация всех похороненных в столах проектов…
— Ага-ага, и счастье, благополучие и процветание во всем мире! — издевка и нарочитое воодушевление. — Ты оптимист, Джозеф. Такой же оптимист, как первооткрыватели радиации. Новая, неизученная энергия, АЭС в каждый город, ядерное топливо, полеты к звездам, мечты предков… И атомная бомба. И тут главное было — успеть собрать ее первым. И к чему привело? Хвала Свету, мозги у кое-кого на верхах все же были, да еще эта 'Сатана', из-за которой чуть мировая истерика не случилась… Ладно, система сдержек и противовесов. Однако загляни в Интернет, да даже по нашим молодежным журнальчикам пробегись — пару десятков инструкций по сбору атомной бомбы на дому накопаешь. Ребят сдерживает только одно — боятся облучения. А теперь представь, что атомные бомбы всем желающим раздали. Представил? Проникся? Понравилось? То-то и оно. А нынешняя ситуация и похлеще. Это будет: ты, твой сосед, бабулька на остановке, продавщица в супермаркете — маги без каких бы то ни было ограничений по Способностям и внутренних тормозов. И сдержать некому. Сегодня тебе не понравился косой взгляд начальства, завтра захотелось красивой жизни. Раздай деткам в школе оружие, что они в первую очередь вытворят? С трех раз догадайся!
Трех раз, чтобы догадаться, не потребовалось — Джош содрогнулся. Сам он преподавателей Колледжа глубоко уважал, но вот у Темных, говорят, в порядке вещей, когда лучший ученик убивает учителя. Естественный отбор, так сказать. А большинство простецких детей — волчата, и известно, homo homini lupus est.
— Пристрелят учителей и сами перестреляются.
— Верно. Нейтральная энергия тоже самое, что автомат в руках первоклашки. Её НЕЛЬЗЯ открывать. Раз её объявили легендой, раз вбили это нам в головы — наверно, причины были. Прошлый Круг Верхнего Сияния был умен, куда умней нынешнего. Эти забыли.
— Значит, я не должен пытаться восстановить обряд? — неприятно было, колко. И сердце колотилось, как сумасшедшее.
— Решать тебе. Но учти, Верхние воспользуются новым знанием. А, однажды воспользовавшись, остановиться не сумеют. Потом обязательно произойдет утечка информации, и будет как с атомной бомбой, только в сотни раз хуже. С другой стороны, ты опять станешь магом… Даже. Чем Свет не шутит, прозреешь.
Если до этого сердце колотилось, то теперь — вообще чуть из груди не выпрыгнуло. Зря Гауф это сказал. Он вообще много чего зря говорит. Нельзя так.
— … Только тебе не понравится увиденное.
Последним, торопливым глотком кофе Джош себя успокоить не сумел, только чуть не захлебнулся, закашлялся.
— Меня заставят рассказать, — проведут четвертое, пятое, шестое сканирования, если будет нужно. А если не Верхние, то Нижнее обязательно влезет.
— А ты не вспоминай.
Джош сжал зубы. Гауф почти никогда не ошибается. Но Беккер душу вытрясет, заставит же — вчера уже показал зубки.
— …Просто не вспоминай. Не смог, не сумел, не справился с заданием, и всё. Обидно, но переживут.
Вот так легко и просто. В 'Марну' заглядывал голубоглазый блондин, спрашивал про парня с собакой.
— Я пойду. Если понадобятся уточнения по обряду, загляну вечером. Спасибо, пан Эрнест, вы мне очень помогли.
— Что ты решил, Джозеф?
Отвечать было нечего, поэтому Джош промолчал, сосредоточенно переступая порог.
***
Верхние уверены, что Джошу довелось поучаствовать именно в обряде открытия. Одна надежда на ошибку. Оперативник Рагеньский теперь — бабочка в паутине. Верхние, тот блондин, Гауф. И возможность вновь видеть…. Зря Гауф лезет, куда не просят. И вообще. Гауф не истина в последней инстанции, он тоже мог ошибаться. Может, все не так страшно.
…Мэва, книги из библиотеки! Шумеро-аккадская обрядово-символьная семья. Что-нибудь по энергиям. Из архива — досье. Номер дела не знаю, но первый протокол от тридцать первого декабря тысяча девятьсот девяносто девятого. Расследовал Гауф. Да, который Эрнест, у нас в Отделе других нет. Не спрашивай, зачем, читай… Жертва обязательна? Погоди, диктофон включу, чтобы на досуге прослушать. Так что с жертвой? Человеческая? Но Гауф говорил, кошки достаточно… Да, иди обедай. Я не хочу. Голова болит, не хочу, спасибо. Мэва, иди… Цезаря вон покорми.
… Мэва, а вот если бы ты открыла радиоактивность и уже тогда знала про Хиросиму и Нагасаки, ты бы как поступила? Все равно бы продолжила исследования?! Но почему? Потому что радиоактивность все равно должна была быть открыта, и не важно, кто это сделает? И лучше, чтобы это был Светлый? Атомная энергия важна, а Хиросима не вина Кюри и Беккереля?… Ладно, иди уже. Оставь меня, пожалуйста, на десять минут. Вот, хотя Цезаря выгуляй. Цез, иди гуляй!… Свет, да оставьте вы меня в тишине и покое хоть на пять минут! Ничего со мной за это время не случится! Это не нервный срыв, это мне нужно подумать! Мэва, пожалуйста…
И болела голова. Закон непротиворечия гласит: не могут быть одновременно истинны два противоположных суждения об одном и том же предмете в одно и то же время, в одном и том же месте. Следует ли Джозефу Рагеньскому вспомнить любой ценой, или же забыть все как страшный сон, отказаться от расследования и уйти? Нужны факты…
…Да, Мэва, я знаю, что уже половина четвертого, скажи Конраду, что я пропущу тренировку. Повтори еще раз уравнение Штейнера-Брандта. Какой заряд у энергии? Не указан? Нулевой, значит? Нейтральный. В уравнении несинхронных потоков тоже… Мэв, а там в описании не сказано про наркотики для жертвы? Нет? Почему спрашиваю? Не важно…
… Да, я знаю, что уже шесть! Сидим! Я еще не нашел нужной информации. Цезарь? Цезарь потерпит. Мэва, что за день — шестое ноября? Раздобудь восточные календари. Ну, шумеры там, аккадцы, арамеи… Под рукой? Ничего? А ты учла, что календари поменялись? Шестое ноября — это двадцать третье октября на самом деле. Наверно, если я не путаю. День Энлиля? Это бог смерти или что-то вроде? Бедствий и болезней? А что, подходит…А звезды? Ну, я астрокарты имею ввиду…Луна в Близнецах? И что это должно значить? Не знаешь? И я не знаю. И леший с ними! Схожу к Гауфу сейчас… Половина восьмого? Он давно ушел? Ладно… Завтра с утра… нет, ночевать здесь не будем, здесь неудобно… Хотя, если не успеем… Ладно.
… Мэва, ты бы точно продолжила исследования? Ну, радиоактивность? Точно?! Мэва, я не знаю, что мне делать… Я не знаю! Нет, рассказать не хочу. Мэва, ты очень обидишься, если я уйду? Ну, брошу дело? Очень? Что со мной происходит? Ничего не происходит. Просто мне сказали, что я могу снова… не важно. Но мне этого нельзя делать. Но меня заставят. Заставят, а я не хочу. Я боюсь. Серьезно, только не смейся. Я боюсь вспоминать дальше, я боюсь того, что могу вспомнить. Я ничего не пил. Нет, и не нюхал. И здоров, нет у меня никакого жара. Я не брежу! И… Мэва, иди домой. Я здесь посижу. Я не буду спать, не хочу сегодня. Прослушаю записи… Просто, понимаешь, мне нельзя. Иди, пожалуйста…
Глава 4.
Если бы после ночного бдения на голодный желудок и в не вполне твердом рассудке Джош еще не утратил способность рассуждать логически, он бы, конечно, так не поступил. Не наделал бы глупостей, не поссорился бы с Мэвой, не выставил бы себя полным идиотом и кретином. Но увы… Сделанного не воротишь. Оставалось смириться с собственной глупостью и двигаться дальше.
К утру умученный диктофон работать отказался, наверно, разрядился, голова отяжелела окончательно и пылала невыносимо, в мозгах замкнуло на "нельзя, но хочется" и "всё равно заставят". Тянуло… выблевать всю грязную мешанину в сортире и действительно больше не помнить и не вспоминать. Когда понял, что диктофон умолк безнадежно, и в сердцах задвинул его подальше, ощутил полнейшую беспомощность. Куча бумаг — досье, книги, таблицы и карты — на столе, и без толку. Без панны Коваль оперативник Рагеньский никакой не оперативник, а просто калека. С бомбой в голове, как выразился пан Гауф. Пан Гауф с его длинным языком, уклончивый Владимир Беккер, днём и ночью теперь "охраняющая" Мэва, светлоглазый "интересующийся" маг в "Марне", вчерашний (позавчерашний уж) грабитель — безумный хоровод, пляски вокруг овцы на закланье, коей Джош теперь сам себе представлялся. Или лучше загон дичи — со всех сторон, с борзыми и диким разудалым гоготом, с грохотом и шумом. Ждут, когда у "дичи" сдадут нервы, и она сама сломя голову помчится в ждущие сети? Нервы у Джоша и в самом деле сдавали, он это чувствовал ясно. Приложил больной лоб к гладкой столешнице и… не заснул, скорее вырубился, а очнулся уже от деликатного потряхивания за плечо.
— Джош? Ты спишь?
— А? Мэва? — Усилие оторвать тяжелую голову от стола стоило иных сомнительных подвигов Геракла. Сел. Тогда оставили в покое, перестали трясти. Тут же радостно задышали-заскулили и лизнули ладонь. А это, нужно полагать, Цезарь.
— Она самая. Утро уже, половина девятого. Я тебе звонила, но ты не отвечал.
Странно. Телефон, наверно, тоже разрядился. Никаких звонков Джош и слыхом не слыхивал…