— Здравствуй, Гореславушка. Да как не быть у нас всему ладно, когда и домовой, и банник, все духи лесные и речные мужа моего почитают. Слышала я, что праздник у вас.
— Да что за праздник, что за радость — сестру в чужой род отдаём.
— Счастья Любаве Наумовне желаем. Подарочек у меня для неё приготовлен, жаль, сама отдать не смогу: до грудня в Черене жить будем.
— Мудрёна Братиловна, возьмите меня с собой.
— Зачем тебе, девке глупой, с нами? Дома сиди, отцу — матери помогай.
— Хочу княжий город увидеть.
— Ты это из головы выброси. Далее соседнего печища тебе не хаживать.
— Возьмите, я тише воды буду.
— Из рода, что ли, уйти хочешь?
— Чур меня! Просто хочется мне на мир посмотреть.
— Жениха из княжих найти хочешь, плутовка? Радий не ко двору пришёлся, так другого сокола ищешь.
— Да и в мыслях не было.
— Всё равно не могу взять тебя без согласия родичей.
Повернулась Гореслава, не попрощалась, ко двору побежала.
Перед самыми воротами столкнулась она с Наумом.
— Куда спешишь, бестолковая, словно на пожар.
— Батюшка, растили вы меня с матушкой, кормили шестнадцать зим, шестнадцать вёсен. Что — нибудь супротив вашей воли делала я?
— Нет, егоза. Да к чему ты об этом разговор завела?
— Отпустите меня с Силой Ждановичем и Мудрёной Братиловной в Черен.
— Почто тебе?
— Говорят, красив княжий город, что на берегу Нева построен. Хочу узнать, правда ли так.
— К чему людям врать, а тебе род свой покидать. Разве что за женихом славным съездить тебе. Богата княжеская гридня, не у всех воев жёнки есть. Умна ты, девка, у меня, — Наум по голове дочку потрепал. — Только одну с кузнецом и кузнечихой не опущу, Радию только могу тебя доверить.
— Так отпустите меня?
— Если Добромира согласится, то поедешь в Черен, но вместе с нами вернёшься, когда дань князю повезём. Смотри только: без женихов не останься. Когда Сила с женой едут?
— Ещё до свадьбы Любавиной.
— Плохо это. Нельзя тебе не гулять на свадьбе сестры.
— Нельзя мне задержаться. Мудрёна Братиловна только из милости великой берёт.
— Знать, не судьба тебе княжий город. Не пущу тебя.
— Батюшка, я у Любавы разрешения испрошу, она меня отпустит.
— Вечером решим, ехать тебе или нет.
Гореслава в пояс поклонилась. Слышала она, как Наум тихо сказал: " Горе, а не девка: всё у неё не так, как у других. Дома бы ей сидеть, а как ей об этом сказать, рода красе".
… Любаве Ярослава что — то на ушко шептала. Старшая сестра слушала, а сама на отражение своё в ведре смотрела. Ай да невеста: словно снег бела; щёки как яблочки румяны; свадебный наряд на ней ладно смотрелся, гривна на шее блестела.
Как дверь скрипнула, девки обернулись; Любава торопливо за печной угол спряталась: худо, коли жених до свадьбы увидит.
— Девка непутёвая, голос хоть бы подала перед тем, как войти, — недовольно сказала Ярослава младшей сестре. — А мы уж подумали, что Влас пришёл.
— Не видела я его. А ждёте?
— Почему же жениху к невесте не зайти.
Гореслава замялась немного: как сестре сказать, что на свадьбе у неё будет.
— А ну, лесная краса, говори, о чём думаешь, — Любава заметила сестрино волнение. — Не натворила ли чего?
— От Мудрёны Братиловны подарок принесла. Извинить она просила за то, что на свадьбе твоей ей не гулять.
Старшая Наумовна положила дарёную гривну в сундук с приданым.
— Любавушка, душечка, помоги.
— Неужели заступничества просишь? Раньше за тобой такого не водилось. Ну, садись, рассказывай.
Все три сестры присели на скамью; Ярослава наклонилась, вытащила корзинку с яблоками.
— Любой рассказ слаще покажется с яблочками, — сказала.
Но яблоки были не сладкие, а кислые, зелёные — не наполнились ещё солнечной силой.
— Любавушка, решила я в Черен съездить, на людей посмотреть.
— В уме ли ты, — всплеснула руками Наумовна. — Леший тебя, что ли, надоумил?!
— Не знаю я, почему так решила, но больно уж хочется мне княжий город повидать.
— И думать забудь. Как без тебя матушке обойтись?