— А я так убегу, что не найдут. Знаю я в лесу местечко укромное, там и схоронюсь, пока искать будут.
— Ты это забудь, всё равно найдут. У Гаральда собаки золото под землёй отыщут, не то что девку, да у самого него глаза рысьи. Он волка раньше видит, чем зверь его.
— Всё равно убегу. Не найдут меня, лес спасёт. Дедушка — леший к своим милостив, а я ему всегда поклоны земные била да хлебушек на пенёчке оставляла. Много по лесу я гуляла, все тропки теперь знаю, даже кочки болотные от меня не таятся.
— Всё ли знаешь? Не хвастай понапрасну, Герсла, — послышался снизу голос Гаральда. — Ты забудь про побег, всё равно весной отпущу.
— Другому хозяину продадите?
— Нет, домой пойдёшь. Не удержишь птицу в силке, коли она в небо смотрит. С тобой больше убытку, чем прибыли. Весной Рыжебородый поплывёт в сторону Черена; на каком — нибудь берегу высажу. А теперь сходи с Эймундой: она одна по лесу идти боится. Ты же леса знаешь, — свей усмехнулся, — не заплутаешь.
Гореслава слезла с сеновала и сторонкой прошла мимо хозяина. Гаральд на неё даже не взглянул, подошёл к Гвену, копыта ему проверил.
Эймунда стояла у дверей с лыжами и двумя крепкими шестами.
— Твои — у ворот, — бросила она.
На лыжах свейка ходить умела, легко с шестом управлялась, но и Наумовна от неё не отставала. В родном печище она часто на лыжах бегала к Мудрёне Братиловне по глубокому снегу.
По Сигунвейну шли они проложенным санями путём, а потом пришлось самим путь прокладывать. Из сугроба в сугроб, от кочки до кочки. В лесу — то снега меньше было, чем в поле, поэтому и побежали быстрее. Вокруг ёлочки да сосенки росли, все в нарядных белых уборах, словно невесты. Любо дорого смотреть.
— Не хочу я к этому Велунду идти, — пробурчала Эймунда, остановившись на минутку у заснеженного пенёчка, на котором белочки — проказницы недавно пировали. — Страшно у него.
— А кто этот Велунд?
— Это я его так прозвала. Велунд — кузнец из песен скальдов, а Хемльдаль тоже кузнец. Живёт он посреди леса и угрюм, как туча.
— И мы к нему идём?
— К нему. Говорят, он стрелы делает такие, что больше, чем со ста шагов, бьют. Отец велел забрать у него наконечники, а мать хочет, чтобы он новую цепочку для ключей ей сделал.
— А что со старой сделалось?
— Ничего, просто ключей у матери прибавилось.
Кузня Хемльдаля была рядом с небольшой речушкой; по берегам её стояло несколько грубых построек из камня и сосновых брёвен. Из кузни долетал глухой, размеренный звон молота.
Эймунда замешкалась немного у входа, велела Гореславе на улице обождать и вошла.
В кузне жарко было; огромными мехами раздувал кузнец огонь в горне. На стенах висели мечи с простыми и резными рукоятями; у некоторых были поперечины, у других — нет.
Наумовна из любопытства заглянула внутрь, и первым бросилось ей в глаза длинное копьё с наконечником в два локтя и тяжёлым ясеневым древком. " С таким не любого зверя можно идти", — подумалось ей.
Висело на стенах кузни много оружия, всего и не упомнишь; под стать копьям своим был и кузнец: высокий, около сажени росту, похожий на медведя. Внимательно выслушал он свейку, отложив ненадолго в сторону молот и указал рукой на закопчённый еловый стол.
— Там пряжка для Гевьюн и наконечники. Твои те, что длиннее прочих. Чем платить будешь?
— Гривнами.
— Серебром или золотом?
— Серебром. Принесла я два.
— Давай.
Эймунда протянула кузнецу слитки, тот их зубами проверил: настоящие ли, и убрал в кованный сундук.
— Передай Гаральду, что заеду к нему на днях.
— Передам. Мать просила цепочку для ключей ей добрую сделать.
— Сделаю. Ступай.
Вновь молот зазвенел, посыпались из — под него искры.
Свейка вышла со свёртком в руках, огляделась, кликнула Гореславу.
— Держи, понесёшь. У тебя сил поболее моего.
Наумовна покорно приняла свёрток; был он порядочного веса.
— Ты, Герсла, к реке не ходила?
— Нет, я у соседней сосенки стояла.
— Я к тому спросила, что там у Хемльдаля волк ручной живёт, который людей ест.
Гореслава не поверила. Мало ли, что люди рассказывают, не всему верить нужно.
Повалил снежок, густой, белый, мягкий; он пуховой периной укрыл оголённые ветром ветки, замёл следы.
Они шли сквозь снежную пелену, не зная, туда ли идут.
— Переждать треба, — сказала Гореслава. — Заплутаем мы во вьянице.
— Да где же переждать — то? Вокруг одни деревья.
— Под ёлочкой. Она любого приютит.
Чуть не рассмеялась Наумовна, когда Эймунда под ёлочкины руки — лапы залезала: по всему видно было, что не дружит свейка с лесом. А Гореславе лес — лучший друг; могла бы она там и лето, и зиму пережить. Знала она все съедобные коренья и ягоды да и учение отцовское не пропало даром. Но то она, а тут свейка…
Снег не скоро кончился, а когда перестал валить, то увидели они, что намёл он сугробы великие.
Брели девки по колено в снегу, даже лыжи не помогали. Конечно, кое — где они надевали на ноги загнутые дощечки, но на следующей же горке проваливались в сугроб.
— Снег рыхлый, по нему на лыжах только через ночь можно будет ходить, — сказала Наумовна.