Проснулся Михаил Иванович отдохнувшим и приятно посвежевшим. Огляделся, все вспомнил и снова похолодел до мурашек по спине: повезло! повезло!!!
Мысль эта заколотилась, навалилась, придавила оглушающей радостью, из-под которой выпросталась робкая мыслишка, окрепшая в считанные мгновения, пока Михаил Иванович переваривал ее. И переварив, он неожиданно - даже сам вздрогнул - рявкнул: - Долой Михаила Ивановича! Да здравствует Эдуард Карлович! Нет, свергая самого себя, Михаил Иванович не спятил.
Все проще и сложнее. Точно так, как до последнего времени он и не подозревал о существовании Марии Сидорковой, урожденной Герль, точно так полтора десятка лет назад он не имел ни малейшего понятия о существовании Аграфены Ивановны Сидоркиной. По одной единственной причине, что ни та, ни другая не имели высокой чести произвести его на свет. И матушкой его была совсем другая женщина - благополучно скончавшаяся перед самой войной Генриетта Артуровна Гугурига. Та самая Генриетта Артуровна, чей кафешантан в девятнадцатом году пользовался широкой и заслуженной популярностью у господ офицеров, приезжавших в Ялту отдохнуть от трудов на Перекопе. Год спустя, незадолго до того как красные вышибли из Крыма господина барона Врангеля, и родился у мадам Генриетты наследник. И бросив потерявший клиентуру кафешантан, дальновидная мадам в один момент перебралась подальше от мест, где каждый встречный-поперечный помнил шикарную вывеску на набережной.
Бывшая мадам было воспрянула духом во времена нэпа. Но все кончается, и осела мадам Гугурига с наследником в маленьком белорусском городке билетершей на местной танцплощадке.
Лет в десять он поинтересовался у матушки, кто же его papa, но Генриетта Артуровна в ответ сделала загадочные глаза. А незадолго до того, как отойти в мир иной, Генриетта Артуровна под большим секретом показала ему весьма сомнительного вида бумажку, из которой он узнал, что в 1920 году в ялтинском костеле был крещен новорожденный, получивший имя Аугусто-Бенито-Адольфо-Франсиско - всего штук двадцать, сейчас и не вспомнить, потому что тогда он, кажется, и не дочитал, узнав в корявых строчках "документа" почерк собственной матушки.
Вовсе этому не удивившись, он вернул Генриетте Артуровне ее сочинение, заметив, что костел в Ялте штука маловероятная. На что матушка, хлебнув из рюмочки, пропела: - Ах, дон Франсиско, какой ты недоверчивый...
В последние годы мадам Генриетта весьма благожелательно стала относиться к напитку, который по старой памяти именовала "монополькой". Сынок мамашину слабость терпел, раздражаясь только тогда, когда она пускалась в путанные воспоминания, поминутно называя его то дон Франсиско, то кабальеро Адольфо. В такие минуты он совал в раздражении ей под нос матерчатое удостоверение, где черным по белому значилось, что податель сего- младший делопроизводитель заготконторы Эдуард Карлович Гугурига.
- Ах, дон Эдуарде,- шептала в ответ матушка, воздевая запухшие глазки,- какие были времена! Ты мог бы стать грандом!
Грандом, конечно, было бы неплохо стать, но стал он не грандом, а служащим городской полиции, когда немцы в конце лета сорок первого года казалось навсегда обосновались в этом, да и не только в этом городе. Подробности своей службы и степень рвения Эдуард Карлович постарался впоследствии как можно прочнее забыть. Тем более, что вскоре Эдуард Карлович Гугурига исчез вместе с отступившими немцами, а на свет божий вынырнул совсем в другом городе Михаил Иванович Сидоркин, очень, правда, похожий на канувшего в неизвестность господина Гугуригу. Но документ - вещь серьезная, и надежность его в данном случае гарантировалась тем, что Эдуард Карлович лично заполнил чистый паспортный бланк, заблаговременно изъятый из доверенного ему сейфа.
Но случай, проклятый случай! Надо же, чтоб где-то за тридевять земель объявились старики, у которых мало что запропал куда-то непутевый сынок, но чтоб сынок этот владел именем, которое Эдуард Карлович выдумал собственноручно от первой до последней буковки!
Так началась утомительная беготня от исполнительного листа.
"И вот теперь все это кончилось!" - мелькнула мысль, и бывший Михаил Иванович расправил узенькие плечи и громко повторил, легко грассируя: - Да здравствует Эдуард Карррлович Гугурррига! - и, подумав, добавил: - Виват!
Уже к вечеру второго дня он кое-что знал. Вот эта штука на полстены в кабинете, поблескивающая никелированными шишечками - информарий. Жми на шишечку и задавай вопрос. А через минуту или даже меньше в щель вылезает бумажка с ответом.
Проделав это впервые, он порадовался предусмотрительности "папаши": информарий выдавал ответы на русском языке. Из инструкции Эдуард Карлович знал, что в информарий встроена другая штука - названная в инструкции непонятно - "ретрадуктор". Эта штука все и переводит. Если нажать левую кнопку - можешь говорить по-русски, а твой собеседник услышит все по-немецки. И наоборот.
С той поры прошло уже четыре дня, и он довольно прилично научился пользоваться никелированными шишечками информария и уже составил себе довольно сносное представление о структурах и нормах мира, Хозяином которого он стал столь неожиданно.
Подумав сейчас об этом, Гугурига на мгновение ощутил гордость за себя, но смаковать это высокое чувство не было времени, ждали дела. Сбросив ноги с тахты, он поудобнее устроился на крайней, черного каракуля овце и, перелистав инструкцию, нашел нужный раздел, решив повторить для памяти и самое нужное переписать в записную книжку.
"Тумблер "X" - включение в связь Хозяина. В случае входа в поле зрения абонента надеть одно из лиц Хозяина - находятся в отделении "А". Тумблер "Ш" - выход на связь под видом секретаря Штеркопля (лицо несуществующее. Ретрадуктор искажает голос Хозяина на известный всем голос "секретаря". Применяется в самых различных случаях, в зависимости от задачи и обстановки.
Набор лиц "Штеркопля" во втором А-отделении. Все остальные необходимые лица находятся в резерв-отсеке).
Списав все это в записную книжку, Эдуард Карлович еще раз пробежал глазами по пульту вызова, стараясь вспомнить, не заглядывая в инструкцию, какую кнопку в каком случае нажимать. Так: СОТ - Служба Охраны Тайны... ЭЭ - Элита Элиты... СС - Служба Стражи... УНР - Управление Набора Рук... САД Служба Активного Дознания...
Эти кнопки были черного цвета. Остальные - помельче - коричневые, заучивать их он решил не торопясь, постепенно, чтоб потом не путаться.
- Ну, а теперь баиньки! - пропел он вполголоса, с удовольствием отметив про себя, что день прошел не напрасно. Но, чтоб проверить себя напоследок, нажал кнопку вызова Службы Охраны Тайны. И едва на экране появился Начальник СОТ Мехельмердер, Эдуард Карлович не входя в экран, рявкнул начальственно: - До утра не беспокоить!
Динамик в кабинете Мехельмердера синхронно пролаял приказ Хозяина по-немецки, и Начальник СОТ с автоматической готовностью ответил: - Слушаю и пови...- Гугурига на полуслове оборвал связь, почесал переносицу и пропев басом: - Баиньки,- принялся укладываться.
В круглой коробке на стене щелкнуло. И хоть Эдуард Карлович знал, что за этим последует, он вздрогнул, когда в репродукторе затрещала пулеметная очередь. Звуки эти ему были знакомы и даже очень, хотя в армии служить не пришлось - "не взяли ввиду врожденного плоскостопия", как писал Михаил Иванович Сидоркин в автобиографиях (что было относительной правдой, так как служил он в полиции).
Крутнув верньер, он уменьшил звук - очереди как-будто отдалились. Глухо бухнула граната, другая. Послышались далекие вопли, и снова очередь. Потом все смолкло.
Эдуард Карлович прибавил звук - то, что предстояло услышать следом за отгрохотавшими позывными Хальт-радио, ему нравилось.
Глухо вступил тамтам, и сквозь рокочущие звуки вырос и окреп низкий мужской голос: Я Тилле из Раталара, Гордый Тилле, Тилле Кровавого Могильного Холма и Барабана Смерти, Тилле из Раталара, Убийца Людей!
Второй голос подхватил: Я Иорр из Венделло, Мудрый Иорр, Истребитель Неверных!
Еще не умолк второй голос, вступил мощный мужской хор: Мы воины, мы сталь, Мы воины, мы красная кровь, что течет, Красная кровь, что бежит, Красная кровь, что дымится на солнце...
Гугурига вполголоса подпевал: Я Тилле из Раталара...
Я Мудрый Иорр... красная кровь, что дымится на солнце...
Последний раз взорвались тамтамы, и диктор объявил: - Мы передавали любимую песню Хозяина "Марш серо-зеленых". Слушайте известия.
Эдуард Карлович хотел было выключить радио - что оно там может сообщить! Все самое главное, самое важное сразу же становится известно ему, Хозяину.
Диктор тем временем продолжал: - Смирно! Слушать всем! Семнадцать комнат смеха оборудованы новыми легко бьющимися зеркалами. Забота Хозяина!
- Смирно! Слушать всем! В центральных кварталах, сектор 8--11, готовится-перемена моды. Забота Хозяина!
В репродукторе послышался шорох бумаги - диктор переворачивал страницы.
- Смирно! Слушать всем! Двенадцать арифмомейстеров третьего и второго разрядов получают право доступа в ресторхауз. Забота Хозяина!
Он задумался, и пока диктор продолжал докладывать о других проявлениях заботы Хозяина, мысль, неясная вначале, оформилась и укрепилась окончательно.
В динамике снова загрохотали тамтамы, низкий голос повел: Я Тилле...
Подпевая вполголоса, Хозяин поднялся и отправился в гардеробную. Распахнув дверь второго шкафа, он вглядом обежал ровные ряды висевших на гвоздиках лиц. Недолго подумав, снял форменое лицо Ревизора, привычным движением натянул, с удовлетворением отметив, что маска прилегла плотно. Поглядев в зеркало, подмигнул, растянул губы в улыбке, нахмурился и остался совершенно доволен - нигде не жало. Из зеркала смотрело на него повседневное лицо Ревизора - чуточку суровое и в меру бесстрастное. На левой щеке синел тонкий крест - знак высшего офицера Ревиз-службы.
В нагрудный карман Эдуард Карлович сунул плоскую, размером с портсигар коробку ретрадуктора. Это-на всякий случай: разговаривать ни с кем он не собирался, а первым к нему - в данный момент, Ревизору Высшего Разряда, не имел права обратиться никто, даже сам Начальник Охраны Тайны. Ретрадуктор мог пригодиться, если нужно было бы понять, что говорят окружающие. Хотя и это в общем-то исключалось: в присутствии Ревизора произнести хоть слово не посмел бы никто.
Еще раз оглядевшись в зеркале, он влез в узкую кабину личного пневмолифта, и через пять минут вышел в дверь, замаскированную под дверцу трансформатора высокого напряжения, в тупике одного из коридоров Службы Счета.
Конечно, достаточно было бы нажать нужную кнопку и на экране перед ним возник бы любой уголок Хальтштадта. Но то ли ему надоело все время пялиться на экран, то ли просто захотелось поразмяться - он, собственно, и сам не знал. Но в последние дни он твердо и окончательно уверился, что ему вовсе необязательно кому бы то ни было объяснять свои желания -захотел, и точка...
В огромном сводчатом зале стоял ровно стрекочущий шум. Зал был заставлен концентрическими рядами низких треугольных столиков. За каждым столиком, посреди которого стоял большой никелированный арифмометр, сидело по трое человек. Судя по форменным лицам мужчин и женщин, здесь работали младшие арифмомейстеры третьего класса, производившие первичную обработку материалов.
Гугурига остановился у одного из столиков. Форменные лица оставались абсолютно бесстрастными, но по тому как дрогнули плечи одного из арифмомейстеров, Эдуард Карлович с удовольствием отметил, что его внимание вызывает страх. В недавнем прошлом появление ревизора тоже доставляло мало удовольствия счетоводу Сидоркину, но то дело прошлое. Сейчас он ревизор, и не какой-то там финотдельский. А - Ревизор.
Первый из трех арифмомейстеров, прижав наушник к уху, быстро нажимал клавиши. Второй, глядя куда-то перед собой, по знаку первого, резко проворачивал ручку арифмометра. Третий же быстро печатал на длинной, уползающей в щель стола бумажной ленте полученный результат. Гугурига в который раз подивился порядку и разумности организации дела: первый арифмомейстер знал исходные цифры, которые ему диктовали через наушник.
Но не знал результата. Третий знал результат, но не зиял исходных данных. Вертевший же ручку не знал ни того, ни другого. Сохранение тайны гарантировалось полностью.
Он с удовлетворением оглядел сотни склоненных голов, вслушался в ритмичный треск арифмометров: здесь идет первый этап работы, которая через час ляжет на его стол короткими и предельно ясными строчками информации: ...за последнюю неделю проведено одиннадцать рейдов в Пространство-I. Доставлено двести пар рук... Для обеспечения Охраны Тайны потоплено семь судов, сбито три самолета... Производство фенола увеличено на двенадцать тонн в сутки... К точкам выхода доставлено еще семь панцертанков...
Войдя снова в лифт, он продолжал размышлять о том, что подумалось ему в те минуты, когда он наблюдал за отлаженной, как часы, работой Службы Счета. А возвратясь к себе, сразу прошел в спальню, где на паучьем столике лежала стопка кожаных тетрадей. Читать Эдуард Карлович вообще-то не любил, да и времени не хватало - сочинительство ежевечернее было занятием не только приятным, но и трудоемким. Но "папашины" кожаные тетрадки он не только читал регулярно, но и перечитывать стал иные страницы. А самое важное на его взгляд даже конспектировал довольно подробно в своей неизменной записной книжке. И представление об открытии Килера, которого про себя привык именовать "папашей", он получил вполне сносное. Точнее говоря, не о самом открытии, которое осталось для него абсолютно непонятным, а о путях поиска и применения этого самого открытия, которое в записках Килера именовалось то "трансформатор времени", то "исказитель", а чаще просто "ТВ". И хотя некоторые разделы записок Килера он, благодаря прекрасной памяти, знал почти наизусть, перечитывание стало для него ежевечерней привычкой. Вот и сейчас он уселся в глубокое кресло под торшером, наугад раскрыл тетрадку и, скользя взглядом по ровным строчкам, стал не столько читать, сколько вспоминать уже не однажды читанные заметки "папаши": "...сорок четвертый год и весна сорок пятого ушли на постройку относительно мощного трансформатора времени-пространства. Мощного настолько, чтобы выполнить предварительную задачу - свернуть пространствовремя в своеобразный кокон, в котором мог бы уместиться для начала Хальтштадт. Несколько мелких моделей ТВ подтвердили готовность идеи к воплощению. Я испробовал их на самолетах. Направленный поток времени перемещал летящий самолет назад - в то время, когда его еще не было, или вперед, когда его уже не было. Для наблюдателя летящий самолет просто исчезал - не разваливался, не падал, просто исчезал. Я получил мощное оружие, но, естественно, скрыл его. Разумеется, Шикльгрубер с компанией отдали бы что угодно, чтоб получить его. Но продлевать дни "тысячелетнего" рейха в расчеты мои не входило, мне это было не нужно. И мое оружие пригодится мне самому в самом ближайцем будущем..." "Хорошая штука!" одобрительно подумал Эдуард Карлович, вспомнив последнюю сводку о количестве сбитых Охотниками самолетов, имевших неосторожность оказаться над точками перехода в Пространство-I в тот момент, когда туда возращались из удачного рейда за новым набором рук подводные лодки Охотников.
"16 апреля 1945 года, когда угроза захвата Хальтштадта врагом стала абсолютно реальной, я принял и осуществил решение, которое можно считать величайшим в истории человечества. Включив ТВ (риск был трудно представим), я свернул пространство-время, и в гигантской складке "спрятал" город, которому суждено стать первым кирпичом того великого мира, который я создам, как только придет время...