- Видите ли, мне много нужно вспомнить. Из литературы, конечно. Много лет мне это было малодоступно.
Через несколько дней он дочитал Чехова и спросил Иван Сергеевича Тургенева.
С этим странноватым читателем Антон столкнулся вскоре в неожиданном месте. В базарные дни по утрам Антон обычно отправлялся на толкучку. Интересовали его, конечно, не ржавые гвозди, замки без ключей и ключи без замков, которые с непонятной настойчивостью из года в год раскладывают у забора старой церкви их замшелые владельцы. Возможно, при иных "экономических предпосылках", как выражался Остап, они знавали лучшие времена, и сейчас за этими кривыми гвоздями и стоптанными башмаками на левую ногу им мерещатся электрические витрины, вывески "Бакалея и колониальные товары" и звон золотых лобанчиков. В общем, барахольщики продолжают делать деньги. Пусть без толку, но "при деле". А в закутке между керосиновой лавкой и церковным забором всегда можно найти двух-трех старушонок, торгующих совсем иным товаром. Холодно ли, жарко, они, плотно закутавшись в бархатные салопчики, сидят на специально принесенных из дому скамеечках перед стопками старых книг.
Чего только здесь не встретишь - разрозненные комплекты "Нивы" и "Арифметика" Киселева для четвертого класса неполной средней школы, потрепанные томики "'Библиотеки для юношества" и альманах "Бессарабец". Случайно забредя сюда в первые дни после приезда, Антон нашел книгу Джека Лондона "Обреченные" двенадцатого года издания, и с тех пор регулярно заглядывал сюда.
Здесь Антон снова встретил его. Он листал какую-то толстую книгу. Увидев Антона, он вежливо кивнул и спросил: - Интересуетесь старыми изданиями?
В маленьком городке незнакомые люди быстро становятся знакомыми. Антон стал бывать у Дмитрия Степановича.
Он не решался расспрашивать старика о том, что он не хотел или не считал нужным рассказывать. Хотя так и подмывало спросить, когда в разговоре о какой-нибудь книжке тот вдруг говорил: "В Сорбонне у нас был профессор", и-дальше шла история о профессоре, который "тигра Франции" Клемансо обозвал "бумахшым тигром", и это было справедливо, а теперь некоторые (он осторожно говорил "некоторые") взяли это определение для обозначения совсем не бумажных вещей. Или, вспоминая, как ему удалось познакомиться со знаменитым парижским букинистом Бурдонне, он говорил: "Ну да, мы к нему ходили с Александром Ивановичем...", и выяснялось, что Александр Иванович - это Куприн. В общем Антон однажды не выдержал и спросил напрямик.
Дмитрий Степанович помолчал и как-то задумчиво проговорил: - Да как вам сказать... Все довольно просто...
Но все было совсем не просто. В последние два года перед революцией Дмитрий Степанович преподавал латынь в здешней городской гимназии, носившей пышное название "Мужская классическая имени императора Александра Третьего". В восемнадцатом году городок, как и весь край, был оккупирован. Гимназию переименовали в лицей имени Карла Второго, а Дмитрию Степановичу было предложено вместо "Цицерон" говорить "Чичерон". Спорить было трудно и бесполезно. И после крупного разговора с самим попечителем лицея господином Попеску Дмитрий Степанович собрал вещи, попрощался с квартирной хозяйкой и отправился на вокзал. А дальше - потекли годы, тасуя города. В лучшие времена - репетиторство, уроки русского и латыни. В худшие - носильщик, грузчик. Не очень сытно, не очень тепло. Но так жилось многим. Потом война. Жена - женился в Гренобле - погибла при облаве.
Сын - в сорок четвертом, "маки". Сам тоже немного воевал... После войны было трудно. В Париже иностранцев не прописывали, только студентов. Пришлось снова поступить в Сорбонну. Утром на лекции, вечером - с метлой уборщик на рю Блаз.
Три факультета кончил - из-за прописки. Как говорится, нет худа без добра... В пятьдесят пятом пришел утвердительный ответ на просьбу о репатриации. Пожил сначала на родине под Киевом. Потом решил сюда. Городок тихий, пенсия, книги.
Он покопался в ящике стола и вынул коробку В коробке лежали две тонких книжечки и два креста на ленточках.
- Один его, один - мой...- сказал Дмитрий Степанович.
Это были ордена "Крест франтирера". В одной книжечке стояло имя "Анри Колософф", в другой - "Дмитрн Колософф".
Вот такая история. Конечно, это только канва, за десять минут больше не расскажешь. Антон это понимал и не корил себя за свой вопрос...
А через несколько дней Любовь Ивановна, выглянув из двери своего кабинета, позвала: - Антон, тебя к телефону.
Он сразу узнал голос Дмитрия Степановича: - Я просил бы вас зайти вечером...
- Конечно, приду,- ответил Антон.- Что-нибудь случилось?
- Нет, просто мне нужно с вами поговорить...
Со стороны лимана стал подниматься неясный рокот - даже в центре города, если прислушаться, можно его услышать. Это лягушки в лиманских камышах начинают вечерний концерт. Тени стали длинными, жара спала, на танцплощадке Клуба моряков запустили модную пластинку "Кумбанчерро", где-то вдалеке загавкали собаки. Наступил вечер.
Дмитрий Степанович сидел в кресле, тяжело опершись на подлокотники. Лиио его казалось сильно постаревшим, если можно так сказать о лице восьмидесятилетнего человека, Разговор начался с каких-то малозначительных слов - о здоровье, о погоде. Но суть разговора Антон помнил до мельчайших подробностей и спустя годы.
- Я много рассказывал вам о себе. Но почему-то все время избегал одной мысли, одной мечты - пусть не покажется вам это слово высокопарным,которая наполняла мою жизнь почти два десятилетия.- Он помолчал.- Может быть, потому, что рассказать об этом значило бы признаться самому себе, что уже не успеть, не суметь, а значит и не помочь...
Он умолк. Антон ничего не понял, но ждал...
- В сорок четвертом наши подорвали в Арденнах оппель немецкого генерала Фокса. Среди трофеев были важные документы, походный сейф и несколько чемоданов,набитых книгами. В спешке ребята не заглянули в чемоданы, это и спасло книги - кто бы их стал тащить на себе в горы... Я разобрал чемоданы. Книги были... Сказать, что нам в руки попало чудо сказать мало. Рукописи, малоизвестные и неизвестные издания Ариосто, Кардане, Кастильоне, Саннадзаро и многое другое... Надписи и печати говорили, что книги принадлежали монастырю бенедектинцев близ Вероны. Видимо, оттуда они были взяты, вернее, украдены Фоксом. Говорили, он был библиофил. Другие крали картины, коллекции вин, а он книги. Мы сохранили наши трофеи и сдали их в библиотеку в Седане. Но одну книгу я оставил себе. На память? Но почему именно эту? - Дмитрий Степанович убрал газету, и Антон увидел небольшой томик в странного цвета обложке и понял - серебро.
- Эта книга лежала в генеральском сейфе. Я не думаю, что немец подозревал что это такое,- Дмитрий Степанович сделал нажим на последних словах.
Дмитрий Степанович расстегнул застежки книжки и повернул ее к Антону.
Вверху была надпись латинскими буквами.
- Надпись сделана на классической латыни. Она означает,- Дмитрий Степанович помолчал и продолжил:"Нашедший, если не можешь прийти на помощь, храни!" Теперь взгляните на текст. Вы видели что-либо подобное?
Цветные кружки, углы, квадраты переплетались, отходили, проникали друг в друга, то покрывая всю страницу, то сходясь к краю, к центру и опять расходясь.
Антон мучительно вглядывался, стараясь вспомнить, и вспомнил: забытые книги Магацитлов! Только те звучали!
Дмитрий Степанович покачал головой.
- Я знаю, о чем вы подумали. Нет. Марсианские книги - это чудесная фантазия Алексея Николаевича. А это - фат. Ни Лось, ни Аэлита не держали ее в руках.. Но,- помолчав, сказал Дмитрий Степанович,- но взгляните сюда.
Он раскрыл книгу на нужной странице, и Антон увидел правильный круг, испещренный точками, концентрическими кружками и ломаными линиями.
- А теперь возьмите, пожалуйста, вон ту книжицу.
Антон снял с полки книгу в мягком синем переплете.
"Академия наук СССР. Фотографии обратной стороны Луны, снятые советской автоматической станцией в октябре 1959 года". И ниже - большая фотография.
- Теперь вы понимаете? - глухо спросил Дмитрий Степанович.
Антон ошеломленно молчал. Фотография и рисунок в странной книге были тождественны!
- Бесспорно одно. В сорок четвертом году, когда я нашел эту книгу, люди, кто бы они ни были, не могли знать того, что человечество узнало лишь спустя пятнадцать лет,- до той поры никто не видел обратной стороны Луны. Я не придавал, естественно, значения этому рисунку, но необычность книги чувствовал по другим признакам. Во-первых, эти странные движущиеся знаки. Или, например, ее не смогла пробить пуля. Или, когда взрывали сейф, заложили тола больше, чем было нужно. Броню разнесло вдребезги, и среди груды обломков мы обнаружили ее. Тогда, собственно, я и решил разглядеть ее повнимательнее. Попробуйте вырвать страницу.
Видя нерешительность Антона, он подбодрил: - Рвите, я пытался.
Как Антон ни тянул, страница не поддавалась, медленно скользя из его сжатых пальцев.
- А теперь...- Дмитрий Степанович взял с подоконника паяльник и воткнул штепсель в розетку. Антон понял, что он основательно подготовился к этому разговору.
Подождав, пока паяльник накалится, Дмитрий Степанович положил его на раскрытые страницы.
После всего услышанного и увиденного Антон, конечно, понимал, что ничего не случится. Но, когда так и вышло, ему стало не по себе.
- Это не бумага,- устало сказал Дмитрий Степанович.- Книга неуничтожима. Вот все, что я знаю. А теперь предположения. Вы вольны с ними согласиться или нет.Он с минуту передохнул.- Кто они были? Космонавты из иного мира, потерпевшие аварию вблизи Земли и вынужденные совершить посадку? Или специально посланные исследователи, попавшие в беду? Не знаю и не берусь предполагать. Почему сигнал о помощи они послали в будущее? Не знаю. Но что он послан в будущее, ясно из надписи: "Нашедший, если не можешь помочь, храпи!" Это значит - храни, пока не наступит Время, люди которого смогут прочесть! А значит и помочь. Почему они избрали книгу как носитель сигнала? Такой выбор говорит о многом: если у них не было способа связаться со своими напрямик, та же авария, например, нужно было выбрать другой - надежный и безопасный. Он не должен бросаться в глаза и должен быть застрахован от случайной гибели. Иначе говоря, его должны хранить, даже не зная всего смысла этого действия... Книги в знакомом нам и сегодня виде появились в XI веке. Значит, раньше она появиться не могла. Иначе бы не было соблюдено первое условие - незаметность. К XIV веку книги перестали быть редкостью, оставаясь ценностью. К этому времени они стали сосредоточиваться в монастырских библиотеках - значит, сохранность еще надежнее: стены, стража. Теперь. На нашей книге нет никаких печатей, кроме печати бенедиктинского монастыря, откуда она была украдена генералом Фоксом или его поверенным. А монастырь основан в 1501 году. Значит, примерно в это время и произошло то, о чем я говорил... Будь это иначе, и сигнал был бы иным. Во времена фараонов они построили бы пирамиду. Главное для сохранности - равновесие, равнодействие взаимоотвергающих сил. В данном случае - ценность и относительная привычность...
Он умолк. И только сейчас Антон увидел, как он страшно устал. Под глазами легли тяжелые тени. Дыхание было неровным.
- Вам надо отдохнуть, Дмитрий Степанович. Поздно уже.
Он не ответил, глядя прямо перед собой. Антону показалось, что старик не слышит. Но он слышал.
- Вы правы. Но я еще не сказал всего.