111737.fb2
"Аргументы" такого рода Антон Давыдович совершенно сознательно применял на предмет самоуспокоения, поскольку во всей системе фактов не хватало одного единственного: строго локализованной точки, где феномен сопряжения можно наблюдать собственными глазами...
Трудно сказать, как бы повернулось все дальше, как шел бы поиск и привел бы он наконец к этому озерку, если бы не случайность. Впрочем, случайность внешняя, поскольку ее обнаружение в некотором роде было запрограммировано в самом существе поиска. И все-таки это было совершенно неожиданно. Антон Давыдович до мельчайших деталей помнил, как это произошло: раздался звонок, он привычно сказал: "да-а", но, услышав в трубке спокойный голос Нилы: "Антон, это ты?" - спросил шутливо: "За журналы беспокоишься?" На том конце провода что-то зашелестело и Нила сказала: "Слушай, тут журналы принесли. По-моему, есть кое-что для тебя интересное. Что-то вроде Лох-Несс. Ага, вот - крохотная заметулечка, "Необыкновенное озеро" называется". "Где?" - неожиданно осевшим голосом спросил Антон Давыдович.
"Что - где?" - откликнулась Нила. "Озеро где?" - чуть не закричал он. Нила назвала какое-то непонятное имя, Антону Давыдовичу оно ничего не говорило, и добавила: "Вроде где-то за Уралом..." Антон Давыдович подумал: "Боже, как давно это было..." .Покосился на матовую луну, сползшую в правый угол окна, повернулся набок, чувствуя сквозь спальник жесткие доски, и попытался приказать себе: "Спи!" Но сон не шел, и Антон Давыдович разочарованно подумал, что гипнотизер из него явно бы не вышел - самого себя усыпить не может. И подумав это, сразу понял, что теперь уже точно не уснет: слово "гипнотизер", как ключик, распахнуло дверку в четвертьвековую давность, в далекие студенческие времена, в тот день, когда изгиб дороги привел его на несколько часов в маленький буджакский городок, где пробежало его детство. И толща времени вдруг истончилась, исчезла, и он увидел себя шагающим по щербатому тротуару, по такой забытой и такой знакомой улице, и как наяву услышал: - Шею свернешь!
Еще шаг, и он бы врезался в дядю Ваню, неожиданно выросшего перед ним стодвадцатикилограммовой глыбой.
Дядя Ваня проводил взглядом девицу, на которую зазевался племянник, и хмыкнул, проведя рукой по седой ниточке усов. Дядя Ваня был пижон определение дядьки Танаса, о котором дядя Ваня в свою очередь отзывался не иначе как "босяк". Правда, столь важное "социальное" различие не мешало им дружить вот уже лет шестьдесят с гаком, и не только потому, что они родные братья-погодки.
Поздоровались. Дядя Ваня еще раз хмыкнул и спросил: - Когда приехал?
- Только с автобуса...
- Надолго?
- До завтра.
- Ну, и где остановишься?
- Не знаю еще.
- Негде? - насмешливо спросил дядя Ваня.- Да, проблема!
Это действительно было проблемой, потому что жили здесь семеро родных дядек и два двоюродных. В таком количестве немудрено и запутаться, тем более, что двое дядек тезки - Андрушки, как зовут их братья. Запутаться не запутаешйся, но навестить каждого попробуй за два дня. Еще в автобусе он раздумывал, как выйти из положения, как поступить, чтоб никого из дядюшек не обидеть, но так ничего и не придумал.
- Да вот хотел к вам,- сказал он, порадовавшись, что случай подсказал с кого из дядек начинать.
- Хотел ты...- с сомнением проговорил дядя Ваня.Что я не знаю куда эта улица ведет? К Сашке шел. Или, может, к этому босяку? К Танасаке?
Ну, тут дядя Ваня дал промашку - племянник ведь тоже знал город, в котором рос, не хуже его.
- А эта улица куда ведет? - спросил он.
Дядя Ваня оглянулся, потом подозрительно посмотрел на племянника: - Не знаешь! Как тот студент?
"Тот студент" - любимая притча дяди Вани. Некий балбес, проучившись год, приехал на каникулы и стал ломаться перед отцом ученостью, дескать, я теперь только на латыни разговариваю, а ваш простой язык начисто забыл. Показывает на дерево - как, мол, называется по вашему? Дерево, говорит отец. А это что? Корова. Ходил, ходил, все спрашивал. Пока не наступил на грабли. Грабли перевернулись, рукояткой его по лбу бац! Он за шишку - ах, проклятые грабли! Сразу вспомнил.
Ну, здесь грабли непричем. Просто улица, сворачивавшая влево от угла, где они стояли, вела прямиком на Измаильскую, где жили дядя Ваня с дядей Андрушкойвторым. Короче говоря, определить, куда он действительно шел, было нельзя. Прямо - к одним дядьям, свернуть - к другим. А поскольку он на самом деле просто шагал по улице, не решив той самой' "проблемы", то дяде Ване так и сказал: - Куда эта улица ведет, я знаю. Так что, если берете на постой, пошли.
Дядя Ваня обрадовался, попытался было отобрать у племянника чемоданчик, тот не дал, и оба, свернув за угол, не торопясь зашагали вниз к Тичие.
На углу Тихой и спуска к Тичие повернули вдоль покосившегося щербатого палисадника. Он, пожалуй, давно завалился бы навзничь, если бы не ветки кустов смородины, пролезшие в щели и нависшие сверху шевелящейся, но не падающей волной. За кустами виднелся краешек крыши под бурой от старости турецкой черепицей. Одним словом, как пишут в иных романах - "на всем лежала печать запустения". А ведь когда-то этот сад за покосившимся сегодня палисадником был самым привлекательным местом на магале: у всей магалянской босоты в возрасте от семи до пятнадцати слюнки начали течь при одном только упоминании о саде мадам Дицман.
К всеобщему же сожалению безопасность роскошных кустов красной и черной смородины надежно гарантировал здоровенный с закисшими глазками бульдог по фамилии Шойм.
- Что мадам Дицман? - спросил Антон Давыдович.
Дядя Ваня махнул рукой: - Померла мадам Дицман,- и на мгновение нахмурился.
Антон Давидович не то чтобы пожалел, но подумал просто - зря спросил, что ему мадам Дицман, которую он никогда не видел. А дяде Ване она, пожалуй, ровесшша.
Бестактность не бестактность, но ни к чему.
Если идти к дяде Ване кружным путем, через мост, то шагать добрый час. Но летом на Измаильскую через мост никто не ходит. Тичия к июлю пересыхает начисто, и напрямик ходу десять минут, не больше.
Все эти десять минут дядя Ваня чертыхался на все лады, кляня дядю Танаса. По его словам, "тот босяк" подбил его вчера выпить. "Ты же знаешь, он разве остановится?" И вот с утра голова трещит, сердце стучит, во рту черт-те что - эскадрон ночевал. Антону Давидовичу стало смешно: дядька Танас остановиться не может, а. у дяди Вани голова трещит. История эта была классическая.
И встреть он первым не дядю Ваню, а Танаса, тот рассказал бы то же самое, с той только разницей, что на попойку его подбил "старый пижон Ванька".
Но вот наконец знакомая калитка с круглой клямкой.
Дядя Ваня пропустил племянника вперед. Раньше двор был просторнее, а теперь сразу за калиткой вытянулась новая веранда с широким окном в мелкую клетку.
- Андрушка отставать не хочет,- пояснил дядя Ваня, обходя цементные ступеньки.
Когда делили дом, дяде Ване как старшему достались две комнаты с верандой, а дяде Андрушке две же комнатки, но с маленькими сенями.
Из будки лениво гавкнул Мальчик. Это не очень собачье имя в дядькином дворе было традиционным - в честь легендарного дяди Васиного пса, которого за повышенный интерес к соседским и не соседским курам отвезли на правый берег Дуная и там оставили в вербовом лесу. Мальчик с хозяйским решением, своей судьбы не согласился, переплыл Дунай и через два дня явился, ободранный, но не раскаявшийся, так что остаток своих дней пришлось провести ему на цепи. Случилось все это в двадцать восьмом году. С той поры во дворе сменилось десятка полтора разномастных дворняг, вместе с конурой приобретавших имя ее первого владельца.
Дядя Ваня холостяковал. Годам к шестидесяти, когда трое сыновей уже выросли и даже переженились, они с тетей Пашей сообразили вдруг, что не сошлись характерами. Тетя Паша собрала вещи и уехала, живя то у старшего Петьки - в Кишиневе, то у младших - Коли и Юрки - в Кагуле. Сказать, что дядя Ваня долго горевал, не решился бы и он сам... С дядькой Танасом веселились они вовсю, благо пенсионеры. И довеселились до того, что, но собственному дяди Ваниному выражению, "трахнул" его микроинсульт. Года два дядя Ваня терпел, а Танас тем не менее продолжал веселиться, и никакой инсульт его не брал. Это, по-видимому, больше всего заедало дядю Ваню. Вдобавок брат еще и насмехался вовсю: "Жрать меньше надо - инсульта не будет. Посмотри на себя - не человек, а слон какой-то!" В те два года, когда он "с этим босяком развязался", дядя Ваня ударился наверстывать упущенное по женской части, что только укрепило за ним в глазах дядьки Танаса репутацию пижона. За два года в дяди Ваниной половине сменилось три или четыре тетки разной степени сохранности и габаритов--попытки дяди Вани учинить семейную жизнь. Каждая новая Пенелопа принималась наводить в доме свои порядки, чего дядя Ваня не терпел.
Первую тетку он выставил месяца через полтора, когда она выкинула висевшую на стене с довоенных времен бабочку "Павлиний глаз", которой дядя Ваня очень гордился. Справедливости ради надо сказать, что даже сам Брем вряд ли узнал бы в сером, забитом пылью и изъеденном временем и молью грязном лоскутке на стенке бывшую великолепную ночную бабочку... Другие претендентки держались дольше, особенно последняя, которую дядя Танас за глаза непочтительно звал почему-то "верблюд", каждый раз ехидно интересуясь у дяди Вани: "Ну, как твой верблюд?" Но тут подошли к концу два года, которые дядя Ваня с перепугу положил себе на лечение от инсульта, винный пост закончился, и он "опять связался с тем босяком"...
Поскольку дядя Ваня был холостяк и комнаты его имели вполне холостяцкий вид, торжества по случаю явления племянника решено было устроить на дяди Андрушкиной половине.
Тетя Соня, дяди Андрушкина жена, хлопотала на кухне, то и дело забегая посмотреть - всего ли хватает на столе. Дядька Андрушка подливал, степенно рассуждая о трудностях изучения английского языка. Ученые разговоры - его страсть, подогреваемая плохо скрытым желанием показать, что, мол, и мы не лыком шиты. Дядя Андрушка давно пенсионер, но работает - торгует в керосиновой будке. Любит порядок - даже братьев без очереди не пустит. Долго был в ссоре с Танасом. Тот однажды явился, стал в хвост длинной очереди бабок с бидонами, злясь на братнину принципиальность. А тут вдруг на противоположном тротуаре появился дядя Ваня. Он приостановился и удивленно спросил: - Что, Танас, ты уже и керосин пьешь?!
Танас страшно разобиделся, причем не на дядю Ваню, а на Андрушку тот, видишь ли, мало того, что ехидно расхохотался Ванькиной дурацкой шутке, но еще потом и повторял "на каждом углу".
Разговоры об английском надоели, и дядя Ваня заметил: - Ты бы лучше японский выучил. С микадой будешь разговаривать.
Дядя Андрушка обиделся, замолчал.
И тут за дверью что-то грохнуло, полетело, знакомый голос чертыхнулся: "А, едят тебя мухи с комарами!" - и на пороге вырос дядька Танас.
Дядя Ваня чуть привстал, снова сел и сказал Антону Давыдовичу: Слушай, ну хоть ты объясни мне -как он чует, где вино пьют?
Дядька Танас, не обращая внимания на "пижона", полез обниматься. Потом подтащил стоявшую чуть сбоку табуретку, уселся, хозяйски положив локти на стол. Тетя Соня выглянула из кухни, скрылась и появилась, вытирая полотенцем стакан.
Дядька Танас было вознамерился благодарно хлопнуть тетю Соню по известному месту, но из деликатности похлопал по плечу и похвалил: Молодец, Сончик!
С приходом дядьки Танаса стало шумно и весело, дядя Андрушка уже и не пытался завести серьезный разговор с ученым племянником.
Когда графин опустел, тетя Соня позвала из кухни: - Андрушка, ты что забыл?
- Тьфу ты, черт,- огорчился дядька Андрушка, взглянув на ходики,- мы же билеты в кино взяли. Вот жалость...