...Море начало волноваться, сорвался резкий порывистый ветерок, закудрявил белыми барашками гребешки, окаймил пенной полоской подножие Дивы. Он еще немного полежал на гальке у самой кромки, но неожиданно накатившая волна ошпарила холодом. Делать нечего, пора собираться. Высоко на горе в просветах зелени белели сахарные башенки и зданьица Симеиза. К причалу, усеянному разноцветными купальниками, медленно, как-то бочком, подбирался кораблик - рейсовый катерок. "Курпаты",- узнал Алексей. Когда он впервые увидел в ялтинском порту этот катерок, решил было, что в названии ошибка. Но ошибки не было - на карте Южнобережья, купленной в портовом киоске, значилось небольшое селеньице с таким названием.
"Надо бы поторопиться, можно успеть на катер",- подумал он, но торопиться не хотелось. Да и куда? Вот уже неделю толкается он по этим пляжам. И еще ровно неделю развлекаться тем же манером: с утра к морю солиться и париться, а вечером - толкаться в бездельнгй толпе, плотными косяками марширующей по набережной от морвокзала к "Ореанде" и обратно... Картина, что и говорить, мало похожая на ту, что услужливо подсказало воображение, когда пришло гениальное решение задачи: как и на что употребить свой первый аспирантский отпуск, а также отпускные, значительно отличавшиеся от недавней повышенной стипендии. Сначала все шло хорошо (подозрительно хорошо,- подумал он). Билет на самолет был приобретен по методу "честные глаза Майорова", суть которого: в тысячной толпе взять билет без очереди, не схлопотав при этом по шее. Из Симферополя в Ялту доехал на ошалевшем от челночных рейсов частнике. В Ялте у автовокзала в толпе теток разной степени нахальства, но полных одинаковой решимости оказать залетным дикарям гостеприимство по принципу "один плюс один будет два": одна койка на одну ночь - два рубля. Саша, не торгуясь, снял персональные апартаменты - бывшую веранду, переоборудованную в "комнату". Арифметика, правда, неумолимо саданула по бюджету: на веранде впритык стояли три койки, стандартной стоимостью два рубля, а дважды три будет... Впрочем, подсчитывать Алексей не стал, за него это любезно сделала хозяюшка, со скоростью ЭВМ третьего поколения перемножившая койки на рубли, а потом и на две недели...
Слева от ступенек на веранду подрагивали мелкими листочками толстые темно-зеленые камышины.
- Бамбук? - догадался Алексей.
- Бамбук,- равнодушно подтвердила хозяйка.
"Бамбук - не койка, его не сдашь. Внрочем, можно птичкам",- про себя ухмыльнулся Алексей, но тут же отмахнулся от собственного ехидства - вокруг было зелено и светло, в двух шагах, вон за теми домами, сбегающими по крутизне, шуршит ленивой волной Понт Евксинский и, может быть, среди грудастых яхтенных спинакеров алой тенью плывет... Тут он скомандовал себе: "Стоп!" и неожиданно продекламировал: "мечты, мечты, где ваша сладость?", и смутился, встретив понимающий взгляд хозяйки.
Конечно, о курортных порядках оп хорошо наслышан, но сюда он приехал отдыхать, а не испытывать крепость своих и чужих устоев, впрочем, это не исключает... и вообще,Алексей окончательно запутался в собственном монологе, к счастью, произнесенном про себя, и с видом скучающего миллиардера протянул три четвертные терпеливо мявшейся у порога владелице веранды и бесплатного бамбука.
- Сейчас рубль сдам,- пообещала она, но Алексей лениво помахал рукой: - Не надо, рубль за удочки.
- Чего? - удивилась хозяйка.
Он ткнул пальцем в гибкую камышину.
- С нее удочка не выйдет,- с сожалением сказала хозяйка, внимательно всмотрелась, потрогала бамбук и, вздохнув, подтвердила: "не выйдет" и протянула Алексею рубль.
Конечно, он понимал, что "гениальное решение" - это просто-напросто попытка уйти от некоторых проблем "гусиным способом": сунуть голову под крыло - ничего не вижу, ничего не знаю, и вообще меня здесь нет. Но настроение грозило перейти в состояние и, инстинктивно надеясь хотя бы отсрочить эту грозную перспективу, Алексей ухватился за так кстати подвернувшийся отпуск: ничего не делать, ни о чем не думать,- никаких проблем, никаких задач - один сплошной кейф или кайф, дело не в прононсе, а в существе. И вот этот самый "кейф-кайф" едва протянул три дня и протянул ножки. Собственно, иного ждать было трудно: хотя гусь и сует голову под крыло в надежде, что теперь все в ажуре, долго так все равно не просидишь хочешь не хочешь, а вытаскивай голову, и вот он опять перед тобой, белый свет, со всеми своими штучками-дрючками. Не склонный к самокопанию, Алексей тем не менее отдавал себе отчет в том, что происходит с ним. Просто-напросто он посмотрел на себя со стороны. И преисполнился не оптимизма, а, как говорится, совсем наоборот, хотя внешне все выглядело опять-таки наоборот: в полном ажуре. С курса на курс перескакивал, как по ступенькам, в аспирантуру влетел с ходу, с титулом "башковитый", принародно пожалованным ему академиком Сидоренко на государственном экзамене в плюс к пятерке по теории чисел...
Все это так. Но человеку имеет смысл лезть на высокую гору только, если существует хотя бы гипотетическая вероятность, что в конце концов он вылезет на вершину.
Лезть же, заведомо зная, что ты всю жизнь будешь карабкаться и никуда не докарабкаешься - это, может, кому и подходит, но вряд ли. Смысл этого альпинистского сравнения, неожиданно пришедшего в голову, был куда приземленнее и четче: перед носом маячил тупик... Вероятно, тысячи людей на его месте или в подобных обстоятельствах сложившуюся- ситуацию сочли бы за благо: что еще надо - работаешь в интереснейшей, перспективнейшей области науки, и не в последних топаешь, что еще надо?
Твори, как говорится, дерзай и так далее. Собственно, еще совсем недавно сей общеполезный совет не вызывал у Алексея никакого сомнения, пока однажды это невинное, простое "и так далее" не приобрело вдруг смысл вопроса.
По недолгом размышлении картина открылась такая, что ничего лучшего он не нашел, как сунуть голову под крыло. Но человеческая голова, увы, отличается от многих прочих голов тем, что не перестает думать даже в самом непривычном положении. Если бы Алексей попытался коротко сформулировать существо вставшего перед ним вопроса, вероятнее всего он бы прозвучал так: всю жизнь выдумывать электронные арифмометры? Но ему было не до формулировок, четкое ощущение несоответствия собственных возможностей возможностям их применения приняло зримые очертания тупика. И тут так кстати подвернулся этот отпуск.
Поначалу, правда, он ни о какой Ялте и не подумал.
Куда поехать? - этот вопрос даже не возник, поскольку ответ был ясен: домой. Родители, жившие в маленьком придунайском городишке, на лето всегда уезжали в Одессу к знакомым, у которых была дачка где-то на Большом Фонтане. Ключ от дома обычно оставляли у соседки - с просьбой поливать цветы (мама, выйдя на пенсию, ударилась в юннатство). Алексей на всякий случай позвонил домой, дозвонился на удивление быстро, слышно было, правда, не очень, но главное подтвердилось: отец сказал, что они уезжают назавтра, ключ у соседки, так что являйся, когда хочешь, жаль только, что повидаться не удастся...
Сейчас, когда вокруг галдела летняя Ялта, несколько недавних дней, прожитых дома, неожиданно отдалились так, словно не почти вчера это было, а несколько лет или пусть месяцев назад. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. Потому что именно тогда, восемь лет назад, произошло то, что собственно и определило его сегодняшний день... Да, тогда еще все было впереди. На носу были выпускные экзамены, впереди была неизвестность. Последний "штурм" его не пугал, более того, светила ему, если и не золотая, то уж серебряная медаль точно. А вот что дальше? Что с медалью этой делать? "Витязь на распутьи",посмеивался он над собой, но на душе было не очень-то спокойно. Если бы можно было одновременно поступить в три института и еще в военное училище, тогда другое дело. Буридалову ослу нужно было выбрать одну из двух, а тут целых четыре "копны сена". Которую выбрать, если по-своему заманчива каждая? И черт знает, чем бы все это закончилось, если бы Алексей не зашел в школьную библиотеку сдать ненужные уже учебники - экзамены позади, впереди выпускной вечер и все та же неизвестность.
- Он какой-то вроде не в себе был, по всему городу тебя ищет,заключила Настя, закончив подробный отчет о событии, состоявшем в том, что в библиотеку заходил Сережка Гриценко и просил, если Алексей вдруг появится, чтобы вечером зашел к нему домой.
Конечно, если бы зашел с той же просьбой, скажем, Василий Иванович, другой приятель Алексея, Настя просто сказала бы - заходил, мол, просил передать. Но Василий Иванович, по Настиному искреннему убеждению, безнадежно стар, поскольку ему уже почти под сорок, и уже поэтому абсолютно никакого внимания требовать не может.
Настя - практикантка из Кишиневского университета, лет ей от роду девятнадцать, а Сергей Григорьевич, или для приятелей просто Сережка Гриценко, по общему признанию,- в некотором роде эталон мужского обаяния, которое подкреплено двумя немаловажными деталями: холостяк двадцати четырех лет (даже в глазах Насти это приемлемый возраст) и прочная репутация очень хорошего педиатра, к тому же единственного в городе.
Недавно Сережка получил квартиру в только что сданном пятиэтажном доме, первом в райцентре. По плану в ближайшие годы рядом должны были подняться еще три таких же небоскреба, но уже сейчас местные патриоты, гордые приобщением к высотному строительству, называли новый дом не иначе, как Черемушки.
В маленьком городке случается историй, пожалуй, не меньше, чем в столицах, хотя, на первый взгляд, что тут особенного может произойти? Но это только на первый взгляд - тому, кто живал в маленьком городке, этого доказывать не нужно. Вот и Сережкиному вселению в новую квартиру - событию отнюдь не национального масштаба, но вообще-то безусловно радостному, предшествовали события куда более значительные, вошедшие в устную летопись райцентра под названием "мамский бунт". Вкратце эта история, которой суждейо было стать преданием, выглядела так. Три года назад, приехав сюда по распределению, Сережка прямо с поезда, с чемоданом, дипломом и запасом нерастраченного простодушия явился в горсовет, чтобы с ходу получить ордер на квартиру, причитающуюся ему, как молодому специалисту. Из кабинета председателя он вышел с полным представлением о грандиозных перспективах жилищного строительства в городе, а также с твердым обещанием, что когда эти перспективы станут явью, ему немедленно будет выдан и ордер, и ключи, и золотые горы впридачу. А поскольку в ожидании всех этих благ жить где-то пока было нужно, Сережка снял комнату у больничной сторожихи и принялся уменьшать процент детской заболеваемости в районе. Надо сказать, что делал он это весьма и весьма успешно. Детишки на приеме у него не орали, не ревели, не дергались, готовно разевали рты, на глазах у растроганных мамаш, высовывали языки, охотно ели всякие пилюли и порошки, даже самые горькие и, самое главное,- выздоравливали. А поскольку половина населения любого города состоит из мам, тетушек и бабушек, нетрудно догадаться, что это (плюс помянутые уже качества) обеспечило Сережке популярность, которая, будучи изображена графически, выглядела бы в виде прямой, устремленной в бесконечность. Когда минули два года, которые Сережке нужно было отработать по распределению, по городу пополз панический слушок: доктор Гриценко собирается уезжать! Неизвестно как возникший (Сережка и не помышлял об отъезде), слух оброс деталями и подтверждениями, среди которых самой весомой причиной предполагаемого докторского бегства было отсутствие приличной квартиры. И тут вспыхнул бунт, который начали мамы, отчего он и получил название "мамский". К мамам присоединились тетушки и бабушки, Депутации и делегации оккупировали приемную председателя. Начальник почты стал опасаться, что придется выделить еще одну почтальонскую единицу поток писем с припиской "председателю лично" грозил выйти из берегов.
В общем, "мамский бунт" хоть и не приобрел размеров Медного, зато окончился полным успехом бунтовщиков, вернее, бунтовщиц. После недельной осады, к которой присоединились председательская супруга и, главное, теща, председатель сдался и клятвенно обещал очередной депутации, что как только будет сдан новый пятиэтажный дом, он лично вручит доктору Гриценко ордер...
Сергей открыл сразу, как только Алексей нажал кнопку. Вид у него был действительно встрепанный, "не в себе", как заметила Настя.
- Случилось что-нибудь?
- Садись,- сказал Сергей и в упор спросил:-Ты фантастикой балуешься? Так вот... Садись, садись, я тебе сейчас такое расскажу, закачаешься...
Сегодня после утреннего приема Сережка забежал домой перекусить. И тут минуты через две в комнату вдруг волной хлынула страшная духота, стало трудно дышать, Сережка почувствовал, что сознание туманится - "как будто кто-то хлороформу напустил",- пояснил он.
Чувствуя, как подгибаются ноги, Сергей кинулся к балконной двери, рванул и выскочил на балкон. Едва он успел хватануть воздуху полной грудью, как вдруг что-то оглушительно треснуло - и в следующий миг он инстинктивно отшатнулся, не веря глазам. Да и как поверить? Во все стороны до самого горизонта катили, пенясь белыми барашками и гребешками, зеленые валы. Волны медленно колотились о стену дома, расшибались под балконом, водяной пылью обдавало лицо. Сережка зажмурился, задержал дыхание, по-детски взмолился про себя - пропади, пропади! А когда открыл глаза, прямо перед собой, в полусотне метров, увидел большой крутобокий, с высоким носом корабль. Секунду назад его не было! А еще через секунду он уже совсем ясно видел, как мерно вздымаются по бокам корабля длинные черные весла, радужно пеня воду.
"Трирема? Галера? Схожу с ума!" - с пугающей уверенностью подумал Сережка. Галера нырнула под волну, взлетела, еще несколько секунд - и она врежется прямо в балкон. На высоком носу, рядом с потемневшей от воды женской статуей, вырос полуголый человек в блестящем гривастом шлеме, тяжело опершись на короткое копье.
Зрение странно обострилось - глаз схватывал одновременно и бесконечные волны, и капли, слетавшие с весел, и пятна соли на плечах статуи, и четкий профиль под высоким шлемом. И тут стоявший на носу повернул голову, и Сережка понял, что тот тоже видит его. Внезапно лицо воина исказилось яростью, он что-то хрипло выкрикнул и резким, почти неуловимым движением метнул копье. Раздался оглушительный треск, заломило в ушах. На мгновение ослепило странной темнотой. И снова - солнце. Сережка обессиленно прислонился к стенке: звонко горланя и размахивая деревянными саблями, соседские мальчишки штурмовали груду строительного мусора. Из-за угла вывернул мотоцикл - приехал домой пообедать дядя Петя из третьей квартиры. Все было, как всегда. Только в воздухе чувствовалась какая-то свежесть, как после грозы. Но какая там гроза, вот уже с месяц и малого дождика не было...
- Ну, что скажешь? - спросил Сережка.
- Что я скажу? - пожал плечами Алексей.- Ты же врач, мне ли тебе объяснять - у галлюцинации может быть миллион причин.
- Миллион? А ну иди сюда.
Они вышли на балкон. Сережка ткнул пальцем - это что такое? В шероховатом бетоне стены рядом с дверью светлела свежая выбоинка. Алексей подумал невольно, зачем ему меня разыгрывать?
- Ну и что?
- Тебе мало? А что ты на это скажешь?- Сережка, видно, успел подготовиться к рассказу и вел его теперь по всем правилам к кульминации. С этими словами он вытащил из-за двери короткую палку с массивным бронзовым наконечником, с погнутым острием. Это был настоящий дротик, изображения которых можно увидеть почти на каждой античной вазе...
Из распахнутого окна соседней квартиры донесся рассерженный голос слов было не разобрать, видно, ругались в глубине комнаты. Но то ли Маша, Сережкина соседка, подошла ближе к окну, то ли рассердилась она основательно, но Алексей отчетливо расслышал: - Где взял, я тебя спрашиваю?!
В ответ раздалось что-то неразборчивое, вперемежку с всхлипыванием.
- Долго ты мне голову морочить будешь? - не унималась Маша.
- Ваську воспитывает,- сказал Сережка.
Ваську, восьмилетнего Машиного сына, Алексей знал.
Паренек был тихий, и влетало ему сейчас, наверняка, за какой-нибудь пустяк или же просто для профилактики.
- Ну, так что скажешь? - повторил свой вопрос Сережка.
Сказать было абсолютно нечего. Будь Алексей сам свидетелем происшедшему, тогда другое дело. А так - со слов... В общем, рассказанное Сережкой Алексея, к его удивлению, не взволновало нисколько. Верить-то ему он верил, но примерно так, как иной раз веришь прочитанному: мало ли, мол, что бывает.
- Да черт его знает. Вообще-то похоже на сдвиг времени.
- Слушай, если бы не эта штука,- Сережка щелкнул по отполированному древку,- я бы сам поверил, что этот Одиссей, Язон или еще какой там древний грек, мне привиделся... Сдвиг во времени... Ты мне лучше скажи - как это может быть: он ведь кинул копье две тысячи лет назад, а оно чуть не продырявило голову мне? Как это может быть?
- Вообще-то этого быть не может,- сказал Алексей, но, увидев, что Сережка мгновенно нахмурился, поправился:- До сих пор во всяком случае не бывало. Но теоретически представить можно так: возьми лист бумаги и нарисуй две точки в разных концах. Расстояние между ними может быть каким угодно большим - все зависит от величины листа. Но сложи лист пополам так, чтобы точки совместились, и расстояние практически исчезнет. Кстати говоря...