Он подошел в своих черных сапогах, двигаясь грациозно, как пойманный светом фар олень. Я ожидала вопроса, как мне нравится картина. Вместо этого он сказал:
- Расскажите мне о Роберте. Полиция мне сообщила, что он мертв, но они не разбираются. Вы видели тело. Он воистину мертв?
Голос его был полон заботы и тревоги, и это застало меня врасплох.
- У него вынуто сердце.
- Пробито осиновым колом? Тогда еще можно его оживить, если кол вынуть.
Я покачала головой:
- Удалено полностью. Ни в доме, ни во дворе его найти не удалось.
Жан-Клод остановился, неожиданно плюхнулся в кресло, гладя в никуда или так мне показалось.
- Значит, его действительно больше нет.
В его голосе звучала скорбь, как иногда звучал смех, и я почувствовала ее как холодный и серый дождь.
- Вы же о Роберта ноги вытирали. Зачем нужны эти плачи и стенания?
Он поглядел на меня:
- Я не плачу.
- Но вы же с ним обращались как со скотом!
- Я был его Мастером. Если бы я обращался с ним по-хорошему, он бы воспринял это как слабость, вызвал бы меня, и мне пришлось бы его убить. Не судите о вещах, в которых вы не разбираетесь.
В последней фразе прозвучал гнев достаточно сильный, чтобы пройтись по моей коже, как мехом. В нормальной ситуации я бы разозлилась, но сегодня...
- Я прошу прощения. Вы правы, я не понимаю. Я думала, что вам на Роберта не плевать лишь в той степени, в которой он усиливает вашу власть.
- Тогда вы меня совсем не понимаете, ma petite. Он больше столетия был моим компаньоном. После ста лет я бы даже о гибели врага горевал. Роберт не был мне другом, но он был из моих. Мне его было награждать, мне его было наказывать, мне его было защищать. Я его не защитил.
Он поглядел на меня чужими синими глазами.
- Я благодарен вам за то, что вы не бросили Монику. Последнее, что я могу сделать для Роберта, - чтобы его жена и ребенок ни в чем не нуждались.
Он внезапно встал одним плавным движением.
- Пойдемте, ma petite, я вам покажу нашу комнату.
Слово "нашу" мне не понравилось, но спорить я не стала. Этот новый, улучшенный, эмоциональный Жан-Клод сбивал меня с толку.
- А кто эти двое на картине?
Он кинул взгляд на полотно:
- Джулианна и Ашер. Она была его человеком-слугой. Мы втроем почти двадцать лет вместе путешествовали.
Хорошо. Теперь он мне не станет навешивать лапшу, что эта одежда маскарадный костюм.
- Вы слишком молоды, чтобы быть мушкетером.
Он посмотрел на меня с тщательно спокойным лицом, ничего не выдающим.
- Что вы хотите сказать, ma petite?
- Не надо, не пытайтесь. Одежда семнадцатого века, примерно тех времен, что "Три мушкетера" Дюма. Когда мы познакомились, вы мне сказали, что вам двести десять лет. Потом я выяснила, что вы солгали и на самом деле вам ближе к тремстам.
- Если бы Николаос узнала мой истинный возраст, она могла бы просто убить меня, ma petite.
- Да, прежняя Принцесса города была дикой стервой. Но ее больше нет, зачем же лгать дальше?
- То есть зачем лгать вам, вы хотите спросить?
Я кивнула:
- Да, именно это я и хочу спросить.
Он улыбнулся:
- Вы - некромант, ma petite. Я бы сказал, что вы можете определить мой возраст без моей помощи.
Я попыталась прочесть выражение его лица - и не смогла.
- Вас всегда было трудно понимать, и вы это знаете.
- Что ж, я рад, что в каком-то смысле вас интригую.
Я оставила это без ответа. Он сам знал, насколько меня интригует, но впервые за долгое время это меня обеспокоило. Назвать возраст вампира - это один из моих талантов - не наука, это точно, но вещь, которую я умею. Никогда я настолько не ошибалась.
- На сто лет старше - ну и ну!
- Вы уверены, что только на сто?
Я уставилась на него, ощущая, как его сила плещет о мою кожу, омывает, захлестывает.
- Вполне уверена.
Он улыбнулся:
- Не надо так хмуриться, ma petite. Умение скрывать возраст - одна из моих способностей. Я притворялся на сто лет старше, когда мы дружили с Ашером. Это давало нам свободу странствовать в землях других Мастеров.
- И что вас заставило перестать преувеличивать возраст?