Глава 3. Часть 6.
Мать была, по понятным причинам, в абсолютной истерике, но, пока я открывал дыхательный мешок и настраивал трубку, она сказала мне, что услышала странный шум и, войдя в комнату, увидела, что её сын лежит на диване в припадке. Это продолжалось некоторое время, а затем он просто остановился, как раз перед тем, как мы приехали. Больше он не дышал.
Она сказала, что у него до этого не было проблем со здоровьем. У него не было температуры, он был в полном порядке, когда она говорила с ним буквально за десять минут до того, как случился приступ.
Пока я доставал трубку для дыхания и ларингоскоп, пожарник начала делать искусственное дыхание ребёнку, проталкивая воздух в его лёгкие. Пока она делала это, мой напарник подключил ребёнка к нашей машине ЭКГ. Я быстро взглянул на показатели. Его сердце билось 30 раз в минуту, замедляясь с каждым ударом. Какого чёрта?
У пожарника, которая делала искусственное дыхание, похоже, возникли проблемы.
"Воздух не проходит", — сказала она мне. — "Он просто выветривается."
Вооруженный этой информацией, я снова осмотрел комнату. По включённому телевизору шли мультики. Полусъеденный хот-дог лежал на кофейном столике. Внезапно, над моей головой словно загорелась лампочка.
"Он ел?", — спросил я у матери.
"Да", — всхлипнула она, скрестив руки. — "Я только что дала ему обед."
"Блять", — пробормотал я, пазл начинал складываться воедино. — "Прекратите искусственное дыхание и подпустите меня."
Пожарник отступила в сторону, а я достал свой ларингоскоп. Я лёг на пол рядом с его головой, поместил лезвие в его рот и отодвинул язык. Лампочка на конце лезвия подсветила мне его дыхательные пути. Они были заблокированы большим куском розового хот-дога.
"Мэтт, дай мне щипцы", — сказал я своему напарнику.
Он передал мне длинные щипцы, созданные специально для удаления инородных тел из гортани. Я никогда не использовал их раньше, подобные вызовы очень редко происходят, но щипцы работали как надо.
Я вытащил кусок мяса из его горла, освободив его голосовые связки и трахею. Секунду я подождал, надеясь, что он сам начнёт дышать. Когда этого не произошло, я взял дыхательную трубку и вставил её в голосовые связки. Пожарник присоединила дыхательный мешок поверх трубки и начала проталкивать чистый кислород в его лёгкие.
Его кожа заметно порозовела, а его пульс поднялся до ста ударов. Когда мы поместили ребёнка в машину скорой помощи, его глаза уже были открыты, и он явно был не очень рад проснуться и увидеть гигантскую трубу в своём горле. В госпитале я убрал трубку, потому что он уже дышал сам по себе. Он был слегка в замешательстве, но мог говорить.
Когда мы привезли его в приёмное отделение Нины, я сиял от радости, довольный, что смог выполнить свою работу. Довольный, что несмотря на кучу бессмыленных вызовов, один раз я всё же понадобился. Я помог, я что-то изменил.
И что же скажет добрый доктор Нина, услышав о нашем прогрессе на вызове?
"Нужно было попробовать сделать абдоминальные толчки, прежде чем приступать к щипцам", — холодно сказала она. — "Или ты пропустил эту часть в школе?"
Она даже настучала на меня, и мне пришлось объясняться перед руководством. Мне сделали выговор и занесли этот случай в моё личное дело, потому что я не попробовал сперва менее опасные методы очищения дыхательных путей.
Справедливости ради, медицинский руководитель попытался извиниться, когда подписывал бумагу. Он пробубнил что-то про цель, которая оправдывает средства, и объяснил, что "некоторые доктора", похоже, затаили обиду на весь мир.
Несмотря на то, что я всё ещё злился на неё, — она всё-таки превратила важнейший момент в моей карьере в дисциплинарную процедуру, — я даже тогда понимал, что частично виноват в том, что произошло.
Я понял это ещё лучше, увидев её сейчас в столовой, сидящей в одиночестве и читающей книгу, ковыряясь в спагетти на тарелке. В конце концов, опыт с Ричи был ещё свеж в моей памяти. Чем её поступок отличается от того, что сделал я? Мы оба напали на воплощения страданий своего прошлого. Мы оба подчинились своей человеческой природе.
Слишком ли поздно для Нины? Я задумался, глядя на неё. Нанесён ли ей уже ущёрб?
Я глубоко вздохнул и направился к ней.
"Ничего, если я присяду?", — спросил я, подойдя к ней.