Глава 4. Часть 17.
В сентябре этого года Соединённые Штаты выслали морскую пехоту в качестве миротворческих сил в Бейрут. Я знаю, это приведёт к тому, что 240 из них погибнут от рук мусульманских экстремистов. Они разместились в Бейруте, и у меня появилась возможность для небольшого эксперимента. Могу ли я, с чистой совестью, просто позволить этому произойти, не пытаясь как-то это предотвратить? Не могу.
Вопрос вот в чём: как я могу предотвратить это? Я задумался над этим, пока я читал о миротворческих силах так много, как только мог. План созрел у меня в уме к концу сентября.
Воспользовавшись обычной бумагой и ручкой, я набросал письмо главнокомандующему американских сил в том месте. Я заявил, что я американский мусульманин, и что я получил информацию о планирующейся атаке через своих родственников в Ливане, что были частью экстремистов, но не таких радикальных, как их друзья. Я объяснил, где это произойдёт и когда. Я сделал 25 копий письма и запечатал их в разные конверты, каждый из которых я подписал как СЕКРЕТНО. Я наклеил марки на все письма, и затем одолжил машину моего отца субботним утром, говоря ему, что поеду на дневную вечеринку. Я пообещал, что не буду пить, и он дал мне ключи.
Я уехал из дома в 9 утра, выехал на трассу и направился на запад. Спустя четыре часа я был в Сиэтле, большом, незнакомом мне городе, в котором я никогда не жил. Я пытался быть осторожным, и, если бы какие-то федералы захотели найти отправителя письма (а я был уверен, что так они и сделают), я не хотел, чтобы след привёл их в Спокану. Я бросил письма в почтовый ящик у окрестности города. Быстро пообедав, я направился домой. Я попытался. Моя совесть чиста.
Конечно, у меня не было гарантий, что мои письма дойдут до них, или, если они всё же дойдут, их воспримут серьёзно. Я надеялся, что этого будет достаточно, чтобы они хотя бы приняли меры предосторожности.
Весь день я слушал новости по радио. 15-ое октября, день, когда случилась атака. Ничего не было слышно о трагедии в Бейруте. Но к концу дня появилось сообщение.
"Американские морпехи", — объявил диктор, — "взяли в плен группу мусульманских экстремистов, что подготавливали орудия тяжелого калибра возле бараков морпехов, очевидно, намереваясь обстрелять солдат, что были внутри. Источник говорит нам, что морпехи получили информацию об атаке от анонимного источника. Генерал…"
Я сделал это! Я предотвратил трагедию! Мусульман, что собирались взорвать бараки, уничтожить их и убить 240 солдат внутри, поймали до того, как он успели это сделать. Я изменил ход истории!
Восторженный, я расхаживал семь дней, светясь от гордости за то, что я сделал. Что ещё я мог изменить? Катастрофа шаттла Челленджер произойдёт через пару лет. Я мог попытаться предотвратить и это. К концу этой недели мне казалось, что я могу предотвратить и Войну в Персидском Заливе.
И затем наступило 23 октября. Я проснулся под новость о том, что смертник на грузовике, наполненным взрывчаткой, въехал в бараки морпехов, убив множество людей внутри. Мой восторг мгновенно исчез, когда я услышал это.
Через два дня объявили число жертв. Погибло 240 морпехов. 240! Это число внушало мне ледяной ужас.
В моей прошлой жизни мусульмане, вооруженные восьмимиллиметровыми российскими миномётами, обстреляли морпехов за пределами базы. 240 человек погибло в ходе атаки. В этой жизни я предотвратил эту трагедию, но неделю спустя смертник сделал это вместо них. 240 человек погибло в ходе атаки. Я задумался, одинаковый ли список погибших в обоих жизнях. Инстинктивно я знал, что так оно и было. Ничего я не предотвратил. Погибло 240 морпехов, словно им было суждено умереть. Словно им было суждено!
В этой жизни я предотвратил смерть Трейси. Ей тоже суждено умереть? Неужели она просто погибнет другим способом? Мог ли я что-то сделать? Мог ли я действительно что-то изменить? Неужели мне суждено вновь быть парамедиком в долгах? Неужели Майку суждено быть безработным неудачником? Неужели Нине суждено быть стервой из приёмного отделения? Если так, то в чём был смысл возвращаться? В чём вообще смысл?
Всю следующую неделю я был подавлен из-за новостей о трагедии в Бейруте, но меня немного порадовала новость об удачном вторжении в Гренаду пару дней спустя. Нина, которая знала меня лучше, чем кто-либо, заметила моё подавленное настроение и попыталась найти его источник, в своём осторожном стиле. Я ничего не говорил ей, заявляя, что всё в порядке.
Что я мог ей сказать? Как я мог рассказать ей о том, что тревожит меня? Что я боялся, что смерть ходит по пятам за моей сестрой? Что я боялся, что все мои действия за последние восемнадцать месяцев были бессмысленны?
"Ты веришь в судьбу?", — спросил я её однажды в автобусе, пока мы ехали на занятия.
"Судьбу?", — переспросила она, глядя на меня. — "О чём ты говоришь?"
"Знаешь, словно всё предопределено. Что нам предписано следовать одному пути, и мы не в силах этого изменить?"
"Нет", — ответила она. — "Ты же тоже не веришь в это, да?"
"Раньше не верил", — сказал я. — "Но в последнее время я стал задумываться над этим."
"Билл, у тебя всё хорошо?", — нежно спросила она. — "В последние несколько дней ты был очень… напряжён. Что беспокоит тебя?"
"Ничего такого, что я мог бы выразить словами", — сказал я ей. — "Думаю, я просто переживу это."
Я повернулся к окну, наблюдая за дорогой, но тут я почувствовал её руки на моих плечах. Они сжимали их и массировали, вынуждая меня расслабиться. Это было так прекрасно, что я закрыл глаза, откинул голову назад и вздохнул.
"Это потрясающе", — сказал я ей. — "Где ты этому научилась?"
"Читала о технике массажа", — ответила она. — "Я всё правильно делаю?"
"Идеально", — сказал я, закрывая глаза, позволяя ощущениям унести меня.
Когда я чувствовал, как я её руки сжимают и ласкают меня, мысль пришла ко мне в голову. Нина без разрешения прикоснулась ко мне. Она просто потянула руки и положила их на меня. Нина, которая была настолько стеснительной, что даже улыбаться боялась. Которая не могла отвечать на уроках. Которая даже не думала о том, что она может прикоснуться к кому-то, с разрешения или без, когда я впервые подошёл к ней.
Нина изменилась. Она больше не была серой мышкой, над которой все шутили. Теперь у неё есть друзья. Я, Трейси Синди, даже Майк. Она научилась находиться в обществе людей, до такой степени, что даже траву курила на вечеринках. Я не мог представить, что она может стать доктором Блэкмур, которую я однажды знал. Она может стать доктором Блэкмур, но она уже не будет таким человеком. Она не может стать таким человеком, потому что изменилась её психология, что формировала её прошлую личность. Может, что-то действительно способно измениться? Может, людям и суждено идти по определённому пути, но правила могут меняться?
В нежных руках Нины я обрёл надежду.