Глава 5. Часть 4.
Когда я вернулся домой с работы этим вечером, моя мама сидела на диване и смотрела телевизор, работая над каким-то своим проектом по работе. Я бегло поприветствовал её и направился в свою комнату.
"Билл?", — спросила она. — "У тебя всё в порядке?"
Я остановился и повернулся к ней.
"Конечно, мам", — ответил я. — "А почему должно быть иначе?"
"Твой отец рассказал мне о том, что вы с Ниной расстались", — сказала она. — "Просто хотела узнать, как ты с этим справляешься."
Я даже не пытался объяснить ей, что мы с Ниной даже не были в отношениях, чтобы расставаться. Даже я теперь в это не особо верю.
"Всё хорошо, мам", — убедил я её. — "Я справлюсь с этим."
"Надеюсь на это", — сочувствующе сказала она. — "Знаешь, она мне очень нравилась. Мне казалось, вы были прекрасной парой."
Я слабо улыбнулся ей в ответ.
"Билл, я не пытаюсь учить тебя как жить или что-то такое", — продолжила она, — "но я думаю, что она стала для тебя хорошей парой. Будь я тобой, я бы сделала что угодно, чтобы вернуть её. Честно."
"Спасибо, мам", — пробубнил я, не особо понимая, за что именно я ей благодарен.
Почему никто не говорил мне этого месяц назад, или год назад, или даже двадцать четыре года назад?
Конечно, я обманываю себя, потому что мне это, на самом деле, говорили. Трейси сказала это прямо, хотя я и отказывался слушать её. Мать и отец тоже говорили, хоть и были не так прямолинейны.
Как часто они обращались к Нине как к моей девушке в разговоре со мной или с кем-либо ещё? И как часто я огрызался на них за это, порой очень сильно грубя в ответ? Слишком часто.
"Ну, считай это моим материнским советом дня", — сказала она. — "Если ты чувствуешь себя плохо, то, может, это поможет."
Она подняла со стола конверт и передала его мне. Я сразу узнал на нём почерк своей сестры.
"Это от Трейси?", — спросил я.
Когда она уехала в Калифорнию, мы не могли больше нормально контактировать с ней. Она позвонила всего два раза, и один из них чтобы сказать нам, что она нормально доехала, и теперь пришло это письмо. Она жила в общежитии и было практически невозможно общаться с ней.
"Да", — кивнула мама. — "И очень вовремя. Клянусь, вот отправляешь детей в колледж, и они забывают о твоём существовании…"
Я открыл конверт и присел на диван, достал из него исписанный лист бумаги и раскрыл письмо.
"Дорогие мама, папа и Билли", — начиналось письмо. В основном, она писала, чтобы сообщить нам, что она жива, у неё всё хорошо. Она говорила, как ей нравятся её занятия и погода в Калифорнии, как ей нравится жить в общежитии. Рассказывала о своей работе в библиотеке кампуса, которая поможет ей сейчас прокормиться. И в конце она сказала нам, что встретила парня, и что она теперь с ним встречается. Его звали Даррен Максвелл.
Даррен Максвелл. Я никогда в жизни не слышал этого имени. Но по какой-то причине оно вызвало у меня чувство страха. Я продолжил читать её письмо, написанное далеко не женственным почерком, и занервничал ещё больше, осознавая почему.
Он был игроком в бейсбол, поступил в колледж на спортивную стипендию. Игрок в бейсбол. Он спортсмен, как и парень, которому было предначертано стать причиной её смерти. Это же так глупо, я волновался за неё просто потому что она встречается со спортсменом. Но мне не казалось это глупым. Это вызывало у меня сильное замешательство. Мне стало интересно, какую машину он водит и нравится ли ему выпивать на вечеринках.
С этими тяжелыми мыслями я положил письмо обратно в конверт и вернул его на стол.
"Что такое, Билли?", — спросила меня мама. — "Ты прямо побледнел."
"Ничего, мам", — сказал я, поднимаясь с дивана. — "Думаю, я пойду спать."
На полпути по лестнице осознание пришло ко мне. Я понял, почему меня так смутило имя Даррена Максвелла. У него такие же инициалы, как и у Дэвида Митчелла. Эти имена очень похожи. Интересно, похожи ли эти парни внешне? Может, я просто параноик, может, инициалы и любовь к спорту — это лишь совпадение, которое ничего за собой не несёт. Каждый раз, когда я пытался убедить себя, что у меня просто паранойя, я вспоминал о Бейруте, и о том, как Нина сидит одна в столовой, читает книгу, прежде чем она уйдёт в медицинскую школу, одна.
"Господи, это всё так жутко", — пробормотал я.
Я лёг в кровать, но ещё долго не мог уснуть.