— Яринка, я знаю, ты здесь и слышишь меня. Выходи, так нельзя, — тихий голос бабушки подействовал стократ лучше, чем крики и угрозы.
— Ах, ты ж! — Мария снова замахнулась на ребенка, едва девочка зашла в дом.
— Не смей, — привычно тихо произнесла Акулина Фоминична, и ее дочь вжала голову в плечи так, словно ее ударили.
Возвращаться в Снежное было грустно. Оставалась еще надежда, что скоро в школу, а туда Яринка хотела пойти, хотела так сильно, как и все дети. По крайней мере, в то время они, дети, все еще стремились учиться. Ее не взяли. Не хватило двух месяцев до семилетнего возраста, а тогда с этим было строго. Ребенок остался в одиночестве, высиживая долгие часы на подоконнике в ожидании, когда Сашка придет с учебы. С братом отношения заладились как-то сразу, а вот с сестрой Ларисой, старшей на четыре года, зародилось противостояние, которое впоследствии затянулось на всю жизнь. Как две капли воды похожая на мать внешне, старшая сестра унаследовала и характер Марии. И не могла терпеть мелкую приставучку, смотревшую едва ли не влюбленными глазами на красавицу-Лорочку. Яринка была презрительно обозвана малявкой и рыжей, хотя пшеничные кудряшки младшенькой лишь слегка подернулись медным оттенком.
— Не смотри на меня так! — рычала Лариса на мелкую, и та мгновенно зажмуривала свои огромные, на тот момент уже темно-зеленые, глаза. Лишь бы только сестра не ругалась.
— Почему она такая? — спрашивала Яринка тихонько у Сашки, пока никто не слышит.
— Какая? — пожимал непонимающе плечами второклассник-брат.
— Красивая… такая красивая и такая злюка, — обиженно шмыгала носом мелкая.
— Скажешь тоже, красивая. Вот ты у меня красивая, глазастик, — смеялся брат.
Тогда они не понимали, что раскол уже произошел. Что наступит день, и повзрослевшая Лариса станет едва ли не врагом собственным брату и сестре, которые до последнего будут держаться друг за друга.
Посмотрев пару месяцев на неприкаянного ребенка, шатающегося по дому, отец почесал в затылке и отвел девочку в балетный класс при заводском Дворце культуры. Яринка влюбилась в танцы с первого па. Не в сцену, не во внимание зрителей. Нет, она влюбилась в холодный металл "станка", в "пыточные" пуанты, во французские названия движений танца. Ее сердце трепетно замирало, стоило лишь услышать:
— Фуэте, гран батман, гран плие…
Весь мир девочки замкнулся на точеной фигурке балетмейстера, сконцентрировался на ровном тихом голосе. Яринка нашла для себя новую сказку, которая ей заменила утраченный лес и бабушку.
— Ну и зачем все это? Пусть лучше к школе готовится, — недовольно ворчала Мария, считая выходку мужа и увлечение дочери пустой тратой времени.
— Она и так готова, а книжки глотает — не напасешься, хорошо хоть со следующего года сама сможет ходить в библиотеку, — почти невинно улыбался Володька, радуясь блестящим глазам младшенькой. Несмотря на все ссоры, пересуды и домыслы, он знал, чувствовал, что это именно его дочь. И любил ее.
Год промелькнул незаметно. И снова было лето, и был бабушкин лес. И новый кусочек чуда, разделенный с братом на двоих. Ларису в этот год, как и во все последующие, отправили в пионерский лагерь, но младшенькие не сильно переживали на этот счет и не завидовали. Да и чему завидовать, если у них есть такая замечательная бабушка, и парное молоко с теплым хлебом, и целых два пруда, чтобы с рассвета и до сумерек ловить рыбу. А еще сад со всякими вкусностями: яблоками, абрикосами, грушами, черешнями, вишнями и сливами. Много ли нужно детям для счастья, когда им семь-девять лет? Они были счастливы.
Аз, буки, ве… веди меня
Первый раз в первый класс. Столько чувств, столько радостных эмоций, предвкушение чуда — все это рухнуло в бездну на второй же день.
— И что я здесь делаю? — спросила сама себя Яринка, внезапно осознав, что она не только почти на год старше всех из-за злополучных двух месяцев, но еще и знаниями ушла далеко вперед тех, с кем предстояло учиться.
— Кар-кар, — ответила белая ворона, слившись с девочкой, став ее незримой тенью. И видимым клеймом.
Уроки. Сорок пять минут страданий. Пятнадцать минут глотания строчек из книги, принесенной в ранце в школу уже на пятый день учебы. За пять минут нарисовать в "прописи" злополучные палочки, над которыми класс будет страдать весь урок, и считать галок за окном в ожидании звонка. И снова, и снова. Пока не прозвенит последний и, закинув ранец на плечи, можно бежать домой, заскочив по пути в библиотеку за новой порцией "еды".
— Да ты глотаешь, не прожевав, как утка, — удивлялась библиотекарь, два раза в неделю видя глазастую девочку в очках, менявшую четыре книги на четыре. Новых, не прочтенных.
— Угу, ем, — отвечала Яринка, радуясь, что теперь сама может приходить сюда, но огорчаясь, что можно взять за один раз лишь четыре книги. И летала домой — глотать Жюля Верна и Фенимора Купера. Зачитываться амурскими сказками и, распотрошив веник, мастерить из тонкой проволоки копья и остроги, а если очень постараться, то и нарты получатся. Правда, за веник досталось по шее. И Яринке, и Сашке, поскольку игрались в амурских охотников вместе, а значит — веник на счету обоих.
А еще были уроки балета, и можно даже не дышать, парить по дощатому полу на кончиках пальцев. Она могла так даже без пуант. Растворяться в бесконечности… раз-два-три, раз-два… Но только три раза в неделю. Жить не так, как все. Быть не такой, как все. И находить счастье там, где никто не догадался бы. А еще тонуть в снах, сказочных видениях. Иногда казалось, что девочка не просыпается вообще: открывает глаза, встает с постели, ходит в школу… и продолжает спать при этом.
Одноклассники сторонились старшей и высокой по меркам первого класса девочки. Яринка не жаловалась, отсиживая урок за уроком, получая свои стабильные пятерки, чем любви к себе не добавляла. Но ей было все равно, она жила в своем мире. Где-то там ждут вкусные строчки книжных миров, где-то там щиколотку стянут атласные ленты и невесомо вспорхнет балетная пачка. Попытки других детей задеть дразнилкой пресекались равнодушным взглядом исподлобья.
И все бы ничего, но белокурая Маринка распустила косичку. Живчик-отличница Маринка, высокомерная заводила и всеобщая любимица, пролетая вдоль стены, зацепилась лентой, и косичка растрепалась. Надо было переплести, чем, собственно, девочка и занялась. Бело-золотая волна хлынула по плечам, расплескавшись по спине ниже пояса. Вздох-стон вырвался из груди Яринки, она так и застыла с открытым ртом, пытаясь проморгаться. Одноклассница внезапно превратилась в фею. В сказочную принцессу-златовласку. Все поплыло, замедлилось, как в затормозившейся киноленте. Длиннющие густые золотистые ресницы медленно поднялись, открывая голубые глаза. Заворожено-томный поворот головы.
— Ир, помоги, пожалуйста, мне мама их заплетает, — Маринка обратилась к Яринке, поскольку та стояла ближе всех, да и девчонки разбежались из класса — не просить же мальчиков.
— Да… да… — пролепетала Яринка, не веря в то, что ей позволят прикоснуться к этому чуду, волшебству. И все же ловкие пальцы, движениями, выверенными на собственных длинных волосах, уже сплетали аккуратно косу, приглаживая волосок к волоску. Никто не заметил, что сердце девочки готово выскочить из груди.
И каково же было удивление Борьки, единственного из мальчишек, кто был ростом выше Яринки, когда он дернув в очередной раз Маринку за косу, не получил привычно букварем по голове. Вместо этого в его горло впились цепкие, натренированные удержанием позиции на балетном "станке" пальцы зеленоглазой бестии. Обычно спокойная и равнодушная ко всему Яринка напоминала фурию в бешенстве.
— Не смей! Убью! — вызверилась девочка на ошалевшего одноклассника.
Больше ни Маринку, ни других девочек никто из мальчишек не дергал за косички. Яринку начали бояться.
Мальчишки-то боялись, а вот девчонки начали потихоньку пытаться знакомиться ближе с тихой и замкнутой Яринкой. Она не протестовала, не отстранялась. Одноклассницы очень удивились, внезапно поняв, что она вовсе не гордячка, а наоборот — чаще робкая, но если правильно раззадорить, то может долго и интересно рассказывать истории, прочитанные в книгах… а иногда и выдуманные. Постепенно странная девочка приживалась в классе, все чаще улыбаясь и все с большей охотой прибегая в школу. Еще бы не бежала… там же Маринка. Белокурая фея. Мечта. С которой просто хочется быть рядом. И иногда прикасаться, словно случайно. Маленькие радости маленькой девочки.
К зиме приехал Валентин. Старший брат Марии. Вернулся из Хабаровского края, привезя страшную болезнь, с которой сразу же был помещен в Донецкую центральную больницу. Все близкие и родные испереживались до такой степени, что "слабый пол" впал в состояние перманентной паники, передавшейся даже детям. Слетевшиеся родственники разместились в доме Марии и Володьки, занимая все свободное пространство. В основном это были представители семьи Володьки, усердно поддерживающие невестку и сваху.
— А чего вы все плачете, он ведь не умер? — изрекла свое веское Яринка, недоуменно глядя на все это безобразие, обязанное, по всей видимости, означать ту самую поддержку и участие.
— Как это чего? Операция же, легкое вырежут! — просветил кто-то девочку.
— Ну и что? Ну, вырежут, — ребенок отказывался понимать панику, хотя окружающим казалось, что в восемь лет пора бы стать взрослей и не задавать глупых вопросов старшим.
— Да он же не бережет себя, курит, пьет… — заголосила очередная родственница, щедро сдабривая слезами, всхлипами и визгами свои слова.
— Хм, и будет… будет пить и курить, и сто лет проживет, — не терпящим возражений тоном провещало дитятко и, горделиво устремив нос в небо, удалилось в детскую комнату.
Валентин спокойно перенес операцию и к концу декабря вернулся из больницы вполне живым, хоть и не совсем здоровым. Паломничество родственников рассосалось по собственным жилищам, резко вспомнив о неотложных делах. На самом-то деле памятуя, что когда Валька и Володька сходятся вместе, то туши свет — лучше быть подальше.
Близился Новый Год. Единственная ночь в году, когда детей не укладывали спать в девять часов вечера. О да, с этим вопросом было строго.
— Жижу фу, и в люлю, — говорил отец и выключал свет. Спорить с родителем детки не решались.
И все же новогодняя ночь диктовала свои условия. Это был праздник, причем — особо почитаемый в семье. А еще в эту ночь верилось в волшебство. Не в дедморозовское, в какое-то свое, в чудеса. По крайней мере, верилось Яринке-фантазерке. А после и взрослому серьезному Валентину.
Дом располагался напротив церкви. Власти косились на "культовое здание", учителя по праздникам гоняли учеников, дескать, нечего приобщаться к "опиуму". Яринке было с высокой колокольни и на власти, и на учителей, и на церковь. Лично ее интересовала огромная заснеженная площадка перед воротами, куда девочка и тащила своего дядю, внушая мысль о том, что они идут смотреть королеву гномиков. Валентин улыбался на чудачества ребенка и полностью отдался во власть фантазий и цепких пальчиков племяшки — соскучился по мелкой. За что и поплатился.
Маленькое, росточком с гриб, серое создание в белой мантии явилось-таки на призыв девочки. Призыв был мысленный, как утверждала сама Яринка, довольно громко нашептывая "мысли", сплетая в незамысловатее детское "заклинание". Домой вернулись лучащийся радостью ребенок… и слегка позеленевший дядька.
— Вааль, ты чего? — обеспокоенно спросил Володька шурина.
— Я… она… я видел эту еённую королеву, — коверкая слова, выдавил Валентин.
— Да брось, пить надо меньше, — сестрица слишком хорошо знала брата.
— Маш, даже не росился, ждал полуночи, могу дыхнуть, — растерянный Валик оправдывался перед сестрой.
— И лучше выпей, — Володька щедро налил в стакан водки и протянул шуряку. Тот отказываться не стал.