Зная, что жить мне предстоит вечно, я не слишком понимала на самом деле, как это долго. Но во время поездки в аэропорт начала наконец представлять, на что похожа вечность.
Всю дорогу Мэдди говорила только о Сете. Перерыв сделала всего раз — когда взглянула на часы и засомневалась, успеем ли мы к рейсу. Я в этом не сомневалась. Поскольку знала, что брошу машину и потащу Мэдди на спине, лишь бы она не опоздала и мне не пришлось везти ее обратно в город. Едва она успокоилась на этот счет, решив, что успеем, как тут же снова вернулась к Сету.
Сет, Сет, Сет.
Во всем мире существовало только три человека, которых, расскажи они подобную историю, я не заподозрила бы в том, что меня дурят. Увы, одним из них была Мэдди. Она говорила правду. Это я и по лицу видела, и чувствовала — той частью своего существа, должно быть, которая сознавала, насколько серьезна последняя размолвка между мной и Сетом.
Через какое-то время я словно отупела и думать перестала вовсе. Доставив Мэдди в аэропорт, поехала обратно, почти не замечая уже, что творится на шоссе. Дома пообедала, посмотрела по телевизору мультфильм «Рождественская история». Приняла горячую ванну, потом — пять глотков водки и смогла наконец уснуть. На диване в гостиной. Войти в спальню, где пал ангел, заставить себя так и не сумела.
Замечательный канун Рождества.
На следующий день нас ждали к обеду Терри и Андреа и за мной заехал Сет.
Держался он натянуто, но все же, увидев меня, улыбнулся.
— Выглядишь потрясающе.
— Спасибо.
Это я и сама знала. Два часа потратила на сборы и последние тридцать минут провела, просто стоя перед зеркалом. Проверяя мельчайшие детали. Длинные стройные ноги. Облегающее красное платье. Черное блестящее ожерелье на изящной шее. Ниспадающие на спину волной золотисто-каштановые волосы. Глаза, подведенные черным карандашом и золотистыми тенями. Бледно-персиковая помада на губах. Высокие скулы, безупречная кожа. Красивое лицо.
С ног до головы — красива.
Хоть тщеславием назовите, хоть себялюбием, но это было так. Очень красива. Красивей Мэдди. Красивей любой смертной женщины. Глядя на свое ошеломляющее отражение, я молила его сказать, что Сет меня захочет. Должен захотеть. Как же иначе?
Но понимала, что никакая красота не скроет душевной муки. И Сет действительно это заметил. Перестал улыбаться.
— Как ты узнала? — спросил он.
Я уже взяла в руки пальто, но тут бросила его.
— А ты как думаешь? Она сказала. Насилу дождалась подходящего момента.
Он вздохнул, присел на диванный подлокотник. Уставился в пространство.
— И что? Будешь молчать? — спросила я.
— Мне жаль. Господи... очень жаль. Я не хотел, чтобы ты узнала об этом так.
— Собирался сам рассказать?
— Да... конечно.
Голос его был таким родным, звучал так трогательно, что гнев мой, готовый обрушиться на его голову, слегка поостыл. Я заглянула в любимые янтарно-карие глаза.
— Она... сказала, что ты не пил. Но ты ведь выпил, правда? Поэтому все и случилось? — пролепетала я с интонациями десятилетней девочки.
И испугалась, что смотрю на него с такой же мольбой, как Ясмин — на Джерома. Лицо его ничего не выражало.
— Нет, Фетида. Я не пил. Совсем.
Я села в кресло напротив.
— Тогда... как же это вышло?
Некоторое время он боролся с собой. Хотелось открыться. Но страшно было причинить мне боль.
— Я чувствовал себя ужасно в тот вечер. Думал уже на самом деле позвонить этому... как его... Нифону. Решился... ради нас с тобой. Но только собрался, как встретил Мэдди. Я был... не в себе, наверное. Плохо соображал. Потерял разум. Она попросила пойти с ней в бар, и я согласился, прежде чем понял, что делаю.
Он взлохматил волосы. В глазах появились растерянность и печаль.
— И с ней... оказалось так спокойно. Легко. Приятно. После того что произошло у нас с тобой, я был... э-э-э...
— Распален? На взводе? Женщину хотел?
Он поморщился.
— Вроде того. Но... нет, не знаю. Хотел чего-то большего.
Разговор наш вдруг прокрутился у меня в голове в обратную сторону.
— Ты собирался позвонить Нифону?
— Да. До этого он сам мне звонил. Сказал, что готов в любой момент заключить сделку. Тогда это казалось безумием... но после нашей ссоры... Я подумал, что, может быть, и стоит это сделать — ради того, чтобы жить той жизнью, какой хочется... и чтобы ты не беспокоилась больше обо мне.
— В таком случае появление Мэдди было благословением, — пробормотала я.
Господи Иисусе. Он всерьез задумался о продаже души. Нифон, когда я велела ему оставить Сета в покое, пропустил мои слова мимо ушей. Глотку мало перегрызть черту... но с местью придется подождать.
Я сделала глубокий вдох.
— Ладно, — сказала я. — Что было, то прошло. Я не в восторге, конечно, но... забудем.
Сет посмотрел непонимающе.
— Ты о чем?
— О том. О приключении с Мэдди. Ты немного развлекся. Ничего страшного. Несправедливо же в самом деле, что только я себе это позволяю. Вот и забудем.
Некоторое время он молчал. В кресло ко мне прыгнула Обри, потерлась головой о руку. Я стала гладить ее, дожидаясь, пока Сет ответит.
— Джорджина, — сказал он наконец. — Ты знаешь... я тебе говорил. Я не развлекаюсь подобным образом.
Рука моя замерла на кошачьей спине.
— Что?
— Я не развлекаюсь подобным образом.
— Ты хочешь сказать, что... собираешься встретиться с ней еще раз?
Вид у него сделался совсем несчастным.
— Не знаю.
Я не верила своим ушам.
— А что будет с нами?
— Не знаю.
Снова разозлившись, я, к досаде Обри, вскочила.
— А что ты знаешь? — спросила я. — Знаешь хоть, почему ты это сделал?
— Ну, там была не одна причина, — ответил он. — Множество. Просто все так сошлось...
Я уперла руки в бока, шагнула к нему.
— Правда? Что-то не верится.
Сет посмотрел на меня настороженно.
— Что ты имеешь в виду?
— Что ты на самом деле отплатил мне за отказ. Я разозлила тебя. Обидела. И ты решил проучить меня. Заставить страдать.
— Я решил... Ты с ума сошла? По-твоему, я на это способен? Проучить тебя? Заставить страдать? Лишь за то, что ты отказалась заняться сексом?
— Почему бы и нет? — спросила я. — Секса от меня хотят все мужчины. Разве ты исключение?
— Джорджина... ты так не думаешь, — сказал он недоверчиво. — Ты же знаешь, что дело не только в сексе. Я говорил это много раз. И никогда не причинил бы тебе страданий умышленно. А еще...
— Что — еще?
Он отвел взгляд, уставился на ковер под ногами.
— Я не знаю, можем ли мы выстроить наши отношения так, чтобы я не заставлял тебя страдать.
— Ну, если ты не будешь спать с моими подругами...
— Что подруги... поводов найдется множество. Я могу, например, попасть под машину или заболеть. Если ты сдашься и переспишь со мной, ты возненавидишь себя после этого навсегда. И будешь казниться, если я сдамся и продам душу. Страдать тебе придется в любом случае. Рано или поздно. Я понял это в тот вечер... по твоему лицу, когда ты кричала на меня. Понял, что так и будет.
— Я... я расстроилась, — сказала я. — И потом... мы ведь и не ждали легкой жизни. Секс тебя не волновал поначалу...
— Все меняется, — сказал он жестко.
Встретился со мной глазами, и я вновь увидела в них внутреннюю борьбу.
— К тому же тогда я думал, что страдать придется мне, а не тебе. Сам бы я справился.
— Хочешь сказать, я не справлюсь?
— Хочу сказать, что проверять это не намерен. И, честно говоря, дело даже не в сексе. У нас возникли трудности с общением, временем... смертью, в конце концов, черт меня побери. Я и впрямь не знаю, стоит ли нам оставаться вместе.
Мне показалось, как в миг смерти Джоэля, что меня засасывает черная дыра.
— И после всех твоих призывов к откровенности, — сказала я, — ты вываливаешь это на меня сейчас? Уж если приходят в голову такие мысли, надо говорить сразу... а не пугать разрывом, когда и без того все плохо.
— Последнее не совсем понял... но я тебя не пугаю. И пытался на самом деле поговорить сразу. Когда ты меня массировала. Ты не стала слушать. — Сет глубоко вздохнул, — Джорджина... я говорю прямо. Думаю, нам лучше расстаться.
Я открыла рот.
Что-то не то происходило. Совершенно не то. Я думала, мы выясним отношения, бурно, как это порой бывало, но выясним. Он попросит прощения. Я выдвину новые условия. У меня позиции тверже, и мне решать, останемся мы вместе или разойдемся.
Того, что мне придется просить, я не ожидала.
— Нет. Нет. Мы придумаем, как с этим справиться. Послушай, Сет, Мэдди я переживу, правда. Хочешь спать с другими женщинами — пожалуйста, я всегда это говорила. Просто в первый раз... ну, шок случился, только и всего.
Он смотрел на меня молча, а я никак не могла остановиться.
— Мы придумаем. Раньше же придумывали?.. Найдем способ. Ты не вправе принимать такие решения один. Нас двое, помни.
— Да, — сказал он. — Помню. Я один из двоих. И я хочу уйти.
— Нет, — сказала я пылко, — не хочешь. Дичь какая-то... ты не можешь этого хотеть.
Сет опять промолчал, что было хуже всего. Лучше бы нагрубил в ответ. Но он просто смотрел на меня и слушал. С видом грустным и в то же время решительным.
— Ты сам говорил, что мы со всем сумеем справиться. — Я повысила голос. — Почему же с этим не можем?
— Потому что слишком поздно.
— Нет, не поздно. И если ты уйдешь... из-за такой ерунды... ты заставишь меня в конце концов страдать. И меня, и Мэдди.
— Это невеликие страдания, — сказал он. — Бывают хуже. Что же касается Мэдди... ее я страдать не заставлю. Она... мне нравится.
— А меня ты любишь.
— Да, люблю. И, думаю, буду любить всегда. Но наверное, этого недостаточно. Мне нужно двигаться дальше. С тобой — не получается. А с Мэдди... не знаю, возможно, что-то хорошее и выйдет. В каком-то смысле она — твое подобие, только...
Сет говорил сбивчиво, что случалось с ним в минуты сильного волнения. Тут и вовсе умолк, закусил губу, словно не прочь был забрать свои слова обратно. И отвел взгляд.
— Что — только? — спросила я, не слыша собственного голоса.
Он снова посмотрел на меня.
— Только... более человечное.
И это был конец.
Боль и гнев разом исчезли. Во мне ничего не осталось. Совсем ничего. Я была пуста.
— Проваливай, — сказала я.
Сет побледнел. Видно, в голосе моем и выражении лица было что-то по-настоящему пугающее. Он неуверенно протянул ко мне руку.
— Я не хотел тебя обидеть, Фетида. Изви...
— Никогда больше не называй меня так.
Я отступила. Сама не знаю, как слова эти сходили с языка. Будто говорил за меня кто-то другой.
— Уходи. Сейчас же.
Сет открыл рот, и на миг мне показалось, что решительность его вот-вот рухнет. Но этого не случилось.
Он ушел.