- Так уж и до Луны, - хрюкнул Вовчик. - А ты что думаешь?
Фил ничего не думал. О чём бодро и сообщил.
Остаток ночи прошёл в стратегическом планировании.
А наутро - опять ловля строптивой твари; цирковой трюк с вплетением её в упряжь, трюки на дороге - проезжие возбуждали в мерине странные желания, его так и тянуло всех их обнюхать... Вовчику это надоело до смерти ещё вчера, к тому же он очень хотел спать, но оставить капризную поганку на попечение женщины, которая ещё чёрт его знает как с ним справится... Вот и свистит размочаленный уже двухметровый горбатый хлыст, выбивая пыль из мериновой шкуры.
И мост, Новый Марьинский, хотя ему уже за триста лет... Сложный узел развязки, бывший когда-то, наверное, предметом гордости местных мостостроителей, осыпался весь, как конфетти с ёлки; одни расставленные полукружьями опоры от него остались. Незатейливая фантазия послевоенных дорожников создала пандусы-насыпи, по которым можно было малым ходом заехать на полотно моста; мост старались поддерживать, но он и сам оказался крепко поставлен, держался до сих пор, несмотря на то, что в покрытии возникали уже опасные впадины, выбоины и вообще провалы, в которые сквозь переплет ферм можно было почти с двадцатиметровой высоты наблюдать, как внизу орудуют браконьеры - правда, о каких браконьерах может идти речь, если... Гляньте по сторонам, какой тут закон, какой рыбнадзор, голубой, понимаете ли, патруль: ха-ха три раза.
Лошак норовил обнюхать каждую впадину, суицидник хренов, разок даже примерился нырнуть в провал секции перил, но ограничился тем, что проскрёб телегу бортом по высокому бордюру, отделявшему пешеходную дорожку промахнулся.
На другом берегу начиналась прекрасная скоростная магистраль - точнее, то, что от неё осталось; так и хочется сказать: прямая, как стрела: ни фига не прямая, она плавной вытянутой немного на север дугой тянулась до самых пригородов - километров двадцать относительно ровной дороги - о! ровная дорога - как это прекрасно, когда едешь на неподрессоренной телеге, которую к тому же мотает от одной обочины к другой бестолковая лошадь... Солнце опускалось за ломаную линию городских развалин почти по осевой - если бы на дороге сохранилась разметка, получился бы превосходный восклицательный знак с жирной оранжевой кляксой вместо точки.
Давным-давно, когда гильдия ещё только разворачивалась и прокладывала пути, которые через столетия станут "народными тропами", безвестные нивелировщики спрямили по живому - правда, никто там уже не жил - взорвали квартал по нечетной стороне бывшей когда-то Народной, а теперь - безымянной улицы аж до самого моста, раскатали бульдозерами и заровняли катками. Именно там, в развалинах одного из домов на набережной и сидел, позевывая, саев карантинный патруль. Задача у него была простая, как у того демона: всех впускать, никого не выпускать. Они и трудились в меру своего разумения: где ж это видано, чтобы в саевом городе въездной пошлины не брали? И с выездной строго: не подмажешь - не поедешь. А поскольку заразы все-таки побаивались( то так и сидели в своем бельэтаже, лазерганы на мост нацелив. Несколько поджаренных лежали тут же, гнили на потребу твёрдости устоев. Кому надо было - шли, заранее руки подняв, купюрой помахивая не меньше чем десятирублевого достоинства. Для них-то посреди дороги и горел костер, прикрытый сверху решеткой. Для обеззараживания банкноты надлежало покласть на огонь, за чем следил специально выделенный лейтенантом патрульный с мощной оптикой. Правда, для гильдийских тяжеловозов карантинщики предусмотрительно делали исключение: переедет широкопрофильным колесом, или траками размелет в хлам и не заметит. Да и то - дорога-то не саева - гильдийские рабочие её и торили( и ремонтировали - поди-ка не пропусти, себе дороже: санкциями закидают: эмбарго, конфискации - весь компот, не ототрёшься потом.
(Олешка( въездной пошлины, конечно, не деньги для людей, два дня назад срубивших по-легкому десять кил капусты. Вовчик уронил бумажку на (противень(, полюбовался, как она сворачивается в трубочку. Лиза ойкнула: не все ещё знали, что новые купюры в огне не горят. В воде, правда, тонут, но где найдешь такого дурака, чтобы деньги в воде топил?
Дальше трасса шла насквозь через южные районы. Старые названия улиц подсказывал Фил: Ивановская, дальше - Славы, Типанова... Центральная дуговая магистраль. И до войны грузопёры тут ездили, а после - с большим, правда, размахом - всё выровняли, никаких ограничений, светофоров, семафоров и гаишников...
Что бы там не говорила история о крысах, собаках, голубях каких-то зубатых, тараканах, сикарахах и мародерах, в развалинах ночевать всё-таки можно. Чем они и хороши: всё, что можно было спереть полезного, спёрли сто лет назад. Ни один мародер в здравом уме не попрёт - что ему там делать? Иное дело на севере, но там страх другой, иная и корысть: заводы, заводы! Если ещё работают, конечно...
...Хотя заночевать в городе, без огня, в одиночку почти - это не фунт изюма сжевать. До самого утра кто-то шебуршал, скреб когтями по полу, грыз что-то, аппетитно так грыз, с хрустом и причмокиванием. Вторую ночь без сна Вовчик, возможно, и перенес бы, но логика подсказала ему, что если продолжать в том же духе, то затем последует третья, четвертая и так далее - вплоть до летального исхода. Очень ему не хотелось вооружать нервную дамочку: свежо было предание. Однако с сумрачным выражением лица он объяснил ей, куда в случае чего нажимать, и провалился в сон.
"Все страньше и страньше!"
Алиса Плэзнс Лидделл
- Доброе утро, - сказала Лиза, когда солнце заползло за полдень.
Вовчик, приличествующее случаю число раз зевнув, поинтересовался происшествиями за ночь. Лиза бодро отрапортовала:
- Всё отлично, никаких проблем! - после чего Вовчик потребовал пистолет обратно и, разобрав его, обнаружил закопчение ствола и недостачу двух патронов.
Положим, спал он так, что хоть из гаубицы пали, но... Он осмотрелся. Свежих следов термических повреждений на стенах и остатках потолка не было.
- В кого стреляла?
- Да так, собак погоняла немножко...
Вовчик выглянул в единственное окно, выходившее на трассу. Как нарочно сейчас же мимо с грохотом промчалась разбитая в хлам "Скания": когда-то серебристая, а теперь буро-ржавая, с болтающимися лохмотьями тента бортового прицепа. Из-под правого колеса брызнуло красным.
- Благодарю за службу! - Вовчик расстелил на плаще белую тряпочку и разложил на ней в ряд причиндалы: масленку, шомпол, протирку, ёршик, ветошь, ствольную коробку, возвратную пружину и магазин.
- Знаешь, как ваш брат-разбойник говорит, - вдруг сказал он. - "Хавку не тронь, а ствол почисти."
Лиза навалила на противоположный край каких-то дичков, настругала буханку хлеба:
- Почистил? Жрать будешь?
Вовчик клацнул затвором, прищёлкнул магазин, снова передернул затвор, поставил на предохранитель и засунул пистолет под ремень.
- Буду! - он разжевал яблоко, скорчил рожу, выплюнул: - Дрянь какая! Отравить хочешь, да?
- Знаешь как у нас, у разбойников? Не хочешь - не ешь, а продукт не порти, - обиделась Лиза. - Дурак!
- И не буду... - он запил хлеб пивом, отдающим пластиком.
Пиво кончилось; он потряс флягой, накапал чуть-чуть на ладонь и слизнул. Руку вытер о волосы.
- Тож дерьмо, только тёплое.
- Так и не пил бы!
- А больше нечего.
- Что, правда? А мне?
- Между прочим, - заметил Фил, - вода в Неве скорее всего для питья непригодна.
- А мы её марганцовочкой, - жизнерадостно заявил Вовчик; хотя, конечно, вода была непригодна вовсе не из-за каких-то сальмонелл или полумифических конских волосьев.
- Гроза ночью собиралась, - сказала Лиза, прожёвывая яблоко.
- А что наша кладбищенская лошадь? - вспомнил Вовчик. - Не съели?
- Ты знаешь, съели.
Вовчик промычал несколько невнятных слогов.
- Да? Серьезно, что ли?
- Ну да...
- Порешь! Да откуда тут собаки?
- А почему собаки? Может, крысы. Или, к примеру, муравьи.
- Съели, помолясь. Бред собачий. Где лошадь?!
07h
- Здрасьте, я ваша тетя, - сказал Вовчик через пять минут, разглядывая отпечатки копыт на мягком черноземе во внутреннем дворе.
Густая трава, заполонившая все от стены до стены, была выедена кругом диаметром метра в два, посреди которого возлежала ароматная свежая лепешка.
- Съели, значит...