— Неправда.
— Много ты знаешь! — сказал Гвин. — Вот ответь, например, что ты будешь делать после школы?
— Мама хочет, чтобы я на год уехала за границу.
— А ты что хочешь?
— Не знаю. Хочу за границу.
— А потом? Сидеть дома и выращивать цветочки для мамочки?
— Почему нет?
— А Роджер?
— Он войдет в дело с отцом. Так я думаю.
— Все на мази. Как по укатанной дорожке, — сказал Гвин.
— А что здесь плохого?
— Ничего. Ничего плохого. Я не осуждаю вас. Просто…
— Гвин! Почему ты заговорил об этом? А ты что будешь?.. Чего-нибудь особенное придумал?
Гвин молчал.
— Гвин!
— Что?
— Я серьезно спрашиваю.
— В городе, — сказал Гвин, — они считают, что я должен продолжать.
— Что продолжать?
— Учиться.
— Могу представить, — сказала Элисон. — Лет через тридцать ты будешь профессором валлийского языка!
— Никем я не буду! Мне нужно уехать отсюда. Здесь ничего нет, кроме овец.
— Я думаю, эти места много значат для тебя, — сказала Элисон.
— Они значат. Но сыт этим не будешь.
— И что же ты собираешься делать?
— В данный момент единственное, что мне светит, попасть через несколько месяцев за прилавок магазина.
— Ой, нет!
— Ой, да!
— Но почему?
— Мать считает, это для меня самое подходящее.
— Но она же может пока работать, чтобы ты продолжал учиться, — сказала Элисон. — Неужели ты должен бросить?
— У матери свои представления о моем будущем. Если я каждое утро буду уходить на работу в костюме и в галстуке, она будет вполне счастлива. Другие наши парни ходят в комбинезонах.
— Какая глупая женщина!
— Теперь, по-моему, ты говоришь злые вещи! — заметил Гвин.
Они двинулись вверх по склону и некоторое время шли по тропинке, не говоря ни слова.
— Я даже не знала, что так может быть, — сказала потом Элисон.
— С чем?
— С учебой и вообще. У меня все так легко по сравнению…
— Ладно, — сказал Гвин. — Не чувствуй себя виноватой. Ты лично тут ни при чем.
— Что же ты будешь все-таки делать, если мать заставит бросить школу?..
— У меня есть кое-какие планы, — ответил Гвин.
Они были уже на вершине горы. Перед ними простиралось плоскогорье, отливавшее множеством красок: рыжим цветом, черным, синим, и коричневым, и зеленым — и все это в жарком солнечном мареве. Невдалеке была видна пирамида из камней.
— Если б не эта дымка, — спросила Элисон, — как далеко мы могли бы видеть?
— Не знаю. Но вон та пирамида гораздо дальше, чем кажется, — сказал Гвин. — Она на самой границе нашего графства. Пошли туда…
Они уселись спиной к груде камней. Отсюда не видна была долина, только темная блестящая поверхность воды над торфяниками.
— Когда сидел у водоема перед завтраком, — спросила Элисон, — ты видел меня в воде?
— Нет. А как?
— Оттуда, где я была, из окна комнаты, казалось, наши лица совсем рядом, вот как сейчас, и что ты смотришь на мое отражение.
— Я не знал, что ты близко, пока не увидел тебя в окне, — сказал Гвин.