— Зачем? Что это?
— Вороний Камень. Сейчас увидишь. Они немного спустились по склону.
— Ой! — вскрикнула Элисон, увидев камень вблизи.
Он представлял из себя двухметровую сланцевую громаду на самом краю плато, дальше шел глубокий обрыв, и там, далеко внизу, текла река.
— Как здорово!
— Не была здесь раньше? — спросил Гвин.
— Никогда.
— Да, неплохой видик.
— Какие крутые склоны! Как же пасут овец?
— Это целая проблема, — сказал Гвин. — Но фермеры находят выход. Льюис-Джонс научился выращивать их с короткими левыми ногами — они ходят по этому краю, а его сосед Гарет Пью выращивает с укороченными правыми. Те пасутся на том склоне, головами сюда… Эти — головами туда… Одни щиплют траву слева направо, другие — справа налево.
— Ты правду говоришь? Как это жестоко по отношению к овцам!
— Почему?
— Ну, когда они на ровной земле — как же они ходят?
— Тогда им надевают на укороченные ноги специальные такие штуки, — сказал Гвин. — Их называют «валушки», от слова «валух», баран для откорма. Это старинное валлийское изделие. Его вытачивали долгими зимними вечерами. Теперь делают из пластика.
— Как интересно!
— У фермеров много занятных вещей, о которых мы представления не имеем, — сказал Гвин.
— Наверно, — сказала Элисон. — Гвин! Что ты делаешь?
Она увидела, как он опустился на колени, положил руки на камень, уткнулся в него головой. Ноги его барабанили по торфяному настилу почвы.
— Ты заболел? — вскрикнула Элисон.
Лицо Гвина покраснело от напряжения, он весь сотрясался.
— Это древний валлийский обычай, — с трудом выговорил он, продолжая трястись. — Древнее заклинание… Дождь, дождь, дождь, промочи саксонцев!.. Дождь, дождь, порази саксонцев!
— Что ты такое говоришь?! — Элисон ударила его по плечу. — Ой! Но я верю… Я, кажется, понимаю, как это было… Раньше… И теперь.
Она тоже приникла к камню. Их крики и смех напугали овец на склонах.
— Только не смей никому рассказывать, что я принимала участие в этих заклинаниях! — сказала Элисон. — Я тебе никогда не прощу… Дождь, дождь!.. — Она опять прислонилась к теплому камню.
Гвин откатился от него, уселся на краю обрыва.
— Не бойся, старушка, — сказал он. — Я сохраню твою тайну. Никто ни о чем не узнает.
Элисон села рядом с ним.
— Если б такие заклинания произнес кто-то другой, — проговорила она, — я б не знаю что… Захотела бы умереть… Особенно если при этом было бы много людей… Ведь мы и есть те самые саксонцы… Я, и Роджер, и моя мама… Но я понимаю… понимаю чувства валлийцев… Ты никому не расскажешь?
— Я же обещал, — повторил Гвин.
— А все-таки здорово, — сказала Элисон. — Кажется, я что-то новое поняла… И всем сама расскажу про это!.. «Дождь, дождь!..»
— Странная ты девчонка, — сказал Гвин. — То переживаешь не знаю как, а то тебе все до лампочки. Это вроде как если болит зуб… Не знаешь, куда деться, а только перестал — сразу забываешь.
— Если бы еще не эти совы, — проговорила Элисон со вздохом. — Так пугают меня.
— Слушай, странная девчонка, — сказал Гвин. — Мы неплохо провели время — покричали, посмеялись, залезли на самую вершину… Сейчас светит солнце, и бояться нам совершенно нечего. А что будет потом — посмотрим.
— Посмотрим, — откликнулась Элисон. — Из этой долины получилось бы здоровенное водохранилище, — сказала она немного погодя. — Только в одном месте поставить плотину, и… река сделает свое дело. А сколько рыбы будет для Клайва!
— Не очень-то вежливое предложение, — сказал Гвин. — Не мешало бы спросить у жителей… «Дождь, дождь!..»
— Перестань! Я же просто так сказала.
— Ладно. Отменяю заклинание… Ты заметила, как здесь слышен шум реки? Или если мотоцикл там, на повороте? Все звуки поднимаются кверху… сюда… Послушай реку… Слышишь?.. Они постоянные, эти звуки. Куда ни идешь, они с тобой. Ты уносишь их в своей голове, и, значит, долина тоже все время с тобой… А ты хотела ее затопить… Их слышал еще Ллью Лло Джифс перед тем, как его убили. И Гронв слышал то же самое… И мы с тобой.
— Гвин… Не надо.
— Тише. Не бойся… Слушай…
— …Предположим, — заговорил Гвин, — только предположим, что сотни и сотни лет назад в этой долине… — он обвел рукой всю ширь перед ними, — кто-то в этой долине заимел такую силу, что соорудил из цветов женщину. И предположим, что-то потом получилось не так — сила вырвалась у него из рук, вышла из повиновения… А до этого зависела от него… Как электрическая батарея, например, от проводов… Но теперь у этой силы появился собственный мозг. Собственный разум… Понимаешь меня?.. Ведь силу электричества можно использовать и для взрыва бомбы, и чтобы зажечь фонарик. Это зависит только от тебя.
— Что же это за сила, о которой ты говоришь? — спросила Элисон.
— Не могу объяснить, — сказал Гвин. — Однажды я видел в старом гараже крапиву. Бледная такая, чахлая. Но она расщепила бетонный пол.
— Интересно, как он себя чувствовал, когда понял, что наделал с этой силой? — сказала Элисон задумчиво. — Наверно, чуть не сошел с ума… Но почему ее действие не закончилось давным-давно?
— Не думаю, что оно может закончиться, — сказал Гвин. — Думаю, эта долина — вместилище не только для воды, как ты посоветовала, но и для чего-то другого… Смотри, дом стоит посередке, вокруг — горы, они вроде охраняют что-то, запирают, не дают уйти… Может, и правда какая-то сила здесь есть, она накопилась — и будет всегда… Она растет, растет и наполняет долину, как вода — если поставить плотину. И может вырваться на свободу, если ее станет слишком много. Перелиться через край… Как она это делает?.. Не знаю… Наверно, с помощью людей… Я говорил Роджеру: по-моему, тарелки вроде электробатареек, а ты — как провода от них.
— Если эта сила скопилась в тарелках, — тихо сказала Элисон, — то я выпустила ее оттуда, и все должно стать по-прежнему. Как ты думаешь, Гвин? Скажи!..
— Боюсь, что нет. Не так быстро… Сила была в тарелках и в рисунках, а теперь перешла в нас. Вот куда девались все рисунки… А Гув… Он пытается что-то сделать с этой силой.
— Гув? При чем тут Гув?
— Он потомок Гвидиона, или Ллью Лло Джифса. Это одно и то же… Можешь не верить, но наверняка так оно и есть. Не смотри, какой он сейчас… А то, про что говорит, он часто и сам не понимает… Что-то, чего сам не может вспомнить или не может забыть… Оно приходит к нему откуда-то оттуда, из давних времен. Он не сам придумывает… Например, говорит, что картину написал его дядя… Но ты видела, какая старая картина. И все равно, ее мог написать его дядя. Только вопрос — какой дядя? Из какого века?
— Но Гув простой работник, — сказала Элисон.