Город Джелалабад…
Город — нарыв, город — проклятье, город — харам. Город — ворота в Афганистан, древняя дорога Пешавар-Джелалабад-Кабул — единственная, которая более-менее надежно охраняется. Один из немногих в мире городов, где на базаре открыто торгуют тюками с героином, заложниками, рабами — все это знают и никого это не смущает. Город, где единственная власть — это принц Акмаль, брат афганского короля, жестокий и растленный человек. Принц Акмаль имеет власть не потому что он брат короля — а потому что он «хан всех ханов», бессменный руководитель Джелалабадского картеля, мощнейшей наркоорганизации в мире. Словно щупальцами, она опутала половину мира, все кто потребляет героин — зависит сейчас от нее. Героина в Афганистане в год выращивается примерно пятнадцать — семнадцать тысяч тонн, львиную долю поглощает континентальная Япония, в которой мало кто помнит название «Китай». Там, на адских фабриках, за жидкую похлебку и дозу героина трудятся рабы, производящие некачественные и предельно дешевые вещи. Доза героина — вот что привязывает их к месту. В метрополии героин запрещен, за героин — немедленная смертная казнь, а тут…
Есть, конечно, и другие фабрики, более современные. Но половина континентальной Японии работает за дозу.
Второе направление сбыта — это Европа, Африка, конечно же и Россия. Россия и Европа — самые привлекательные рынки сбыта, на них много платежеспособных потребителей готовых платить за дозу в пятьдесят раз больше, чем она стоит на рынке Джелалабада. Находятся и люди, готовые рискнуть жизнью за такой куш — ведь на пути наркотраффика стоит граница — горная, усыпанная датчиками, просматривая с вертолетов и дирижаблей местность. Там, на тайных, известных только своим тропах, можно напороться на засаду казаков, десантников, спецназа и расстаться не только с грузом, но и с жизнью. Но пятьдесят концов окупают себя, даже если до цели дойдет один гонец из десяти. Доходят обычно три. В конце концов — это бизнес, не более и не менее — просто бизнес. И в Афганистане, среди горцев легко найти людей, кто согласиться на ходку через горы в надежде за раз заработать столько денег что хватит на небольшой дукан и какую-никакую торговлю. Ну, а если расстанется с жизнью такой горец или отправится в Сибирь за бесплатно лес валить — так значит, Аллах так повелел.
О Джелалабад! Сколько тайн хранят твои улицы, опасные как днем, так и ночью… Сколько тайн унесла с собой река Кабул, протекающая через город… Сколько путников видел ты за то время, пока стоят здесь твои стены… Вооруженных и невооруженных, с товаром и без, добрых и злых… Сколько рабов сбили ноги о твои мостовые, сколько боли и страданий видели твои стены, сколько крови окропило твои мостовые…. Сколько золота хранишь ты в своих подвалах, Джелалабад, мировой центр параллельной исламской финансовой системы «хавала»…. Сколько оружия есть у жителей твоих — наверное, больше, чем самих людей…. Город на грани закона и беззакония, цивилизации и варварства — вот кто ты есть, город Джелалабад!
Запыленный, простреленный в двух местах, оборудованный для перевозок в самых тяжелых условиях афганских дорог АМО въехал в город вместе с очередным караваном, когда часы пробили полдень. Здесь, в этом городе, бывшем и крупнейшей перевалочной базой, русских и индусов было примерно поровну. Исторически сложившаяся, закрепленная десятками междоусобиц традиция требовала, чтобы в этом городе русские разгрузили тот товар, который у них еще остался, и продали его — а индусы его купили и повезли дальше. Джелалабад был пограничным городом, тут проходила невидимая черта, разделяющая зоны влияния двух крупнейших в мире объединений водителей — караванщиков: индусского и русского. За русскими был Афганистан и Туркестан, за индусами — родная Британская Индия и часть континентальной Японии. Персию и Междуречье нельзя было брать в расчет, там были нормальные дороги и цивилизованные условия работы, там не было необходимости в полноприводных, с подвеской от бронетранспортера машинах и автоматах у водителей, там на дорогах не действовали бандиты и караваны не обстреливали из гранатометов. Наконец, там были построенные русскими инженерами железные дороги, которые и брали на себя основную нагрузку по перевозкам. В Индии кстати они тоже были — вот только кто-то постоянно разбирал и взрывал пути.
В Кабуле двое караванщиков, которые ехали в этой машине тоже посетили базар, но ничего не продали из того что везли и это было встречено с пониманием. Не продают — значит, собираются рискнуть и везти товар в Джелалабад, чтобы получить за него максимальную цену. Цена здесь устанавливалась в зависимости от дальности пути от русской границы — чем дальше, тем дороже. Машин в караване было около пятидесяти, их охраняли малиши — боевики племени джадран, у которых был даже старый бронетранспортер Сарацин со скорострельной пушкой. За время пути от Кабула до Джелалабада на них нападали дважды и одну машину сожгли, одного караванщика убили и двоих ранили. Этим караванщикам из АМО тоже пришлось отстреливаться от душманов бок о бок с племенным ополчением — и воины джадран, самого храброго и воинственного пуштунского племени заметили, как метко и быстро стреляют из своих автоматов эти русские караванщики, как грамотно они ведут бой. В этих местах ценились две вещи: сила и золото и больше ничего, и тот у кого не было ни того ни другого обречен был быть рабом — а у этих русских была сила и они заслужили уважения у боевиков племени.
Караван проделал по улицам Джелалабада короткий путь — все дела делались на рынке, а рынок стоял на окраине города и стоянки для машин тоже были на окраине города, потому что если сделать рынок в самом городе — то по нему невозможно будет ни пройти ни проехать, слишком много торговцев и слишком много машин. В самом городе тоже был рынок — но он для тех, кто хотел что-то купить из местного, а пригородный базар — чтобы продавать. Часто водители, прибывшие в город, продавали свой товар на внешнем рынке, а покупали что везти в обратный путь — на городском. Для тех кто не понял — наркоторговля велась в основном на городском рынке…
Несколько боевиков племени, возглавляемые сыном племенного вождя ведшего караван подошли к АМО, когда водитель его уже заглушил мотор и теперь запирал машину. Машину здесь надо было запирать как можно тщательнее, ибо афганские воры по хитрости своей превзойдут любых других и несмотря на охрану: оставил машину с товаром на произвол судьбы — лишился и машины и товара.
— Я хочу сделать тебе подарок, рус — медленно заговорил по-русски обвешанный гранатами вождь — Мы редко видим неверных, которые были бы такие как ты. Хвала Аллаху, что мы не сражаемся друг против друга.
Вождь говорил по-русски, потому что он вел не первый русский караван и не второй и все афганцы, которые водили караваны в той или иной степени знали русский язык. Он и в самом деле был удивлен поведением неверного — как обычно, на дороге от Кабула не обошлось без неприятностей, где этот кяффир проявил себя как воин и мужчина.
Русский молча, с полупоклоном принял небольшой, в узорчатых ножнах нож, который дал ему вождь. При этом он принял подарок правильно, двумя руками — что означало, что подарок этот столь щедр, что его можно было удержать только двумя руками. Потом отстегнул с пояса свой нож, с поклоном вручил его вождю.
Вождь наполовину вытащил нож из ножен, осторожно прикоснулся пальцем к зачерненному лезвию. Нож был на удивление легким и в то же время смертельно острым, здесь никогда не делали таких ножей. Он не знал, что такие ножи редкость и в самой Империи и делают их из специального вспененного сплава, основой которого является титан.
— Шукран.[97]
— Да благословит вас всевидящий Аллах — сказал подошедший к ним напарник русского водителя. Он был более смуглым и носил короткую, аккуратно подстриженную бородку.
— Ты правоверный? — удивился вождь и осекся, заметив на шее у второго русского серебряную цепочку с полумесяцем. Он слышал, что правоверные бывают и среди русских — но видел таких редко. Это обрадовало вождя — значит, в северной стране все таки есть правоверные и они храбрые люди.
— Ля Иллахи илля Ллаху Мухаммед расул Илах![98] — сказал второй русский шахаду, подтверждая свою принадлежность к исламу.
— Аллах да благословит ваш путь! — ответил вождь.
Когда пуштуны-джадран пошли по своим делам — второй русский, верней не русский, а татарин чуть заметно расслабился, вынул руку из кармана, где был пистолет.
— Я думал, они тебя резать пришли… — сказал он.
— За что?
— Мало ли… Может — посмотрел не так. Как дальше будем?
— Иди, поторгуйся насчет товара… — ответил водитель — поторгуйся как следует, но пока не продавай. Узнай цены. Мы везли сюда все это не для того, чтобы продешевить при торге. Сними данные. Я пойду в город.
— Один? Не грохнут?
— Пусть попробуют… — сказал водитель, проверяя свой автомат…
В городе водитель не стал брать ни такси, ни рикшу, хотя и тех и других здесь было немало и от их криков можно было оглохнуть. Не обратил он внимания и на зазывал — таких тоже здесь было немало, у каждой лавки и они бесцеремонно висли на каждом прохожем, моментально определяя, есть ли у него деньги. Не обратил он внимания и на домики с красными занавесками. Так здесь отмечались дома, где клиентов ждала продажная любовь — такие дома были только в Джелалабаде и Кабуле. Ему нужно было не это, он выглядел тем, кем и хотел выглядеть — русским караванщиком, продавшим или собирающимся продать привезенный товар и дополнительно заработать, купив товар в обратный путь. Афганистану было мало что предложить Российской Империи кроме ковров, платков, лазурита, если он кого-то заинтересует. Восточных специй — их привозили из Индии и здесь продавали. И, конечно же наркотиков — возможно, у кого то из караванщиков были связи на границе, позволяющие провезти некоторое количество товара. Если это было так — то по ту сторону границы его могли выкупить за пятнадцать цен или даже больше — как поторгуешься. Заработок, окупающий любой риск.
Он медленно шел по тротуару, иногда останавливался и снимал то, что его заинтересовало на мобильный телефон. В одном месте остановился и узнал цену на ковры. Как он сказал торговцу — пока у него нет денег, но он привез товар и после того как он его продаст — деньги будут. Дукандор[99] понимающе закивал и отправил его к соплеменнику на базар, подал ему какую-то бумажку, исписанную арабской вязью, и сказал, что если он отдаст эту бумажку тому, кому он сказал — то получит хорошую цену на свой товар и хорошую цену на то, что он собирался купить на обратный путь. Торговые люди здесь были не просто так — они работали большими семьями и кланами, знали друг друга в поколениях, старались переженить детей и породниться, помогали друг другу, чем могли. Торговать здесь было нелегко — принц Акмаль был жадным и жестоким правителем, он обкладывал данью торговцев, хотя Аллах свидетель, у него хватало денег и без этого. Те же, кто не платил, оказывались в зиндане или сразу в реке Кабул — если некому было выкупить должника из зиндана. Приходилось держаться друг за друга…
Поговорив с торговцем на смеси русского и пушту — торговцы здесь знали все языки мира — караванщик отправился дальше…
Базар можно было опознать издалека — по шуму, крикам, вони, стуку телег по мостовой. В Афганистане были проблемы с бензином, сюда не шел ни один нефтепровод, бензин стоил дорого, и его было мало, а то и не было вовсе. Потому автомобиль здесь был роскошью, а большую часть мелких транспортных работ выполняли хазарейцы с их неспешными телегами на огромных колесах, на которые грузили столько, что это казалось невозможным увезти. Но хазарейцы — невысокие, мускулистые, с узким, нетипичным для афганцев монголоидным разрезом глаз, впрягались в свои телеги и везли непосильную ношу, стуча деревянными сандалиями по мостовой и перекрикиваясь между собой на своем, непонятном пуштунам языке. Афганистан вообще был многоплеменной страной и хазарейцы были одной из его загадок. Кое-кто вообще считал пуштунов — основное племя Афганистана — потомками одного из еврейских колен.
Нервно, как и все ступающие на базар, проверив надежно ли застегнут карман, где лежала пачка денег, и поправив автомат, караванщик ступил на базар, окунувшись в людское море как пловец — в воду. И море поглотило его…
Афганский базар, как впрочем и любой восточный — это совершенно особенный мир. И делать на нем покупки — надо уметь…
Первым делом — никогда не показывай свой интерес к чему либо. Сначала пройдись по всем рядам, равнодушно смотря по сторонам, и тем не менее подмечая то что тебе надо. Если ты задержишься сразу у какого-либо дукана, спросишь про цену — затащат в дукан и не отпустят, пока ты не купишь и то, что тебе надо и то что тебе не надо. Сначала — пройдись по рядам и выясни обстановку.
Потом уже подходи к тому, что тебя заинтересовало. Никогда не соглашайся на цену, которую тебе назовут, смело называй цену как минимум в пять раз меньше. Торг — это суть жизни базара, это ее квинтэссенция, это-то ради чего здесь все собрались. Лишив торговца торга ты во-первых переплатишь за товар в несколько раз, во-вторых — оскорбишь его, потеряешь уважение. Самые жадные торговцы завышают первоначальную цену в пять-семь раз, самые совестливые — раза в три. Для русского, где в лавках тоже торгуются, но купец может дать скидку двадцать — тридцать процентов, не больше — такое завышение цен выглядит диким. Но в чужой монастырь со своим уставом, как говорится…
Торг может растянуться на час и больше. Не торопись, если торговец не дает тебе снизить цену — демонстративно отойди в сторону, приценись к товарам в других лавках, даже если хочешь купить в первой. Демонстративно похвали чужой товар, если торговцы затеют между собой перебранку, кляня друг друга последними словами — это очень хорошо. Возможно, тебе и в другой лаве предложат нужный тебе товар: не все товары лежат на виду, а если в этой лавке товара такого нет, может он есть в лавке соплеменника.
Не забывай о бакшише.[100] Если ты покупаешь не для себя — обязательно спроси про бакшиш, это не коррупция это тут образ жизни такой. Если покупаешь для себя — тоже спрашивай про бакшиш да понаглее. В качестве бакшиша могут дать, к примеру, старинную монету, которой у тебя на родине цены не будет. Ты тоже можешь дать бакшиш торговцу, но если не хочешь — не давай потому как покупатель всегда прав.
Вообще вести себя здесь надо понаглее, но вот с матом — поосторожнее. Многие афганцы понимают русский язык и то, что ты используешь для связки слов — они могут счесть за смертельное оскорбление. От друга до смертельного врага здесь — один шаг. Если в дукане есть женщина — не смотря в ее сторону, не замечай, что она есть — сам не заметишь как наживешь кровника. В Афганистане принцип отношений с женщинами укладывается в понятие «намус»,[101] и если люди начинают говорить о грехе — то значит он был, вне зависимости от того был он или нет на самом деле. В таком случае никто не спросит у афганца, отчего вдруг скоропостижно представилась благоверная, а самому пора на войну, пора доставать из ножен кинжал, а согласно принципу «тура»: «не вынимай кинжал без нужды, но если вынул, вложи его в ножны красным от крови». Так что: что на базаре, что в других местах в Афганистане надо вести себя осторожно и не совать нос, куда не следует. Есть правда принцип — с женщиной на дороге можно сделать все что угодно, потому что если мужчины ее рода не ценят ее, отправляя в долгий путь одну — значит, ее могут не ценить и другие мужчины.
Первым делом, караванщик обратил внимание на ряд, где продавали куртки. Удивительно — но здесь умели делать хорошие курки, теплые и долговечные, хотя здесь не было свиней и соответственно не было свиной кожи. Куртки шили подбитые мехом, теплые, с потайными карманами для автоматных магазинов — если повезет, то магазин сработает как бронежилет, остановит пущенную в тебя пулю. Торговля у караванщина заняла полчаса, торговался он умело, дважды отходил к соседним дуканам и в последний раз дукандору пришлось бежать за ним, расхваливая свой товар и одновременно осыпая своего соседа проклятьями, который был плохим мусульманином, наполовину таджиком и у которого в семье был всего один сын и четыре дочери. Последнее по афганским меркам было нехорошо, несмотря, что выросшую дочь можно было хорошо, выгодно продать. В конечном итоге, водитель заплатил за две куртки столько сколько без торга ему не хватило бы заплатить и за половину одной. Куртки торговец ему плотно связал и помог крепко привязать за спиной, чтобы не занимать руки.
Дальше русский пошел разыскивать тот дукан, о котором говорил ему дукандор. Его он искал дольно долго — дукан на вид был невзрачным и чтобы найти его, ему пришлось обойти половину рынка. В центре, почти во всех дуканах торговали наркотиками, они были упакованы в двойные мешки из плотного полиэтилена, расфасованы по килограмму, пять, десять и пятьдесят килограммов. Местные крупные торговцы, отлично понимая, что за большую партию наркотиков не хватит наличности, чтобы расплатиться — вели все расчеты через центральный торговый дом картеля, по записям. Он располагался в восточной части рынка, охранялся не менее чем сорока боевиками при двух бронеавтомобилях и нескольких внедорожниках с крупнокалиберными пулеметами. В его укрепленных подвалах лежали слитки золота — как обеспечение торговых операций — и из этого места можно было перевести деньги почти в любую точку земного шара, минуя официальные банковские каналы. Здесь находился один из крупнейших центров Хавалы. Караванщик прошел мимо этого здания, демонстративно не обращая на него внимания — но на самом деле все подмечая. Он не стал ничего покупать, потому что знал — если он сейчас придет покупать — его скорее всего просто зарежут, оберут автомат и деньги. В этих рядах первый встречный купить не мог.
Для него это была просто цель для удара, которую он сейчас доразведывал.
Дукан, в который его направили, как и все прочие располагался на первом этаже давно построенного здания, которое использовалось как магазин. На втором и третьем этаже был склад товара, маленькая гостиница и дом хозяина.
Русский уверенно подошел к сидевшему на своей телеге и отдыхавшему хазарейца.
— Мне нужен Керим — сказал он.
— Керим? Не знаю никакого Керима…
— Тогда позови того кто знает, тупая, ленивая скотина! — разозлился русский.
Злобное ругательство оказало должное воздействие на хазарейца — вскочив с телеги, он метнулся в дукан и вернулся с невысоким пацаненком-пуштуном.
— Кто спрашивает Керима? — спросил тот.
Вместо ответа русский подал бумажку. Пацаненок мельком глянул на нее, убежал в дукан — и через пару минут навстречу русскому вышел, запахивая халат, и облизывая жирные от плова пальцы, честный торговец Керим.
— Аллах да благословит ваш путь, что нужно русскому от нищего, молящего Аллаха о прощении торговца Керима? — витиевато спросил торговец.
— Мне нужно купить — коротко сказал русский.
О том, что именно надо купить — вопросов никто не задавал. Здесь, на джелалабадском базаре все отлично понимали в таких случаях — о чем идет речь.
— Здесь все, что мы продаем, русский, больше у нас ничего нет. Выбирай, какой товар тебе по душе.
— Ты знаешь, что мне нужно. Алиджон-хан мне сказал, что если мне нужно будет купить — то стоит только обратиться к нищему торговцу Кериму, и он продаст мне все, что мне нужно.
Керим задумался. Русского он никогда не видел — но имя Алиджона, среднеазиатского бая и главаря наркомафии, говорило о многом. И знали его — не все.
— Мы не знаем твоего имени, русский… — осторожно сказал Керим.
— Алиджон-хан сказал, что его имени — будет достаточно.
Русский вел себя правильно. Даже очень правильно. Мало того что он назвал имя Алиджон-хана — он не назвал своего имени, сказав что имени Алиджон-хана будет достаточно. Теперь, если он вернется к себе и скажет, что имени Алиджон-хана недостаточно на Джелалабадском базаре — гнев среднеазиатского бая достанет их и сквозь границу. В Средней Азии были свои порядки, и с какими-то из них мирились даже сильные и воинственные русские. Мало в мире найдется более жестоких, хитрых и коварных людей, чем среднеазиатские баи.
— У тебя есть деньги, русский? — спросил Керим.
— У меня их нет. Но у меня есть товар, который я привез сюда, и который можно выгодно здесь продать. Глупо ехать пустым в обратный путь.
— Какой товар ты хочешь продать, русский?
Вместо ответа русский похлопал рукой по висящему у него на груди новенькому русскому автомату Калашникова.
— К каждому — БК и полный набор. Со складов, в смазке — коротко и понятно отрекламировал свой товар караванщик.
Значит, к каждому — четыре магазина, сто двадцать патронов, подствольный гранатомет с двумя подсумками, три прицела — коллиматорный, оптический малой кратности и ночной, передняя рукоятка, глушитель. Такое здесь продавали редко, обычно везли оружие со складов длительного хранения, подержанное. Если русский говорит правду — то стоит перехватить эту партию, потом ее можно будет не спеша распродать за хорошую цену. Русское оружие всегда можно продать за хорошую цену, оно надежное, прочное и безотказное, как раз для суровых афганских гор.
— Что ты хочешь за свой товар, русский?
— Цену я назову вечером. Я не знаю, что здесь стоит такой товар.
Умно… Очень умно…
— Хорошо. Слово Алиджон-хана — закон для нас. Я провожу тебя, русский…
Спасибо.
Свидетельствую что нет Бога кроме Аллаха и Мохаммед пророк его — стандартная, произносимая на арабском формула, т. н. шахада, подтверждающая принадлежность произнесшего ее к правоверным.
Дукандор — торговец, владелец дукана, предприниматель.
Бакшиш — подарок, по сути, узаконенная взятка
Намус — нечто похожее на наше «честь», один из основополагающих принципов пуштун-валай, кодекса чести пуштунов. Кстати, интересно, что подлец — это бинамус, то есть тот, кто не может, не удовлетворяет все запросы женщины, не может ее прокормить и не дарит украшений. Для харама достаточно даже не секса — достаточно что-то увидеть, что видеть не следовало. Тогда если женщина свободна — женись, если нет — смотри принципы тура (кровная месть) и бадал (воздаяние за добро и зло)