Испытательный полигон ВВС РИ
Где-то в Туркестане
С самого утра, на испытательном полигоне ВВС, расположенном в Северном Туркестане, там где бескрайняя степь переходит в плоские, серые плиты нагорья, было необычно многолюдно и шумно. Сам то полигон представлял из себя - пять разных взлетных полос - от шестикилометровой бетонки до грунтовой пятисотметровки, два ряда серых, покрытых пылью и нищей, сухой, не дающей урожаев землей ангаров, несколько больших бетонных площадок для техники. Чуть в стороне стояла большая вышка управления полетами с комплексом радарного оборудования, а в нескольких километрах правее, черной полоской на бурой земле виднелось большое кладбище металлолома. Металлолом был в основном военный - остовы танков, гаубиц, боевых машин пехоты устаревших моделей. Все то, что уже не было смысла модернизировать и что по каким-то причинам не отвезли на переплавку. Собственно на переплавку-то как раз отвозили - но первоначально, эти стальные остовы армейскими тягачами и вертолетами-кранами растаскивали по окрестностям, зажигали внутри горелки для имитации инфракрасной сигнатуры от двигателей (использовались дешевые туристические примусы) и проводили по ним бомбометание. Потом изучали характер повреждения техники, а то что оставалось - отвозили теми же тягачами на железную дорогу. Чтобы не привлекать внимание противника - ближайшая железнодорожная станция находилась в пятидесяти километрах на восток, металлолом грузили на остановившийся прямо на путях поезд и точно так же с открытых платформ сгружали контейнеры со всем необходимым. Большая часть строений испытательного полигона была глубоко под землей, там же находилось убежище и подземный пункт управления испытаниями, которым обычно и пользовались. Но сегодня было не до секретности - ждали Государя.
Поскольку мероприятие намечалось государственного уровня - гостей собралось даже больше, чем рассчитывали организаторы демонстрационного показа. Конечно же - как без него - первым, на двух вертолетах, прибыла группа высокопоставленных военных Туркестанского военного округа. Возглавлял ее командующий округом, генерал Дикой, вместе с ним был начальник штаба округа, полковник Генерального штаба Сухомлинов. Вместе с ними прибыли командующие четырех из шести дивизий, расположенных в округе - хотя новая техника непосредственно затрагивала интересы только десантников и авиаторов. Ну, а там где отцы-командиры, там их замы и адъютанты, естественно, кто-то взял и командование полков. В конечном итоге, вся эта рать едва вместилась в два вертолета Сикорского.
Прибыли наблюдатели от всех военных округов страны - обычно это была группа из трех-четырех человек, возглавляемая офицером в звании не ниже полковника. Прибыли наблюдатели от Командования специальных операций. Прибыли и наблюдатели от всех девяти эскадр стратегической авиации, организационно подчиняющихся только Генеральному штабу и имеющих отдельное командование - Стратегическое авиационное командование. Тоже - по два-три человека от каждой эскадры, из всех присутствующих летчики выделялись белыми, шелковыми шарфами, синей формой с золотыми пуговицами (пуговицы покупались за свой счет) и немалым гонором. Оно и понятно - большая часть командного состава ВВС и ВМФ происходила из потомственных дворянских родов, потому как просто в армии служить считалось непочетно. ВВС в начале двадцать первого века в смысле престижности даже выигрывали у ВМФ, потому что Его Величество носил звание полковника военно-воздушных сил. Прибыла группа - самая многочисленная, одиннадцать человек от десятой, подчиняющейся САК эскадре - десятая эскадра занималась стратегической воздушной разведкой в интересах Генерального штаба. В отличие от остальных, представители ВВС посчитали ниже своего достоинства селиться в гостинице для командированных офицером и поселились, кто в гражданских отелях, а кто и вовсе снял квартиру или даже виллу. Кто-то жил даже в Бухаре - от Бухары до полигона было больше часа вертолетом - но соображения престижа и гонора перевешивали робкий голос благоразумия.
Наконец, на полигоне было не протолкнуться от местных, гражданских, которых возглавлял генерал-губернатор Туркестана. Хоть их никто и не звал - но скрыть мероприятие с участием в нем Его Величества было невозможно и они, собрав в толстые папки челобитные, ринулись на полигон.
Все эти многозвездные военные начали собираться на полигоне уже к четырем часам утра по местному времени - а в семь на полигоне было не протолкнуться. В ожидании самолета Государя военные разбились на группы по родам войск, и, смоля сигареты, переговаривались между собой, иногда вглядываясь в стремительно светлеющее небо.
- Нет... господа - начальник штаба Шестой стратегической эскадры, полковник от авиации Танненберг, докурив сигарету почти до фильтра, огляделся и, не найдя в поле видимости ни одной, самой завалящей урны был вынужден сунуть потушенный окурок в портсигар - намучаемся мы с новой техникой, намучаемся. Вот вам крест - намучаемся.
- Это через чего?
- А как с винтовых на реактивные переходили забыли? Года два считай, небоеспособными были. Всю инфраструктуру авиабаз - переделай. ВВП - считай заново построй. Вся номенклатура запчастей по двигательным установкам - новая. Смазочные, топливо - все новое. Техников - всех на переподготовку, а это - года два. Намучаемся, говорю.
- Рано или поздно все равно придется переходить - начальник одного из управлений САК, генерал Тищук махнул рукой, словно отрубая возможные возражения - или мы сейчас перейдем, или потом, но уже с проблемами.
- Не проще ли было новые боеприпасы разработать? До сих пор бомбы свободного падения на снабжении.
- Как будто боеприпасов новых нет. Это тоже деньги.
- А эти все... не деньги? Просто наследник с его молодежью на всем новом зациклен, не факт что это хорошо, господа, не факт.
- Мы тоже работаем.
- Пусть армия сначала испытает все это. Для чего сразу нам-то начинать новую технику принимать? У нас цена ошибки - не в пример выше.
- Армия принимает, при чем тут армия?
- Нет, я все таки не пойму, господа - в чем суть? Получается вместо одного самолета - два, ударный и летающий пост управления. Но ведь ударный самолет уязвим не намного меньше, чем обычный стратег.
- Один пост может вести до четырех бомбардировщиков-беспилотников одновременно. Кроме того - пост сейчас так и так есть, просто он используется как летающий локатор и не управляет самолетами, а только передает им данные.
- А не получится так, что потеряем самолет управления - и потеряем разом четыре ударных. Сейчас хоть один - да прорвется.
- Ну да, а три - собьют. И надо будет операцию по спасению организовывать. Срочную.
- Но задача не будет выполнена!
- Вам, сударь, хорошо собакой работать: любого обгавкаете - без злобы заметил кто-то.
Танненберг не обиделся
- Нет, ну а что, господа - я не прав? Зачем всем разом то переходить на новую технику? Где горит?
- Кажется, летит... - сказал кто-то. У всех, кто служит в стратегической авиации слух острый, без этого никак.
- Строимся, господа строимся.
К удивлению строящихся офицеров, показавшаяся на горизонте точка, превратилась не в белый, несколько медлительный четырехмоторник представительского самолета, которым пользовался Государь. Точка приближалась к полосе с чудовищной, недостижимой для турбовинтовика скоростью - и самые глазастые уже разглядели "Кобру". Так, из-за характерной формы кабины, чем-то напоминавшей раздувшую капюшон кобру, прозвали сверхзвуковой бомбардировщик Северского С-34. Пройдя на предельно малой и оглушив всех оглушительным ревом турбин, самолет начал заходить на глиссаду*.
- Строимся, господа, строимся!
- Где трап! Трап, Бунчук, убью!
- Да на кой там трап?!
- Поговори!
- Включать?
- А Бог его знает.
- Значит, включаем...
Пилот остановил самолет виртуозно - в паре десятков метров от выстроившихся в несколько каре военных. Трап и в самом деле здесь не был нужен - у этой модели самолета бронированный фонарь отстреливался только при катапультировании, а в штатных ситуациях, экипаж поднимался на борт и покидал машину через небольшой люк с лестницей рядом с передней стойкой шасси.
- Наследник...
- Цесаревич!
Хоть это было и не по чину - пока - начальник авиабазы все равно махнул рукой - и над степью поплыли величавые, хорошо знакомые каждому русскому человеку звуки "Боже, царя храни..." в исполнении симфонического оркестра балета его Императорского Величества в Санкт Петербурге.
Это и в самом деле был Цесаревич Николай, наследник престола Российского. В противоперегрузочном костюме, чуть усталый, но хорошо всем знакомый и узнаваемый с первого взгляда - выдавали "романовские" синие глаза.
В последнее время, Государь, озабоченный ростом новых угроз в мире дал Цесаревичу большую свободу в поисках ответов на эти угрозы. Мир менялся - и менялся в далеко не лучшую строну. Обозначить эти изменения какой-то короткой фразой было сложно - но возможно. В новом мире никто никого и ничего не боялся.
Всю вторую половину двадцатого века мир жил в страхе перед атомным апокалипсисом, перед сжигающим дотла Землю огнем, перед Судным днем. Этот страх, родившийся в сорок девятом, примерно до конца восьмидесятых только нарастал. Причем львиная доля этого страха приходилась на развитые страны - в российской империи боялись намного меньше. Все дело было в том, что в странах, где Государь не может сам распоряжаться бюджетом, гражданам (или подданным, в Великобритании и Австро-Венгрии бюджет утверждался парламентом и рейхсратом соответственно) нужно было как то объяснить, на какие такие цели военные ведомства просят все больше и больше денег? Для чего строятся сотни бомбардировщиков, для чего нации нужны ракеты. Апофеозом всего было знаменитое "в лесу живет медведь"** Рональда Фолсома и программа СОИ - программа звездных войн. Программа эта (лазерные спутники-перехватчики на орбите и баллистические двухступенчатые ракеты-перехватчики на земле) была введена в полном объеме в строй в девяносто четвертом, из-за нее Североамериканские соединенные штаты стали крупным должником Японской Империи - но снижения уровня угрозы это не дало. В том же девяносто четвертом - синхронно! - Российская империя завершила консервацию последней шахтной установки баллистических ракет. Их место в стратегической ядерной триаде заняли БРВБ - баллистические ракеты воздушного базирования, огромные контейнеры, сбрасываемые с самолетов на высоте восемь-десять километров и там же, в воздухе отрабатывавшие старт. Часть функций сдерживания передали БЖРК - боевым железнодорожным ракетным комплексам, внешне ничем не отличимым от обычных железнодорожных составов. Обе эти системы роднило одно - внезапный запуск из произвольной точки пространства, что усложняло задачи перехвата на порядок. Одно дело - заранее математически просчитанная траектория полета и спутник - в наиболее выгодной огневой позиции, и совершенно другое - пуск ракеты из любой точки необъятной России, да еще хуже - с восьмикилометровой высоты, когда на получение разрешения и прицеливание остаются не минуты - секунды. Короче говоря - Стратегическая оборонная инициатива если кому то и обернулась пользой - так это парням из Бурбанка***, пополнившим и без того солидные банковские счета новой порцией бюджетных средств.
Вот и снимали фильмы типа "Русский рассвет" где толпы оккупантов в ушанках и валенках вторгаются в Америку и расстреливают детей в колясках. Вот и писали статьи - одна страшней другой. Россия - под пятой диктатуры. Россия - несвободная страна, русские привыкли жить рабами и хотят сделать рабами весь цивилизованный мир. Русские - готовы ударить в любую минуту, ведь решение о войне и мире принимает Государь единолично****.
А вот в девяностые пошла разрядка - без шуток, самая настоящая разрядка. Все дело было в том, что бояться перестали сами люди. Простые, обычные люди.
Почти всю свою историю - начиная с того момента, как закутанный в шкуры неандерталец поднял камень, чтобы ударить сородича, и заканчивая мировой войной человечество воевало. Воевало долго и жестоко - стоило только вспомнить Столетнюю войну между Англией и Францией длившуюся на самом деле сто четырнадцать лет, и едва не сведшую в могилу оба государства. В коллективной памяти человечества копились воспоминания о войнах, о мучениях, о разорениях, когда все приходилось начинать сначала, на пепелище. О войнах, когда забирали на войну всех взрослых мужчин - а возвращалась хорошо, если половина - ведь тогда воевали преимущественно холодным оружием. О массовых казнях побежденных, о разорении городов и угоне детей в рабство. Весь этот страх копился столетиями, и люди - все до единого - боялись войны.
Последние же семьдесят лет войны не было. Это бы ненормальный, атипичный период времени в истории человечества, когда все простые люди в течение длительного периода времени чувствовали себя в безопасности. Последняя массовая война - Мировая - отгремела в начале двадцатых. Потом пришел период малых войн, восстаний и освоения новых территорий - это было опасно, но это касалось далеко не всех. В пятидесятые наступило время так называемой "ядерной паузы" - когда наличие оружия немыслимой доселе мощи, ядерного оружия, и наличие межконтинентальных средств его доставки - сделало любую войну между сверхдержавами самоубийственной. И сейчас, к началу двадцать первого века в мире не просто родилось два поколения, не помнящих и не знающих что такое война - но и не осталось почти никого, кто бы мог рассказать о том что такое настоящая война. Страх перед войной начал отдаляться.
Нет, он не ушел совсем - он оставался. В западных странах больше, в Российской империи меньше. В России власть не считала нужным оправдываться за военные траты и - не считала нужным пугать подданных возможной ядерной войной. Если в тех же Североамериканских соединенных штатах в пятидесятые - шестидесятые ни один частный дом не строился без радиационного убежища, а в гимназиях проводили учения по действиям в случае ядерного удара (нырнуть под парту и закрыть голову руками - интересно, они всерьез верили что спасутся так?) - то в России подобного не было и почти никто не засыпал с мыслью, что может сгореть в ядерном пламени. В девяностые начал уходить и страх ядерной войны - если долго чего-то бояться, страх притупляется. Более того, армии в основном стали профессиональными - и возможность умереть, разорванным снарядом, рассматривали как невозможную все большее число людей
Частично страх войны сменился страхом терроризма. В отличие от войны терроризм был всегда с тобой. Терроризм - он везде и нигде, это война без линии фронта, без начала и конца. Терроризм это вот что - ты сидишь в кафе, обедаешь и вдруг бах - и ты уже не сидишь, а лежишь, изрезанное осколками стекла лицо заливает кровь, ты не знаешь, сможешь ли видеть, протираешь глаза - и видишь что рядом с тобой лежит оторванная кисть руки. Или - ты пришел в больницу - и тут несколько человек с автоматами врываются, бьют прикладами, кого то расстреливают на месте, кого то гонят на верхний этаж. И ты сидишь, и не знаешь сколько тебе еще сидеть, без еды, отправляешь свои естественные надобности на месте, вдыхаешь пропитанный страхом и вонью от испражнений воздух. Кого-то выводят на расстрел, и ты думаешь - когда начнется штурм, успеют ли спецназовцы уничтожить террористов до того, как они расстреляют тебя и не взорвется ли фугас, заложенный в десятке шагов от тебя. Терроризм - это страх без начала и конца, но он касается только простых граждан. Тех, кто ходит обедать в кафе, кто обналичивает чеки в банке и кого не охраняет десяток натренированных спецов-волкодавов. Тех, кто принимают решения - охраняют, и они не знают страха вообще. Никакого. И в своих решениях - а не стоит ли нам проверить сделать то-то и то-то, и посмотреть как Россия отреагирует - они никак не учитывают этот страх.
Вот и принимаются решения - бесстрашно ведущие к конфронтации, к нарастанию напряженности, в расшатыванию и без того хрупкой системы миропорядка, сложившейся десятилетиями. Тон дипломатических нот становится все более и более оскорбительным, а маневры самолетов-истребителей с авианосцев у границы - все более частыми. Люди, которые принимают подобные решения - и которые их исполняют не знают, каково это - прийти на руины своего разбомбленного дома и откопать своими руками трупы своих дочерей. Они не знают, потому что некому об этом рассказать - и они играют с огнем, используя для розжига все большие и большие порции бензина.