Пожалуй, из этих трех причин доминировала все же умственная отсталость, ставшая дежурной темой для создателей бесчисленных анекдотов о глупых иностранцах.
Конечно, по численности и тоннажу космофлот Ханурии вполне соответствовал эскадрам Галактического Союза. Но большая часть кораблей давно устарела. Стыдно вспомнить, а ведь каждый пятый корабль был построен еще во времена диктатуры. Почти треть космофлота уже много лет стояла в доках, дожидаясь ремонта. Тяжелые крейсера с бессменными вахтами и пустыми баками болтались на низких орбитах, рискуя шлепнуться на поверхность планеты. Они уже долго ждали челноков-заправщиков с топливом для восстановления расчетных высот.
Злые языки утверждали, что новейшие излучатели, установленные на линкорах, недобирали пятьдесят процентов мощности, необходимой чтобы прожечь броню аналогичных кораблей союза. А что еще обидней, с образцами брони ханурийских линкоров справлялись излучатели, установленные даже на фрегатах противника.
Конечно, в резерве еще оставались ханурийские солдаты, плохо одетые и полуголодные, поэтому имеющие особенную склонность к героизму. Но, с другой стороны, солдат Союза хоть и кормят досыта, но постоянно учат воевать и никогда не используют на общих работах...
На следующий день, прямо с утра, в большом зале штаба спешно провели общее офицерское собрание. Генералы метали громы и молнии в далекого противника. Надо полагать, они были готовы искромсать словами даже полчища кровожадных врагов. Святой отец, пообещав обширную помощь со стороны Всевышнего, складно благословил офицеров на скорую победу.
Весь этот блеск сильно походил на длинный глупый анекдот. Армия завязла в войне с крестьянами и располагала, по сути, ничтожными космическими силами, причем подчиненными непосредственно центральному командованию. Но это не мешало ей, тряся кулачками в небо, запугивать космофлот, сравнимый по силе с самим Господом.
Генеральские речи оказались настолько зажигательны, что даже Ник почувствовал некоторый зуд в руках и прилив сил, достаточный для того, чтобы простыми вилами переколоть роту вооруженных врагов. Возраст и порожденный жизненным опытом пессимизм несколько охлаждали его воинственный пыл, но молодые лейтенанты, казалось, были готовы подпрыгнуть до звезд и вручную раскурочить крейсера противника.
Чувства давали полную уверенность в победе, но разум говорил об обратном... ,,Хорошо, что нас никто не слышит" - подумал Ник, глядя на разгоряченные лица и блестящие, в предвкушении великих побед, глаза молодых офицеров. Узнай враг о таком геройстве, выставит линкор на десятитысячную орбиту и за пару-тройку витков начисто покончит со всем контингентом. В добром месте ему бы хоть облачность помешала, а тут - все как на ладони. Оставалось надеяться, что центральное командование хоть и состоит из замшелых старичков, но все-таки в курсе реального положения вещей.
Конечно, Степа не очень расстраивала перспектива гибели ханурийского космофлота. Все равно ее восславят историки, не забыв сказать, что все погибли героями, наголову разгромив врага. Главное, в этом деле - не нанести противнику никакого урона, чтобы ему не пришлось обидеться и пройтись боеприпасами по самой Ханурии.
Тогда Нику будет некуда возвращаться, некуда и незачем. Пропадет счет в банке, погибнет вся его родня и его родной дом - семейное гнездо Степов.
Вообще-то, по преданию, в давние времена их фамилия звучала странно и длинно, кажется Степанов или что-то вроде этого. А потом как-то пошло: Степ да Степ - коротко и просто. Каждый отпуск Ник посещал свой родной город и родной дом. Его жизнь проходила, в основном, вдали от Родины, наверно поэтому, ему бросались в глаза все новые и новые перемены...
Узкая улочка, спускающаяся к рынку, на которой в свою пору процветали мелкие торговцы, постепенно заполнилась нищими. Здесь были и беженцы с Тагирии, и бывшие союзники с Истана, и местные нищие, оборванные и худые. Похоже, демократия начала дряхлеть, и полиция прекратила регулярные избиения попрошаек.
Но может даже не в этом дело, просто стражи порядка увязли в других проблемах.
Банды дезертиров и уклонистов уже не довольствовались тем, что грабили крестьян на проселочных дорогах. Скооперировавшись с городской шпаной, они вовсю хозяйничали в рабочих кварталах. Не проходило и месяца, чтобы полиция не вылавливала или отстреливала одну из банд, в основном предпочитая последнее, но преступников не становилось меньше.
Продолжали разоряться и закрываться заводы. Сорокалетние мужчины, лишившись работы, а потом и пособия, уже не стеснялись среди бела дня рыться в мусорных баках. Судя по разговорам в автобусах, в баках всегда можно найти что-то съедобное, если подойти к делу достаточно ответственно...
На автобусной остановке, в ожидании очередного рейса, стояли хмурые люди с серыми озабоченными лицами. Они вроде забыли о том, что живут на самой счастливой планете, а обо всем уже позаботились мудрейший президент и народное правительство. Это была их страна, их город и их рваные ботинки. Судя по всему, они не читали газет и не смогли узнать о происходящем на Ханурии колоссальном экономическом подъеме. Телереклама ежедневно учила их, что лучше жевать, чем говорить. Но жевать им было нечего, а для разговоров об этом место оказалось слишком открытым...
Люди жили ровно настолько хорошо, насколько был милостлив столичный чиновник, заведующий их сектором существования. Но милость его, зачастую, оказывалась очень ограничена и весьма медлительна, а то и вообще терялась в пути...
Согласно мифологии, древние управленцы руководили при помощи кнута и пряника. Аппетиты начальников новой формации увеличились настолько, что пряников для простонородья уже не осталось, и их полностью заменили сладким враньем.
На телеэкране случалось видеть высоких чиновников в простой домашней обстановке. При этом выяснялось, что они - умные, хорошие люди, которые любят или, по крайней мере, очень добры к своим домам, женам, детям и собакам...
На щербатом асфальте, напротив продуктового магазина, рыжей шлепкой лежало то, что неделю назад было мелким домашним животным, но никто не замечал этого. Глаза людей, казалось, смотрели вовнутрь каждого из них. Вроде заботы ели их изнутри, и они уже ни на что не обращали внимания.
Откуда-то доносилась прекрасная песня. ,, Офицеры, хануряне, пусть свобода воссияет ! " - серебряным соловьем заливался модный эстрадный певец, но сердце Степа не наполнилось гордостью. На остановке только он был в форме, и песня написана как раз про него. Но никто не остановил на нем взгляда, вроде его и вовсе не существовало. Какое-то время Ник пытался напрячь свою память, но так и не вспомнил ничего, что бы напрямую связывало ханурийского офицера с воссиянием свободы. Оставалось предположить, что в прошлом такие случаи действительно имели место, а он оказался просто невнимателен на уроках истории.
Если до Ханурии доберется вражеский космофлот, то тем людям уже не додумать свои грустные мысли. Но, в целом, опасность для ханурян не так уж велика. Пока отремонтируют и заправят корабли, пока подготовят экипажи, эта буря уляжется, а нынешние неприятности частично забудутся, частично будут заменены новыми...
Безопасники продолжали свои изыскания. Возможно на них сошло просветление, или их вразумили по гиперсвязи, но они перестали расширять круг допрашиваемых. Это вызвало определенное беспокойство, так как до этого Ник был почти уверен, что особисты захлебнутся в собственной подозрительности. По второму кругу допросы шли выборочно. Количество допрашиваемых за день оказалось снижено примерно втрое, зато интенсивность допросов значительно возросла.
Под действием нейролептиков многие рассказывали о своих грехах, и на гарнизонной гауптвахте оставалось все меньше свободных мест. Трое умерло от передозировки, когда безопасники сочли, что допрашиваемые не все сказали после первого укола. Один из молодых офицеров застрелился перед повторным допросом. Казалось, что это снимет с остальных все подозрения, но особисты не успокоились.
К вечеру Ника предупредили, что на следующий день, с утра, пятеро его солдат должны явиться в особый отдел. Как раз те пятеро, которые были с ним около ТОГО броневика. Самому Степу приказали прибыть в четырнадцать часов. Капитана одолевали скучные мысли и вечером, в постели, Лу спросила его : ,, Ты где, Ник ? " ,, В раю ", - моментально ответил Степ. Армейская служба научила его врать не задумываясь. Лу обиженно засопела и отвернулась к стене.
Все ворота были закрыты до особого распоряжения, и выехать с базы не представлялось возможным. Конечно, ворота можно выбить броневиком, но далеко ли он уйдет под огнем артиллерии и штурмовиков ?
Его солдаты вернулись только перед обедом. Степ осмотрел их. У парней оказался скучный и разбитый вид. Один из них старательно отводил глаза. Конечно, это наводило на мысль о предательстве, но Ник оказался далек от того, чтобы упрекнуть солдата. Если на допросе он сболтнул лишнее, то особисты его строго предупредили, что Степ не должен об этом узнать. Возможно, этот отвод глаз - единственный способ, оставшийся солдату, чтобы предупредить своего командира. Идти на большее ему явно не имело смысла. Оба они находились в захлопнутой мышеловке, и даже очень откровенное сообщение ничем не могло помочь Нику.
Степ уже давно не боялся удара по лицу, но был совершенно уверен, что перед нейролептиком ему не устоять, а на этот раз особисты не будут с ним церемониться...
Приближался час обеда. Бежали минуты, и у капитана оставалось не так много времени, чтобы тратить его на еду. Он зашел в ротную канцелярию и извлек из сейфа заранее приготовленные бумаги. Потом пришел в свой номер и переоделся. Боевая форма с виду почти не отличалась от повседневной, но вполне защищала от мелких осколков и пуль на излете.
Перед тем, как последний раз в жизни закрыть дверь своей комнаты, Ник остановился и оглянулся. С большой цветной фотографии над его кроватью на него глядели три маленьких пушистых котенка. Ник в последний раз посмотрел на их трогательные, симпатичные мордочки и закрыл дверь.
Он шел по коридору, а следом, за спиной, шли холод и пустота. Эта пустота сжирала все : его мечту о майорских погонах, его счет в банке и будущую благополучную гражданскую жизнь. А холод ледяной стеной отгораживал Ника: от этой уютной комнаты, от Лу, от Хартли, от всех тех, кто еще час назад были его товарищами по оружию.
Козырнув дежурному, капитан вышел на улицу. Ярко светило солнце, но ему не было жарко даже в форме из нескольких слоев сверхпрочной ткани. С карманами, чуть оттопыренными от мелкой поклажи, он зашел в отделение связи и попросил два бланка. Конечно, по завещанию его деньги должны перейти к старшему брату, но могло случиться всякое, и Ник решил на всякий случай перевести свой счет на его имя. Перед вторым бланком он пару минут помедлил, хотя текст своей телеграммы отцу обдумывал уже два дня : ,, Что бы вам не сообщили, помните, я жив ".
Девушки за стойками вопросительно вскинули брови, когда Ник подал им заполненные бланки. Ежедневные рапорты должны быть ими написаны в конце дня, а лечь на стол начальника соответствующего отдела госбезопасности они могут только на следующее утро.
Вообще-то, связистки могли сообщить сразу, но реальную опасность это представляло только в том случае, если дежурит офицер уже знакомый с его личным делом. В основном, Ник надеялся, что девушки сначала выполнят свою работу, а уж потом будут звонить в особый отдел.
До назначенного срока оставалось полтора часа, и, пока они не пройдут, вряд ли кто-нибудь кинется его задерживать. Солдат не мог видеть так много, чтобы это стало основанием для немедленного ареста. Даже если у особистов возникли сильные подозрения, то в таких случаях они обычно не спешат, давая время ,,дозреть" своему клиенту.
Гл. 9
Никто, нигде и никогда не расскажет правду об этом дне. Тысячи человек дадут подписку, что ни при каких обстоятельствах не обмолвятся о произошедших событиях, а если проболтаются, то будут строго наказаны по особой статье, за нарушение военной и государственной тайны. Для контроля у госбезопасности везде есть уши.
Возможно, наиболее надежным доверят трепануться по пьянке, как один никудышный офицер за большие деньги, полученные им от самой враждебной из разведок, попытался навредить великой армии и был немедленно обезврежен. Также назовут найденную при нем конкретную сумму, причем очень значительную. Никто не скажет правду. А может, так даже и лучше. Мало кому известна вся правда, а когда она недосказана, это часто бывает похуже лжи.
Он знал, что еще до заката армия вычеркнет его из своих рядов. Ник был уверен, что вне зависимости от того, доживет он до вечера или нет, через пару дней почтальон принесет его старикам извещение на стандартном бланке : ,, Ваш сын, капитан Николас Степ, погиб при исполнении ", и далее... гордые и красивые слова, которых никто никогда не читал... Это было больнее, чем гвозди в ладонь, но он не кричал.
Сейчас для него это оказалось больнее всего и страшнее, чем сама смерть, хоть Ник и старался не думать об этом. Конечно, лучше бы он подумал, когда подавал заявление в военное училище. Но тогда все представлялось совсем иначе, а старики были покрепче, и случись ему погибнуть, наверняка пережили бы это гораздо легче.
Ник вышел из прохлады узла связи на полуденное солнце, достал из кармана бумажку, густо исписанную мелкими цифрами и посмотрел на часы. Сбоку, на свободном месте, он добавил несколько цифр, потом, чтобы лучше запомнить, прочитал их два раза.
Все выходы с базы были наглухо перекрыты, и другой на его месте застрелился бы прямо здесь, на крыльце узла связи. Но в этот день Ник не собирался стреляться. Да, это было и ни к чему. Если у него не получится, то дырок в нем и так окажется вполне достаточно. Ник не собирался стреляться. Он слишком много времени потратил на то, чтобы приучить себя хвататься за любой шанс остаться в живых и не думать о самоубийстве в момент реальной опасности.
Конечно, по итогам этого дня во многие дома должны прийти казенные извещения. На некоторых из них, вместо ,, погиб при исполнении ", будет ,, геройски погиб ", но Ник не испытывал по этому поводу особой ревности, хотя знал, что станет главным героем этого дня.
Обычно он убивал людей согласно приказа, либо обороняясь. Теперь ему приходилось искать какое-то оправдание. Ник успокоил себя тем, что не просто спасает свою жизнь, но заодно делает хорошее дело, пусть не для ханурян, так хоть для жителей этой планеты. Похоже, что в этот день он действительно окажет им братскую помощь... Нужные слова сами всплыли в его памяти: ,, Ибо на все воля Всевышнего, ибо я - карающая десница божья, разящий меч господень ! "
Ник часто думал о том, как погиб Хакер. Скорее всего, безопасники остановили его просто взмахом руки, а он постеснялся стрелять по своим. Возможно, в запасе у них имелась пара вертолетов с противотанковыми ракетами. Но все же, на месте Хакера, Ник отдал бы свою жизнь гораздо дороже. Да и после попадания в броневик противотанковых ракет, потрошить бы было уже некого...
Простояв десять минут около дороги, он сел в рейсовый автобус, идущий до завода синтетического горючего. Проехав три остановки, Ник вышел около учебного корпуса авиабазы. Все вылеты были отменены и на аэродроме проводился очередной ,,парковый день". Под навесом, около дверей здания, стоял сатуратор. Остановившись, Ник неторопливо выпил два стакана холодной газированной воды, искоса поглядывая на дремлющих в курилке солдат. Центральная заправка была пустынной, учебный корпус, судя по всему - тоже...
,, Сейчас все начнется ! Сейчас, сейчас ! Четыре, три, два, один... Вперед ! " Ник медленно поставил пустой стакан и неспешно двинулся к дежурному тягачу. Окна кабины были открыты, на сиденье дремал молоденький паренек. Ник взялся за ручку правой дверки : ,, Да помолимся господу, ибо верим в дьявола, ибо глупость - мать греха, а ум - его отец... Аминь !"
Капитан открыл кабину и сел рядом с водителем. Он посмотрел на приборную панель. Ключ в замке ! ,, Что Вы хотели, сэр ? " - спросил солдат. Ник резко ударил его по горлу ребром ладони и, схватив за шиворот, рывком бросил на пол кабины : ,, Прости сынок ! " Ноги паренька дергались, мешая нажимать на педали, и Степ с трудом выехал на рулежную полосу.
Скорость движения по аэродрому была строго ограничена. Стрелка спидометра застыла на сорока, а Нику казалось, что тягач ползет медленнее пешехода.