Слабый солнечный свет касался верхнего края безымянной западной долины, куда забрела Бриксия. Девушка находилась достаточно далеко от разоренных земель на востоке, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности — впрочем, забывать об осторожности все равно нельзя было ни на минуту. Присев на корточки, девушка хмуро взглянула на далекие облака на востоке — предвестники плохой погоды. Она водила лезвием своего ножа по оселку, с беспокойством разглядывая тонкую стальную полоску. Ее уже слишком много раз затачивали, а нож, хотя и был скован из хорошей стали, но скован очень давно — в прошлом, которое девушка даже не пыталась припомнить. Она знала, что ей нужно быть очень осторожной, иначе эта тонкая металлическая полоска лопнет, и она останется без оружия, без инструмента — без всего.
Руки у девушки были загорелыми и покрытыми шрамами. Ногти на пальцах обломались, под ними скопилась грязь, и она даже песком не могла оттереть ее. Теперь и вспомнить-то было трудно о том, что когда-то она держала веретено или челнок ткацкого станка, тонкой иглой вышивала на кусках плотной ткани разноцветные картины, которые должны были повесить на стенах крепости. Так жила другая девушка, нежная и оберегаемая, жила в Высшем Халлаке до того, как в ее мир пришли захватчики. Эта девушка умерла когда-то, в том длинном коридоре времени, который уходит назад и конец которого вспоминается с трудом.
Со времен бегства из осажденной врагами крепости, много лет бывшей ее любимым домом, Бриксия стала крепкой и выносливой, как металл, который теперь держит в руке. Она узнала, что время — это всего только один день, от рассвета и до того момента, когда удастся найти убежище в надвигающихся сумерках. Никаких пиров, никаких различий между месяцами — только сезоны жары и сезоны холода, когда промерзают даже кости; в такие периоды она кашляла и боялась, что больше никогда не согреется.
Никакой лишней плоти на ее теле не осталось, нынче она была тонкой и крепкой, как тетива лука. И — по-своему — почти такой же смертельно опасной. То, что когда-то она надевала одежды из мягких тканей, носила ожерелье из янтаря и золотые кольца на пальцах, казалось теперь сном, тревожным сном.
Она перебиралась с места на место в страхе, пока страх не сросся с ней, и если бы он вдруг исчез, она почувствовала бы себя обнаженной и потерянной. Бывали времена, когда, где-нибудь в пещере или под деревом, она готова была закрыть глаза, сдаться, отказаться от своего упрямого стремления выжить и принять смерть, которая постоянно шла по ее следу, как охотник за раненым оленем.
Но в ней сохранялась решимость, наследие ее рода. Разве не текла в ее жилах кровь Торгуса? Во всех долинах Высшего Халлака была известна Песнь о Торгусе и о его победе над силами Камня Ллана. Род Торгуса, может быть, не был богат землями и драгоценностями, но его дух и сила всегда оставались высокими.
Девушка отвела рукой прядь выгоревших на солнце волос, неровно подрезанных на шее. Не для бродяги по пустынным краям переплетенные золотом косы девицы из крепости. Продолжая точить нож, Бриксия негромко напевала Вызов Ллана, так негромко, что даже сама едва различала звуки. Но здесь и слушать-то было некому — она тщательно обыскала все это место вскоре после рассвета. Разве посчитать слушателем птицу с черным хохолком, которая угрожающе крикнула с вершины ближайшего изогнутого постоянными ветрами дерева.
— Так, так… — Она проверила остроту лезвия на прядке волос, упавшей на глаза. Заточенная сталь легко перерезала прядку, в пальцах осталось несколько волосков. Девушка выпустила их, и ветер подхватил и унес. И тут Бриксия снова ощутила страх. Местность была совершенно ей незнакома, лучше было, наверное, закопать эту часть себя. Есть старые предания о том, что силы, о которых мало что известно людям, могут использовать волосы, ногти, слюну для злого волшебства. Впрочем, подумала она, тут некого бояться. Здесь, рядом с Пустыней, сохранились, конечно, следы тех, кто когда-то владел этой страной, — Древних. Они оставили каменные монолиты, странные места, которые приманивают к себе или отпугивают, — но все это были всего лишь следы давно исчезнувшей Силы Сил. Тех, кто владел ею, давно нет. Черная птица, словно отрицая это, снова громко крикнула.
— Эй, ты, черная! — Девушка перестала напевать и взглянула на птицу. — Не будь так смела. Хочешь сразиться с Утой? — И она испустила негромкий, но резкий свист.
Птица закричала, словно знала, кого призывает девушка. Потом снялась с ветки и полетела низко над землей.
Из зеленой травы (здесь не было овец, чтобы ощипывать ее) поднялась пушистая голова. Растянув губы, кошка зашипела, глаза ее раздраженно следили за улетающей птицей, которая, последний раз хрипло крикнув, исчезла.
С достоинством, присущим ее племени, кошка неторопливо направилась к Бриксии. Девушка приветственно протянула ладонь. Они уже давно бродят и спят вместе, и девушка была польщена тем, что Ута выбрала ее в спутники во время этих бесцельных блужданий.
— Как охота? — спросила она кошку, которая села на расстоянии вытянутой руки от нее и принялась облизываться. — Или теперь, когда отсюда ушли люди и нечего красть, ушли и крысы? — Только с Утой и могла поговорить Бриксия во время своих одиноких странствий.
Усевшись поудобнее, Бриксия принялась рассматривать развалины внизу. Судя по этим руинам, когда-то здесь была хорошо возделанная долина. Укрепленное главное здание с примыкающей защитной башней когда-то, наверное, выглядело весьма внушительно; впрочем, теперь на нем не было крыши, а обгоревшие стены местами обрушились. Девушка насчитала также не менее двадцати крестьянских домов, хотя от них остались только фундаменты без стен; среди разрушенных домов высилась огромная груда обломков, — возможно, тут был постоялый двор. Дома располагались вдоль дороги. Бриксия предположила, что дорога уходит к ближайшему речному порту. И все торговцы, направлявшиеся в верхние долины, должны были проходить здесь. И еще странные люди, которых никто не выносит, — они постоянно бродят по Пустыне, разыскивают следы Древних; эти могли найти здесь хорошее место для продажи своих находок.
Девушка не знала, как местные жители называли это свое поселение. И могла только догадываться, отчего оно опустело. Захватчики, разорившие во время войны Высший Халлак, не могли забраться так далеко вглубь. Но война неизбежно порождала зло, и оно растекалось вокруг, не обращая внимания на расстояние.
Когда войска Дейла ушли, чтобы сразиться с захватчиками, свободно почувствовали себя двуногие Волки — разбойники из Пустыни. Они грабили и убивали всех подряд. Бриксия не сомневалась, что если бы она порылась в развалинах, то смогла бы понять, как именно погибло селение. И конечно, потом его разграбили, даже руины, наверно, не раз прочесывались. Она ведь не единственная бродит в безлюдьи. Но все же девушка надеялась, что хоть что-нибудь полезное осталось там, внизу, — пусть даже треснувшая чашка.
Бриксия провела руками по бедрам, с беспокойством заметив, что ткань брюк так износилась, что на колене просвечивает тело. Длинное платье она бросила в самом начале бегства. Держа нож в руке, девушка потянулась к другому своему оружию — крепкому охотничьему копью. Его наконечник она тоже недавно заточила и хорошо знала, как им пользоваться.
Мешок она решила оставить здесь, в зарослях. Задерживаться в развалинах долго ей не придется. Может, она вообще зря потратит на них время. Но попытаться стоило. Если тут живет кто-то покрупнее крыс или луговых прыгунов, Ута предупредит ее, а там все-таки можно что-нибудь найти. Ведь свое копье она нашла в такой же сожженной крепости.
Хотя долина, насколько она могла судить, была пустынна, Бриксия двигалась осторожно. В неведомой местности всегда можно ожидать неприятных сюрпризов. Последние три года научили ее, что между жизнью и смертью бывает иной раз очень короткое расстояние.
Бриксия постаралась забыть о прошлом. Воспоминания о нем ослабляют дух. Жить — значит помнить только о сегодняшнем дне. Девушка знала, что может поздравить себя с тем, что дожила до этого дня и благополучно добралась до этого места. И неважно, что когда-то такая же крепость была ее домом, что на худом, мускулистом теперь теле когда-то были одежды из мягкой шерсти, тщательно выделанной и покрашенной. Ту одежду, что была сейчас надета на ней, Бриксия раздобыла в странствиях…
Брюки, изношенные и истончившиеся, из грубого жесткого материала, куртка из шкур прыгунов, выделанных и сшитых ее собственными руками, рубашку она нашла в сумке мертвого жителя Долин, попавшего в разбойничью засаду. Воин прихватил с собой своих врагов. И она считала, что рубашка — это дар ей от того храброго человека. Она шла босиком, хотя в мешке лежали сандалии с деревянными подметками, — но сандалии следовало поберечь для плохой дороги. Подошвы Бриксии загрубели, ногти на пальцах ног обломались.
Волосы перепутались, потому что расчесывала она их только пальцами. Когда-то они были цвета самого крепкого яблочного эля и блестящими, она заплетала их в косы. Теперь, выгоревшие на солнце, ее волосы больше походили на увядшую осеннюю траву. Но Бриксия больше ничем не гордилась в себе, только силой и способностью выжить.
Перебегая от одного укрытия в кустах к другому, все время напряженно ожидая сигнала тревоги, какой могут подать глаза, уши или нос, Бриксия бегло подумала, что Уте теперь гораздо больше подходит слово «госпожа». Для домашней кошки она слишком велика. И, возможно, она никогда не грелась у разведенного человеком огня и с самого рождения была дикой. Тем более странным казался ее союз с Бриксией.
Примерно год назад Бриксия проснулась после беспокойного ночного сна (календаря у нее не было, поэтому точного времени она не могла назвать) и увидела, что у ее костра сидит Ута; глаза кошки светились, как большие красноватые монеты. Бриксия тогда ночевала в одном из заросших мхом, лишенных крыши зданий, оставленных Древними. Она очень скоро обнаружила, что другие бродяги, которых следовало опасаться, избегали таких развалин. Но там никакой опасности не было — ведь это были всего лишь старые-престарые стены, постепенно уходившие в землю.
Сначала Бриксия слегка опасалась Уты. Но, если не считать пристального немигающего взгляда — кошка словно оценивала ее, — ничего примечательного в Уте не было. Темно-серая шерсть кошки на голове, лапах и хвосте была еще темнее, а на солнце отсвечивала синевой. Шерсть была густой и мягкой, как драгоценные ткани, которые когда-то привозили заморские торговцы, — задолго до того, как война с захватчиками перевернула вверх дном всю жизнь в долинах с востока до запада, разбила эту жизнь на осколки, и никто из выживших уже не мог их собрать и склеить.
Глаза на темной мордочке Уты странно меняли цвет — иногда они были синими, иногда зелеными, но по ночам в них всегда мелькала красноватая искра. И в этих глазах светилось знание.
Иногда, когда они бывали обращены к девушке, Бриксия чувствовала себя неуютно, как при первой их встрече, — словно в этих суженных зрачках скрывался разум, сравнимый с ее собственным, и этот разум изучал ее и оценивал.
Девушка и кошка вместе, от куста к кусту, пробрались к заросшим развалинам того, что когда-то, по мнению Бриксии, было гостиницей. От нее остались только две стены, обожженные и обрушившиеся, едва по плечо девушке. В земле нашлось отверстие, ведущее в погреб, но оно было почти забито сором. Рыться здесь не было никакого смысла.
Нет, лучше посмотреть в доме лорда, решила Бриксия. Хотя, конечно, этот дом и разграбили в первую очередь. Но если огонь охватил все до того, как грабители закончили свое дело…
Бриксия подняла голову. Ноздри ее расширились, ловя запахи. Давно живя в диких краях, она, как животные, полагалась на чувства, и, хотя сама этого не осознавала и вообще не думала ни о чем подобном, обоняние ее сильно обострилось от постоянной тренировки.
Да! Горящее дерево!
Она опустилась на четвереньки, с осторожностью опытного охотника проползла до края гостиницы, отыскивая просвет в густых зарослях. Наконец, легла на землю, осторожно подтянула к себе копье, приподняла нависшие низко ветви, чтобы расширить обзор.
Огонь в такое время года, когда нет гроз и молний, может означать только человеческий лагерь. А в этих краях лагерь — это разбойники. Впрочем, сюда вполне могли вернуться и прежние жители — посмотреть, нельзя ли что-то еще спасти. Девушка обдумала такую возможность и не стала полностью отвергать ее.
Но даже вернувшиеся жители деревни могли оказаться ее врагами. Достаточно им ее увидеть, и она превратится в преследуемую добычу. Оборванная, она ничем не отличалась от разбойников, разграбивших это место. Ее нетрудно принять за разведчика другой банды.
Внимательно оглядев все, Бриксия не обнаружила никаких признаков лагеря. Дом слишком разрушен, решила она, чтобы служить убежищем. Но башня сохранилась, и хотя ее окна лишились ставен и были открыты ветру и дождю, все же в целом она выглядела неплохо.
Тот, кто остановился здесь, должен был находиться в башне. И не успела девушка подумать об этом, как заметила движение у входа в башню — кто-то вышел наружу. Бриксия застыла.
Это был невысокий юноша, почти мальчик, с такой же растрепанной, как у Бриксии, головой. Но одежда на нем была хорошая, крепкая. Темно-зеленые брюки, сапоги, кожаная куртка с нашитыми металлическими кольцами, с рукавами до запястий. Пояс, в ножнах меч с простой рукоятью.
Бриксия увидела, как он откинул голову, положил пальцы в рот и свистнул. Ута шевельнулась и, прежде чем Бриксия успела остановить ее, выбежала из укрытия и, высоко задрав хвост, пошла к башне. Но не она одна ответила на призыв. Из-за башни вышла лошадь и подошла к юноше, опустила голову и потянулась к его груди, а он ласково погладил ее.
Ута подошла к юноше, села и уложила хвост на лапы; Бриксия была уверена, что кошка разглядывала незнакомца так же оценивающе, как нередко смотрела и на нее. Уход кошки вызвал у нее раздражение. До сих пор Ута была ее единственным спутником, и Бриксия привыкла думать о ней, как о товарище. Но сейчас кошка ушла от нее к незнакомцу.
Девушка нахмурилась. Ей тут нечего было делать, возможности поискать что-нибудь полезное не предвиделось. Если что и осталось, найдут без нее. Лучше всего было бы как можно быстрее уйти, предоставив Уту ее судьбе. Похоже, кошка не возражала против того, чтобы сменить свою привязанность.
Юноша взглянул на кошку. Отпустил лошадь, опустился на колено, протянул руку.
— Красавица… — сказал он с акцентом Верхних Долин, и его слова поразили девушку. Давно она не слышала никакого голоса, кроме своего собственного.
— Иди сюда… госпожа…
— Яртар?
Бриксия видела, как юноша вздрогнул и оглянулся через плечо на открытую дверь башни.
— Яртар… — Другой голос звучал низко, и было в нем что-то… Бриксия оперлась подбородком о руку, даже дыхание затаила.
По крайней мере двое. Лучше пока не шевелиться. Хотя она была уверена, что сумеет уйти незаметно.
Мальчик встал, ушел в башню. Лошадь махнула головой и направилась к густым зарослям травы. Но Ута тоже пошла ко входу в башню.
Бриксия рассердилась. У них так много всего: одежда, меч, лошадь, а у нее ничего, кроме Уты. А теперь даже кошку она может потерять. Пора уходить. Но она продолжала лежать на месте.