112152.fb2
Остановиться здесь она не могла. Ей нужно было общество — любое общество, лишь бы избавиться от странного чувства, что она оказалась во власти неизвестного. Время от времени Бриксия останавливалась и прислушивалась — и обнаружила, что в долине нет обычных успокаивающих ночных звуков. Не жужжали насекомые, не кричали птицы — царила полная тишина, так что собственное дыхание казалось Бриксии очень громким, а скрип копья о камень звучал, как призыв боевого рога.
Бриксия старалась подавить свое воображение. Неправда, что она идет в толпе невидимых существ! Ничто не движется, кроме нее самой. Вздрагивая, но не от ночной прохлады, Бриксия прислонилась к камню высотой ей по плечо.
Пальцы коснулись выпуклости, впадины… Она повернула голову. Лицо!..
Какое волшебство позволило этой грубой резьбе выделиться, стать видимой в темноте, она не могла догадаться. Как будто ее прикосновение пробудило искру жизни в самом камне.
Лицо?.. Нет, ничего даже отдаленно человеческого не было в этой каменной маске. На Бриксию уставились огромные круглые глаза, и в каждом светилась искорка, точка зеленовато-белого цвета. Рот и нос были намечены лишь слегка, с каким-то дьявольски реалистическим искусством, широкий рот-пасть чуть приоткрылся, показав концы острых, длинных клыков.
Остальное… Бриксия, преодолев первый испуг и изумление, заставила себя смотреть… Она не позволит запугать себя… Остальное — всего лишь линии в камне… ничего больше… только глаза и рот. Наверное, тот, кто это сделал, рассчитывал на воображение зрителя, оно должно было восполнить недостающее. Стыдясь, что на нее подействовала эта уловка, Бриксия ударила копьем по камню и быстро пошла вперед, не обращая внимания на боль в ногах. Она не оглядывалась, не смотрела по сторонам, но ощущение, что за ней следят исподтишка, не оставляло ее.
Бриксия больше не сомневалась, что находится в одном из мест Древних. И это такое место, думала она, где вторжение людей не приветствуется. Это не убежище, как то место, куда ее привела Куниггод. Напротив. Тут, скорее, таилась угроза ее племени.
Узкая долина, насколько она могла судить, перешла в более широкую равнину. Девушка снова начала колебаться. Идти вперед ночью без проводника, наверное, глупо. Даже если те, кого она преследовала, и дальше шли втроем, — она все равно не видела никаких следов после спуска с лестницы. Но теперь по крайней мере жесткий гравий под ногами перемежался полосками травы.
Переходя от одной такой полоски к другой, девушка больше не могла двигаться по прямой, зато это избавляло ее ноги от дальнейшей пытки. А впереди… неужели эти двое настолько неосторожны, что разожгут костер? Здесь, на открытой местности, они только привлекут к себе внимание всех, кто бродит в ночи.
Пустыня всегда считалась злым местом, ходили слухи о чуждой жизни, которую можно было там встретить. Зловещая пустота образовывала западную границу Долин, и там жили только разбойники и те странные и неприятные люди, которых больше всего интересовали следы Древних. К Пустыне лорды Долин обратились в прошлом году за помощью в борьбе с захватчиками. И помощь пришла: Всадники-Оборотни, не люди, а страшное сочетание человека и дикого зверя. Об этом Бриксии рассказывали те немногие встречные, к которым она решалась подойти, чтобы выменять на шкуру прыгуна пригоршню соли.
За последние два года своих скитаний она не раз приближалась к Пустыне. Главным образом потому, что между нею и убежищами, которые она могла отыскать дальше на востоке, по-прежнему находились многочисленные враги. Она следила за отрядами разбойников, выходившими из Пустыни или скрывавшимися в ней. Но в глубь Пустыни никогда не уходила.
Можно было ожидать, что лорд Марбон, с его поврежденным разумом, решится на это. Но что она должна идти за ним… Бриксия присела на полоске травы, растирая ноги, широко раскрыв глаза, настороженно приглядываясь и прислушиваясь… Во тьме ничего не было видно, но теперь она слышала обычные звуки ночи, здесь не было той пугающей тишины, что царила в долине.
Девушка высоко подняла голову… Ноздрей ее коснулся аромат, прямая противоположность грязному запаху узкой верхней тропы. Сладкий, свежий… она подумала о луговой траве ранним утром, о паутине на покрытых росой травинках, о цветах, раскрывающихся навстречу дню. Сад… раннее утро… цветы раскрылись, их можно сорвать и высушить, чтобы потом освежать ими постель и белье…
Не сознавая, что делает, Бриксия снова встала, двинулась в ночь, привлеченная ароматом, который становился все сильнее. И подошла к подножию дерева… Его ветви были странно изогнуты, и на них не было листьев. Но зато ветви сплошь покрывали белые цветы. И над каждым цветком, как маленькая свеча, — язычок пламени.
Бриксия подняла руку, но не решилась коснуться ветви или цветка. Долго стояла в удивлении и благоговении, но внезапно пришла в себя от резкого хрипа.
Девушка оглянулась, держа копье наготове. В слабом свете цветков она увидела тех, что окружали ее. Они были невелики, но когда поняли, что она их заметила, подняли громкий шум. Да, это были маленькие существа, но они вызывали ужас.
Если бы жаба встала на задние лапы, если бы в ее выпуклых глазах засветился злой разум, а в пасти появились клыки — она стала бы похожей на этих квакающих существ. Кожу жабо-образных созданий покрывали пучки жестких волос… волос… или тонких щупалец. В углах пасти и над глазами эти щупальца были длиннее. И они непрерывно двигались, словно обладали собственной жизнью.
Бриксия прижалась спиной к стволу дерева. Но существа не стали приближаться к ней, как она того ожидала. В том, что цель у них самая недобрая, девушка не сомневалась. Сознание ее уловило холодную ненависть ко всему, что представляет она и чего нет у них. Однако существа не напали открыто, они закружились у дерева, идя одно за другим, — и это выглядело как ужасающая пародия на хоровод, какие бывают на пирах.
Теперь они молчали, но каждое, проходя мимо девушки, смотрело в ее сторону, и в каждом взгляде она читала злобу и нечестивое желание. Бриксия обошла вокруг ствола, продолжая касаться его плечами, проверяя, плотно ли она окружена.
Девушка не догадывалась, что им нужно. Но она понимала, что в их танце есть какой-то смысл. Она вспомнила некоторые рассказы Куниггод. Можно наложить заклятие, повторяя ритуальные слова или движения. Может, именно это и происходит сейчас?
Если это так… она должна прервать их танец, прежде чем колдовство завершится. Но как это сделать?
Держа копье наготове, Бриксия оторвалась от ствола и устремилась к ближним тварям. Существа отступили, но ненамного, лишь бы она не достала их копьем, — однако все так же окружали ее. Бриксия ощущала в них удовлетворенность и злорадство. Она была уверена, что они ее не боятся и будут продолжать прыгать, пока не добьются своего.
Если она разорвет их круг, перепрыгнет через него или разгонит копьем, освободится ли она по-настоящему? Уйти от света, который дают цветы дерева, значило погрузиться в полную тьму в незнакомой местности, где на нее смогут беспрепятственно охотиться неведомые твари.
Бриксия снова попятилась под защиту ветвей и стоячих огоньков. Она видела, что с каждым оборотом круг танцоров слегка сужается. Скоро придется принять решение и что-то делать. Либо вырваться, либо остаться у дерева и посмотреть, что произойдет. Обычно Бриксия не страдала нерешительностью, но раньше ей не приходилось встречаться с врагом, таким чуждым человеку внешне.
Под деревом она ощущала себя в безопасности. Но это могло быть простой иллюзией. Бриксия коснулась ладонью коры и вздрогнула. Как будто притронулась к теплому телу. И в момент прикосновения в ее сознание словно проникло нечто… На самом ли деле это произошло? Или это снова всего лишь ее воображение… может, рожденное колдовством уродливых существ?
Был только один способ проверить. Прислонив копье к изгибу руки, Бриксия другой рукой осторожно потянула ветвь прямо над головой. И вспомнила слова, которые произносила Куниггод, когда собирала целебные растения. Она говорила это каждой траве, каждому кусту, прежде чем сорвать с них листок или цветок. Куниггод твердо верила, что у растений есть душа, и сборщик трав должен помнить об этом.
— Подари мне малую часть твоего изобилия, зеленая сестра. Ты так богата плодами своего тела! Красота и сладость принадлежат тебе, и только то, что ты дашь добровольно, я возьму — на пользу людям.
Девушка накрыла руками цветок. Свет, истекавший от лепестков, омыл загрубевшую, обветренную кожу Бриксии, и она заблестела, как жемчуг. Девушке не понадобилось прилагать усилий, чтобы сорвать чудесный цветок с ветви. Нет, он сам упал ей в руки.
Она долго стояла в нерешительности, забыв даже о танце жабоподобных существ, ожидая, что чудо, отделившись от ветви, поблекнет, утратит сияние. Но ничего подобного не случилось, и девушку охватило спокойствие, ощущение единства с миром, правильности окружающего. Ничего подобного она не испытывала с того самого утра, как проснулась в месте Древних.
Она снова обратилась к дереву — может, не к дереву, а к тому невидимому существу, что жило в дереве, незаметное и неощутимое.
— Благодарю тебя, зеленая сестра. Твой добровольный дар — мое сокровище.
Двигаясь словно во сне, Бриксия выпустила копье, оставшись, по человеческим представлениям, совершенно беззащитной. Держа цветок в руке, она вышла из-под кроны дерева к жабьему кругу, который к этому моменту сузился и почти дошел до того места, над которым нависали ветви. Двинулась к дергающимся фигурам, чей танец стал еще быстрее, шла уверенно, крепко держа цветок. И вместе с ней двигалось облачко аромата.
Послышалась квакающая речь, жаба перед ней застыла. Ее широкая пасть раскрылась, оттуда полились бессмысленные звуки — может, неведомые человеку слова. Бриксия вытянула руку. Свет цветка пробивался меж пальцев.
Жаба отступила, гневно крича. Только мгновение она вызывающе смотрела на девушку. Потом повернулась и, по-прежнему крича громко и возмущенно, исчезла во тьме. Те, что танцевали рядом с ней, тоже отступили — неторопливо, оборачиваясь, рыча и болтая, неуклюже шевеля лапами. И хотя в лапах у них не было никакого оружия, они явно угрожали Бриксии.
Но цветок установил между ними и девушкой стену, не яркую, но и не тускнеющую. Существа попятились еще дальше. Бриксия не пыталась преследовать их, не выходила за пределы кроны дерева. Она знала — неизвестно, откуда, — что древесный навес представляет собой преграду, дает ей убежище.
Существа попытались снова начать танец. Но хотя они и квакали, и болтали, ни одно не приблизилось к тому месту, где стояла Бриксия с цветком в руке. И наконец, они повернули и ускакали в темноту. Однако они не окончательно покинули поле битвы: вернувшись к дереву и сев у ствола, Бриксия слышала их кваканье, болтовню в темноте и догадывалась, что находится в осаде.
Хотелось есть и пить. Снова вспомнила о мешке, который оставила в долине в начале этого приключения. Вздохнула от своей глупости. Но голод и жажда были не острыми, они затрагивали только часть ее, они как бы отделились от той личности, что сидела под деревом, держа цветок, лепестки которого были словно вырезаны из нежного и живого драгоценного камня.
Бриксия глубже вдохнула аромат цветка. Не вполне сознавая, что делает, повернулась к стволу. Осторожно положила цветок на землю, наклонилась, обняла ствол, прижалась к гладкой коре ртом. Язык ее коснулся коры и пробежал по ее поверхности. И хоть язык ее совсем не напоминал когти Уты, девушке показалось, что он разорвал кору. Она ощутила влагу. Из дерева потек сок, и Бриксия лизнула его.
Бриксия не могла бы определить вкуса этой влаги — она была не сладкая и не кислая, и девушка продолжала лизать кору. Глотала, сосала, снова глотала.
Исчезли жажда и голод. Бриксия ожила. Она перестала слышать бормотание жаб. Подняла голову, весело рассмеялась.
— Ты и вправду Зеленая Мать! Ты можешь любого насытить своим молоком! Благодарю тебя, госпожа цветов! Ах… как мне отблагодарить тебя?
Она ощутила печаль. Такую печаль ощущаешь, заглядывая через дверь в дом, полный радости, но не смея войти туда. Больше никогда Бриксия не позволит порочить волшебство (а что это, как не волшебство?) в своем присутствии. Девушка снова прислонилась к дереву, прижалась губами к коре, — не ища больше насыщения, а просто радуясь и удивляясь.
Потом легла, свернувшись, положив рядом с лицом цветок, забыв о своем копье. И уснула, чувствуя себя в полной безопасности.
Бриксия проснулась, спокойная и счастливая. Солнце уже поднялось высоко и посылало свои золотые пальцы в Пустыню. Девушка сонно огляделась, испытывая странное удовлетворение от зрелища скрестившихся над нею ветвей.
Цветы, бывшие ночью маленькими светильниками, теперь плотно закрылись прочной красно-коричневой кожицей. Ни один не увял, не упал с ветви. Слегка повернув голову, девушка увидела цветок, лежавший рядом с ней на земле, — он тоже закрылся, превратился в цилиндр, такой же жесткий и коричневый, как цветы на дереве.
Она не голодна, тело не болит. Напротив, она полна сил и бодрости. И…
Бриксия покачала головой. Неужели и днем продолжается сон? Даже закрыв глаза, она видела тропу. И ее наполняло нетерпение, желание идти дальше, к цели… которая пока была ей неведома.
Она подобрала плотно закрывшийся цветок, сунула его под рубашку, и он лег там, касаясь ее кожи. Встав, девушка повернулась к дереву и негромко сказала:
— Зеленая Мать, я недостаточно мудра, чтобы понять твое волшебство. Но я не сомневаюсь, что ты облегчила мне путь. И ради тебя я отныне буду внимательна ко всему растущему от корней, поднимающему ветви и листья к небу. Мы поистине живем одной жизнью — этот урок я никогда не забуду.